Феникс. Опаленная

Бабушка не успела привести врача, дед умер от сердечного приступа за пять минут до того, как они пришли. Когда к нам в квартиру зашел Гриша и сказал маме об этом, я впервые ощутила, что такое страх, безысходность и отчаяние. Я думала сразу обо всем и обо всех. Что же теперь будет дальше? Как же бабушка теперь будет одна? Бедный Петя! Как же теперь сказать Виталику что деда больше нет? Мысли роились в моей маленькой голове, а ответов не было, лишь страх, и впервые, чувство одиночества. В моей маленькой жизни еще никто не умирал, и я не представляла, что будет дальше, я хотела убежать куда-нибудь далеко, туда где все снова хорошо и где нет смерти.

Когда домой вернулся папа, нас в квартире было трое: я, Виталик и Петя. Младший бегал и стрелял из игрушечного пистолета по всему что попадалось на пути. Петя сидел, шмыгал носом и смотрел пустыми глазами в телевизор. Я сидела рядом и держала его руку.

– Ну что, детвора, собираемся, сейчас пойдем к бабе Тамаре и деду Лене, вы пока побудете там, останетесь с ночевкой, так что собирайте вещи.

Папа погладил братика по голове, провел рукой по моему плечу и сел на корточки напротив Пети.

– Ну что, парень, держишься? – Петя тихо и неуверенно кивнул головой. – Знаешь, – папа накрыл своей рукой его ладонь. – не нужно все держать в себе. Есть в жизни мужчины моменты, когда плакать не стыдно. Сейчас именно такой.

Петя сильнее зашмыгал носом, и я увидела, как слезы потекли из его глаз. Он обнял моего отца и уткнулся лицом в его плечо.

– Вот так, легче станет. – поддерживал его папа. – Нельзя все в себе держать. – он обнимал и постукивал его по спине и от этой картины по моему телу забегали такие здоровые мурашки, что стало холодно.

С этого дня в Пете что-то изменилось, а может что-то сломалось. Его глаза больше не выражали детскую беспечность и задор. Его смех был сдержан и редок. Он перестал с нами дурачиться, стал очень серьезным. Некогда такой близкий и веселый, он отстранился и закрылся в себе. С того дня он перестал быть ребенком и превратился в серьезного и холодного мужчину. Я потеряла с ним ментальную связь, он вырос, а я осталась ребенком. В тот день умер не только мой дед. В квартире по соседству, в нашей квартире, умерло детство, но этого никто не заметил, об этом никто не успел поскорбеть.

Через три дня я вернулась домой. Все это время мы с братом были у папиных родителей. Они отвлекали нас от произошедшего, как только могли. Но горе словно не видимый шлейф висело в воздухе. И может взрослые и думают, что дети еще глупы чтобы замечать мелочи и разбираться в чувствах взрослых, но это не так – дети все понимают и так же чувствуют, с одной лишь разницей: вера в чудеса. Я воображала, что дедушка Витя стал добрым духом и летает возле нас, оберегая от бед. Так, я однажды поделилась этой мыслью с бабушкой Таней. Это было примерно около двух недель после похорон. Мы лежали в кровати, я последнее время часто с ней спала, чтобы ей не было так одиноко в пустой кровати, и я спросила:

– Бабушка, а ты веришь в духов?

– Я верю в Бога и в душу человека. Я знаю, что ты имеешь ввиду дедушку, но я надеюсь, что он сейчас в лучшем мире – она поцеловала меня в лоб и обняла.

– Бабушка, а Бог где живет, на небе?

– Наверное, дочк, кто ж его знает, там из живых никто не был. – и я услышала, как он улыбнулась

– А расскажи мне о Боге.

– Ну тут так сразу и не расскажешь все, время то уже позднее, спать пора. Мы с тобой знаешь, что, сходим завтра в церковь, я покажу тебе Библию и вот там все написано. Будешь приходить ко мне вечером, и мы будем читать, хорошо?

– Хорошо, бабуль. – я закрыла глаза и в ожидании следующего дня, уснула.

Как и было обещано, мы сходили в церковь, и я стала изучать священное писание. Так, в восемь лет я открыла для себя Бога и веру, оставшуюся со мной и по сей день. Она крепла и росла на протяжении моего жизненного пути, спасала меня и помогала жить в самые темные и трудные времена.

Глава 4

После смерти дедушки Вити, я все больше времени стала проводить с бабушкой Таней, стараясь хоть как-то закрыть ту брешь в ее душе, к тому же и Петя уехал в техникум. Некогда шумная квартира, опустела и оставлять бабушку одну среди этих стен мне не хотелось.

Лето прошло и наступила осень, пришла школьная пора. Мои школьные друзья стали потихоньку отдаляться, так как я стала все реже и с ними гулять. И лишь одна девочка, с которой мы дружили еще с детского сада, и которая была моей соседкой по парте, не покидала меня, оставаясь верным другом и чутким товарищем – то была моя подруга Рита. Вместе со мной она приходила к моей бабушке и помогала мне ее веселить. Была рядом и с внимательностью взрослого человека помогала мне преодолеть свою боль и тоску. Поддерживала в минуты отчаяния и подставляла плечо, когда на моей душе становилось до невозможности плохо, ведь плакать дома я не могла, не желая еще больше усиливать страдания мамы и бабушки.

Но окончательно я испытала силу нашей дружбы при довольно комичных обстоятельствах, воспоминания о которых вызывают во мне искренний смех. Но именно тогда-то я и поняла, что есть настоящий друг.

Зима в декабре выдалась особенно холодной, иногда от морозов мы даже не ходили в школу. А когда на улице становилось хоть на пару градусов теплее, то все стремились урвать хоть сколько времени и погулять. Мы с Ритой вышли из школы после занятий. На улице вовсю светило солнце, так и маня немного задержаться и поиграть в пустом мягком снеге. Далеко и ходить было не нужно, все дети гуляли на пришкольной территории, как у нас попросту ее называли пришколка. Задорные детские игры прервал местный задира со своими друзьями, решившими обкидать всех снегом. Вся наша шумная компания разделилась на два лагеря, началась самая настоящая бойня со снежками. Долго мы бились, доказывая каждый свою правоту, как вдруг этот самый задира предложил иной выход.

– А давайте один на один решим этот вопрос, кто выиграет, то его компания останется, а проигравшие уйдут? – он посмотрел на своих дружков и заговорчески им подмигнул.

– И что ты предлагаешь? – выступила я вперед

– Хм, устроим поединок на смелость, кто не струсит, тот тут и останется.

– Хорошо, я согласна. – я всегда была упертым с обостренным чувством справедливости.

Все стояли кучкуясь возле нас и испытывая большой интерес.

– Вот видишь железный забор у школы? – и задира указал на то что с трудом можно было забором, скорее это был невысокий бордюр, высотой не более пятидесяти сантиметров. – Вот кто сумеет с него снег лизнуть, тот и самый смелый.

«Хм, что ж тут сложного» – подумала я

– Идет, пошли! – бодро ответила я и бодро пошла в сторону грядущего испытания.

Дети, такие дети, во всем видят приключения и игру, не взирая на опасность. Я прилипла к этому забору так крепко, что тот хулиган, испугавшись за последствия, удрал со своими друзьями с пришколки, словно его там и не было вовсе. Спустя некоторое время разошлись и другие дети. Осталась лишь я и Рита. Как только мы не пытались меня вызволить: и дышали теплым воздухом, пытались силой отодрать, даже снегом оттирали. Все было тщетно, мой язык отказывался расставаться с забором. На улице стало темнеть, а мы все так и стояли. Я не отпускала Риту сбегать в школу за подмогой, так как боялась оставаться в таком прилипшем состоянии одна. Мы просто надеялись, что кто-нибудь все-таки пройдет мимо. Так и случилось: с работы люди пошли домой. Подружка стала громко звать на помощь, и мы были услышаны. Спустя пол часа и два ковша теплой воды, я была освобождена, но отнюдь не рада. Дикая боль сковала мой язык и всю челюсть, кровь хлестала на мою шубу и белый снег. Кто-то из взрослых сказал, что мне нужно обязательно идти в больницу, чтобы меня осмотрел врач. Я подняла глаза и посмотрела на Риту, взглядом умоляя ее не бросать меня. Около двух часов еще было потрачено на дорогу в больницу и на возвращение домой. Когда мы расстались, время было уже довольно много. Что было еще страшнее чем прилипнуть зимой к железу языком, так это вернуться домой со школы поздним вечером, задержавшись на добрые шесть часов. Я знала, как сейчас переживают родители, бегают по домам в поисках своей нерадивой дочери. Но делать нечего, возвращаться надо было.