Страница 45 из 53
— Ага, — оживился я. — И как он? Все еще не готов сменить группу?
— Уже почти, — Бельфегор хитро улыбнулся. — Ему там Янчик на мозги капает, что, мол, с нами лучше не связываться, потому что мы выскочки, и все такое. А Макс же сам знаешь какой… Нерешительный. Но сейчас кажется, что он сам уже почву прощупывает, чтобы из «Пинкертонов» свалить.
— Почему это? — спросил я.
— Ну, ты же знаешь Ширли? — ухмыльнулся Бельфегор.
— Это девушка этого самого… Николауса? — с трудом вспомнил я. Мало-помалу запоминал главных действующих лиц новокиневского рок-клуба, особенно тех, кто находился в самом верхнем эшелоне. «Пинкертоны», в которых лабал на басухе Макс, были группой крепкой, практически профессиональной, часто выступали на городских праздниках. Благополучные такие рокеры, в общем. Пели неплохо, аранжировки у них отличные. Награду даже какую-то получали из рук партийного руководства. Как пример для подражания. А Ширли была музой их фронтмена. Не пела, не играла, просто все время терлась рядом. И ни одной фотки «Пинкертонов» без Ширли нигде вообще не было. Рыженькая такая, с хитрой лисьей мордочкой. Хорошенькая.
— Ага, — Бельфегор хихикнул. — В общем, как-то они напились все, и Макс с Ширли… Ну… Того. И все об этом уже знают, кроме Николауса. Он дрых пьяный, пока они в соседней комнате… Ну… Это.
— Случается, — хмыкнул я. — Ну и?
— Ну и вот! — всплеснул руками Бельфегор. — Кто-нибудь об этом Николаусу обязательно проболтается. И тогда…
— А как же фри-лав и вот это все? — ухмыльнулся я.
— Ну, знаешь… — нахмурился Бельфегор. — Николаус же не хиппи. И вообще ему уже под тридцать, взрослый дядя.
— Думаешь, турнет Максимку? — подмигнул я.
— Да стопудово! — заржал Бельфегор, потом торопливо зажал себе рот ладошкой и снова склонился ближе. Но все остальные были так увлечены мифотворчеством про Женю Банкина, что на нашу «санта-барбару» внимания не обратили. — Еще и пинка придаст для ускорения. Главное, чтобы его еще кто не успел переманить.
— Понял, побалакаю с ним еще разочек, — улыбнулся я.
— Только не говори, что знаешь про Ширли! — прошептал Бельфегор. — Он не знает, что я знаю!
— Ясно, — снова кивнул я. Это были хорошие новости. Басиста нам в группе и правда не хватало. А Макс — очень хороший басист. Еще и с очень хорошим папой. Так что…
По полу потянуло холодом, старое овощехранилище наполнилось множеством громких голосов. Народ начал активно подтягиваться, скоро можно было начинать наше прослушивание. Я уже даже заготовил вступительную речь. Специально такую, чтобы эту вот расслабленную атмосферу сохранить подольше.
Во всей этой атмосфере меня напрягало только одно. Что-то не так сегодня было с Евой. Она с самого начала, когда мы с Жаном ее встретили в фойе универа, была какая-то смурная и молчаливая. И сейчас тоже… В разговоре участие принимает, но с таким похоронным лицом. Я сначала думал, может с экзаменом фигня какая. Но сейчас, когда дверь открылась, она как-то так недовольно скривилась, что стало ясно, что какой-то серьезный разговор назревает. Обиделась? Или все-таки случилось что-то?
Так что вступительная речь немного подождет. Я встал и подошел к девушке.
Глава 23
— И что она? — спросил я, внимательно глядя в лицо Евы. На самом деле, от ее рассказа у меня прямо отлегло. Но облегченно махать рукой я не спешил. По лицу моей музы было видно, что для нее это все чертовски важно.
Дело было не в Еве, не в наших отношениях и не в отце. Проблема была у лучшей подруги. Которая замутила с преподом по археологии, еще с летней практики. Женатым преподом. А один из однокурсников это дело спалил и принялся эту подругу шантажировать. А у той любовь, понимаешь, девочка впечатлительная и эмоциональная.
— Плачет и сидит дома, — вздохнула Ева. — Ни на один из зачетов не явилась. А сегодня так вообще…
Она замолчала, сжала зубы и отвернулась.
— Давай уже, заканчивай… — я взял Еву за руку и легонько сжал ее пальцы.
— Да этот урод к ней заявился утром, — зло проговорила Ева. — И она теперь вообще говорит, что таблеток наглотается… Мне кажется, она не решится, конечно. Но что делать, я не знаю. Ее так из универа после сессии отчислят. А она все-таки моя лучшая подруга…
— Нда, дела, — протянул я и глянул в сторону толпы рокеров, тусящих вокруг собранной из паллет сцены. Чуть в сторонке обнимались Бельфегор с Лариской. Мордашка у сеструхи была счастливая и безмятежная. Но зато я кое-что вспомнил. Тоже про одного студента с не в меру болтливым языком… Имя которого она мне так и не сказала, но макнуть его башкой в сортир я пока так и не удосужился. А надо бы.
— А имя у этого шантажиста есть? — спросил я у Евы. — Или подруга не сказала?
— Егор Замятин, — сказала, как выплюнула. — Он ко мне тоже подкатывал на первом курсе. А теперь пытается Галю в постель уложить…
— Угрозами и шантажом? — хмыкнул я. — Отличный способ, фигли!
— Так по-другому ему все равно никто не даст, — скривилась Ева.
— Пожалуй, надо с ним встретиться, — сказал я. — И поболтать о хороших манерах.
— Бить не вариант, — вздохнула Ева. — Он в ментовку побежит, еще и проблемы потом будут…
— Бить? — хмыкнул я. — Да не, бить необязательно, можно больно и по-другому сделать…
— Слушай, ты иди уже, тебя же люди ждут! — Ева толкнула меня в бок.
— Ага, — я скользнул губами по ее щеке. — Я потом напомню, чтобы ты мне показала этого вашего… Товарища…
Я двинул к сцене, протолкался через толпу тусящих рокеров и запрыгнул наверх. Взял микрофон, глянул на Бельфегора, уже устроившегося за пультом. Подмигнул стоящей рядом Лариске. Бельфегор показал мне большой палец.
— Раз-раз… — сказал я в микрофон. — Всем здрасьте. Мы тут посовещались и решили, что никакого конкурса устраивать не будем…
— Уооооо! — разочарованно взвыли рокеры.
— … мы просто продлим концерт до последнего желающего выступать, — не обращая внимания на вой, продолжил я. — Но сейчас вам спеть все-таки придется. Потому что нам нужно протестировать аппаратуру и проводку. Чтобы если уж она сгорит, то пусть сделает это сегодня, успеем починить. Наверное. Кто готов забраться на эту сцену первым? Между прочим, это будет в каком-то смысле лишение девственности. Потому что это будет самая первая песня, которая вообще с нее прозвучит…
Пока народ осознавал информацию, которую я выдал, нашлись двое желающих, которые запрыгнули и с двух сторон подошли ко мне.
— Я бы предложил решить спор дракой, — ухмыльнулся я, но вам потом нужно еще играть и петь, так что предлагаю более мирный процесс урегулирования. Камень, ножницы, бумага. Ну что, готовы спорить, или кто-то из вас готов уступить место, как пенсионеру в трамвае?
Остальные музыканты начали раскачиваться. Послышались выкрики и хлопки. Двое кандидатов в «дефлораторы» сцены овощехранилища встали в воинственных позах друг напротив друга.
— Понял, даю отмашку! На счет три, — я поднял руку вверх. — Камень, ножницы, бумага, раз, два три!
— Давайте до трех побед! — предложил тот, кто выбросил ножницы против камня.
— Не-не-не, — замотал головой я. — Люди хотят слушать, как вы поете, а не как руками машете. Так что группа «Джунгли-хой» выступает, а «Тридцать третья» — готовится.
Я спрыгнул со сцены и подошел к Бельфегору, поздороваться с Ларисой.
— А круто ты придумал, — сказал Бельфегор.
— Честно говоря, мне это пришло в голову за пару минут до выхода на сцену, — сказал я. — Мы же не ограничены по времени, можем хоть до утра тут колбаситься. И зачем тогда кого-то выбирать?
— А если каких-нибудь обсосов на сцену выпустим? — скривился Астарот. Он пришел с кучей других рокеров, пока я общался с Евой. Вид он имел гордый, и рукой по-хозяйски так обнимал Надю. Которая сегодня опять была в черном платье и при мрачно-обильном макияже. «Стопудово, между ними ничего не было, — подумал я. — Надя явно выдала пару авансов и дала себя потрогать в разных местах, а потом сдала назад, но не особо, чтобы держать его на коротеньком поводке…»