Страница 32 из 53
Дело за малым — убедить по-быстрому Астарота, что это будет круто. Потому что внимать голосу разума он пока не хочет.
Ну что ж…
Каждый раз приходя на урок к Грише, я по-тихому надеялся, что произойдет некий загадочный прорыв, и непослушные пальцы по волшебству вспомнят, как они когда-то играли на гитаре. Ну, они же правда играли! Даже мозоли, защищающие подушечки пальцев от струн сохранились. Но увы. Учиться приходилось в полную силу. И хотя Гриша меня хвалил, я все равно не ощущал себя музыкантом ни на капельку. Бой получался каким-то неровным, переставлял аккорды я корявенько.
Сегодня чуда тоже не произошло. Получалось даже немного хуже, чем в прошлый раз, потому что голова моя была занята совсем не тем. В мозгу то и дело всплывали идеи роликов с толкиенутыми в главных ролях, мысли о том, что надо бы пообщаться с мамой Бельфегора на предмет аренды театральных костюмов, и всякие варианты эффектных локаций для съемок, которые бы позволили перенести действие клипов из не очень богатого дворцами и замками Новокиневска в некий сказочный мир меча и магии.
В конце концов, Гриша сдался и перестал добиваться от меня полной отдачи. Взял гитару сам и заиграл что-то нежное, с замысловатыми переливами и обещанием весны.
Но даже тут мой занятый новой идеей мозг немедленно представил, как гитара в руках моего инвалида-репетитора будет звучать в связке с грозным и гротескным «поливоксом». Прямо эльфы против орков какие-то получатся…
— О, камера! — сказала Люся, входя в комнату. — Велиал, ты снимаешь или просто решил нас напугать?
— Снимаю, — хохотнул я, медленно переводя объектив с жрущего бутер Бегемота на Люсю. — Хочешь рассказать какую-нибудь историю как послание грядущим поколениям?
— Вы бы хоть заранее предупреждали, что надо готовиться, — безмятежно покачала головой Ася и шагнула ближе. — А есть какие-нибудь требования? Ну, там, что можно делать, что нельзя? Ты для чего вообще снимаешь?
— Чтобы когда вы все станете мировыми знаменитостями, можно было эту кассету продать за миллион долларов, конечно, — отозвался я.
— Получается, что-то очень умное нужно говорить? — протянула Люся. — Не могут же мировые знаменитости чушь нести…
— Чушь продается дороже, — заявил я. — Тогда это будет компромат и скандал, люди такое любят. Ну давай уже, расскажите что-нибудь. А то вы каждый раз что-то задорное рассказываете, а я потом это вспомнить не могу. А так в записи останется.
— Слушай, что-то я с утра не в мозге, кажется, забыла где-то по-дороге, — Ася обняла Люсю и показала в камеру язык. — Зато Люська новый лифчик купила. Если из миллиона пообещаешь мне двести тысяч, то я задеру ей кофту.
— Двести штук? — отозвался я. — Да не вопрос! Обещаю!
Ася ухватила вязаную кофту Люси и натянула подруге на голову, демонстрируя черный кружевной лифчик на внушительных люсиных сиськах. Люся, кстати, даже не сопротивлялась.
— Ты скажи там, когда хватит, — глухо сказала она из-под кофты. — Чтобы зрители точно все рассмотрели.
— Эй, а можно к нам повернуться тоже? — возмутился Бегемот, стряхивая крошки со своей футболки. — А то как-то нечестно.
— А ты тоже заплатишь двести тысяч долларов? — язвительно полюбопытствовала Ася.
— Ася, откуда в тебе эта меркантильность⁈ — укоризненно покачал головой Астарот. — Искусство должно принадлежать народу!
— Неть! — Ася быстро вернула кофту Люси в нормальное положение и расправила многочисленные нитки бисерных бус. — Я уже настроилась на кучу денег!
— И что ты будешь с ними делать? — засмеялся Бельфегор. — Ты же даже лифчики не носишь, значит тратить не на что!
— Все вам шуточки, — надула губы Ася. — Может у меня на самом деле есть план. На который как раз двести тысяч долларов и не хватает.
— И в чем состоит этот план? — спросил я. — Поделись с грядущими поколениями!
— Мой дядя в семьдесят восьмом переехал в Израиль, — Ася уселась на пол, как и все мы и потянулась за бутером. — Он очень долго тихарился, что собирается это сделать, так что семья узнала про этот его план уже почти в аэропорту. И с тех пор у нас не проходит ни одного семейного обеда, чтобы его громко не осуждали. Все детство я слушала о том, что Тель-Авив — это цитадель зла и империализма. Даже собственное ругательство придумала. «Да ты зателявил уже!»
— И теперь ты тоже хочешь переехать в Израиль? — спросил я. — И нужны подъемные?
— Не, — она помотала головой. — Не хочу в Израиль. Название дурацкое, да и вообще… Зателявил меня этот Израиль. Я хочу в Гондурас.
— Вот это внезапно! — захохотал я. — А почему?
— Что значит, почему? — возмутилась Ася. — Ты сам послушай, какое удивительное название — Гон-ду-рас. Оно сразу звучит как будто ругательство. Я сразу представляю тетю Галю, которая рассказывает своим дурацким подругам, что ее племянница переехала в Гондурас, а тетя Света, которая не терпит матерных выражений, сразу же бьет ее по губам, чтобы она не выражалась в приличном обществе.
— Отличная мотивация, уважаю, — хмыкнул я. — И что ты там планируешь делать, в Гондурасе?
— Я еще не решила, — Ася замерла, держа бутер прямо перед лицом. — Я точно знаю, что места там опасные, значит мне понадобится купить ружье. И еще — попугая. Большого такого, белого, к в «Острове сокровищ». Будет сидеть у меня на плече и материться на… А на каком языке в Гондурасе говорят? На гондурасском?
— На испанском, кажется, — я пожал плечами. — Или на португальском, точно не уверен.
— Значит он должен уметь материться на испанском, — заявила Ася. — Чтобы иду я, такая, по улице с ружьем. А на плече — попугай. Докапывается до меня кто-нибудь, а попугай, такой: «Порко мадонна, диум песто пер бако кастелло!» Ну или как-то так.
Вот теперь все, включая меня, заржали так, что с потолка известка посыпалась.
— Эй, ну а что я не так сказала? — нахмурилась Ася. — Я же не знаю испанского, подумала, что он как-то так звучит, разве нет?
— Ты прекрасна, обожаю тебя! — сквозь смех выдавил я.
— Все, мой концерт окончен, теперь очередь Люси, — заявила Ася и откусила от бутера. — Хотя она может ничего не рассказывать, она сегодня уже лифчик показывала.
— Кстати, а где Пантера? — спросил Бегемот. — Я думал, ты ее позвал.
— Она еще маленькая для наших сейшнов, — помотал головой Астарот. — Мне как-то не улыбается с ее отцом потом объясняться.
— А кто отец? — спросил Бегемот.
— В милиции работает, — буркнул Астарот.
— Фьюююю… — присвистнул наш ударник. — Может мы вообще тогда зря с ней связались?
— Ну она-то нормальная, — сказал Бельфегор. С сомнением. И посмотрел на меня. Похоже, Лариска ему что-то рассказала про свою подругу.
У Астарота выражение лица стало таким, будто у него разом все зубы заболели. Он нетерпеливо поерзал и порыскал глазами, будто искал, на что бы сменить тему разговора.
— Слушайте, я вот что подумал тут… — сказал он. — Про тот кинотеатр, в котором концерт «Папоротника» был. А может нам там свой концерт забабахать, а?
— Так у нас песен мало, — вздохнул Бегемот. — Короткий получится…
— «Каганат» с собой позовем, — Астарот встал и прошелся вдоль дивана.
— Ага, а Алишер там набухается и наблюет где-нибудь, — фыркнул Бельфегор. — И директриса нас ссаными тряпками потом выгонит.
— Чего это она выгонит? — нахмурился Астарот. — Она же сама говорила, что хочет, чтобы люди к ней ходили. Ну вот и придут…
— С чего им вообще туда приходить? — философски заметил Бегемот.
— Ну, мы повесим объявления, — задумчиво проговорил Астарот. — На «Папоротник» же люди приехали.
— Так то «Папоротник», ты сравнил, — протянул Бегемот. — А нас кто знает?
— Про нас программа скоро выходит, — напомнил я. — На ТВ «Кинева». С клипом.
— О, если про концерт по телевизору скажут, то народу много прибежит! — обрадованно заключил Астарот.
— Если мы в той рекламе снимемся, нас вообще каждая собака в городе знать будет, — усмехнулся я.