Пепел Эдема

Глава 2

Служебный автобус двигался мимо центральной городской площади, после которой начиналась третья транспортная развязка. Даниэль Иссерлэйн, один из многочисленных пассажиров, направляющихся на работу, устало приложил лоб к горячему тонированному стеклу. Покрасневшими глазами он рассматривал памятник Подвигу Основателей.

Величественный монумент, вытесанный из чёрного камня, изображал трагичные события времён Посадки: взрослые, объятые застывшими лепестками пламени, передавали младенцев в протянутые к ним руки детей и подростков. Так была увековечена память о произошедшем на территории первого поселения Эдема грандиозном пожаре, в котором погибло множество колонистов.

Последние пару недель, когда Даниэль оказывался рядом с этой мрачной композицией, он, по совету своего психолога, старался проанализировать чувства, которые данное мемориальное сооружение в нём вызывало.

Пожар лишил первое поселение Эдема почти всех взрослых, то есть оставил молодую колонию без рабочих рук. В те тяжёлые годы выжившие дети были поголовно заняты изнуряющими трудом, а не беззаботными играми, положенными им по возрасту. Молодёжь воспитывалась коллективно несколькими уцелевшими членами экипажа, которым посчастливилось нести дежурство в тот страшный день на орбите.

Юность первых обитателей этой планеты прошла очень быстро, без родительского тепла и заботы.

Давняя трагедия оставила неизгладимый след на взаимоотношениях с последующими поколениями. С тех пор, искренние семейные чувства большинство считало неким атавизмом, от которого человечество однажды откажется навсегда. Неудивительно, что положительные качества потомства в первую очередь стали характеризоваться приносимой пользой и взрослая жизнь начиналась очень рано, даже при наличии родителей.

Надвигающееся Схождение только усилило раскол в обществе.

Обозначились две большие социальные группы, с радикально различающимися взглядами насчёт семейных ценностей. Это серьёзно повлияло и на понимание ответственности живущих ныне перед будущими, ещё нерождёнными, поколениями.

Одни люди работали не покладая рук, хотя понимали, что сами точно не доживут до объявления результатов Лотереи, но упорно стремились обеспечить хоть какие-то гарантии своим потомкам.

Билет, способный однажды стать пропуском в морское убежище, выдавался каждому гражданину, по достижению им пенсионного возраста. Либо документ вручали семье в случае гибели её члена на рабочем месте, или по иным причинам, имеющим прямое отношение к исполнению человеком своих трудовых обязанностей.

Шансы на выживание копились в некоторых семьях поколениями.

Представители альтернативного мнения считали, что можно и нужно провести жизнь по собственным правилам. Они выступали против Лотереи, саботировали производственные планы, устраивали протестные митинги и парализовали работу социальных институтов.

Поэтому, время от времени, Комитету приходилось ужесточать требования к статусу «гражданина», дающему людям право на участие в программе по выживанию.

Промышленные центры (столица и Восточное Побережье) продолжали пустеть. Трудовая нагрузка на оставшихся жителей росла. Людей, недовольных политикой колониальных властей, становилось всё больше…

Как и его далёкие предки, ступившие первыми на Эдем, Иссерлэйн тоже стал сиротой в юном возрасте, но история Даниэля была куда более прозаичной. В ней начисто отсутствовал трагический героизм, присущий Подвигу Основателей.

В архивах интерната, где он когда-то воспитывался, на первой странице личного дела Даниэля имелась одна-единственная сухая строчка, объясняющая его появление в стенах данного заведения: родители не вернулись из Пустошей.

Возможно, отец и мать Даниэля погибли от рук рейдеров, но вероятнее всего – просто начали новую жизнь в вольных поселениях. В опасных Пустошах отсутствовали многие удобства, но зато не было и тяжкого груза обязанностей городских жителей, изнуряющего морально и физически. Вероятнее всего, своего сына беглецы оставили на ступенях столичного приюта, чтобы однажды тот сам принял решение, какой путь ему следует избрать.

Горячее стекло обжигало лоб.

«Знать бы ещё, что за будущее ждёт нас всех. Может всё это зря. Тоже сбежал бы тогда в Пустоши».

Кондиционеры внутри салона автобуса едва справлялись с утренним зноем. Транспорт миновал площадь с памятником, вырулил на северную магистраль, ведущую в промзону и ускорился.

Духота давила. Она словно превратилась в нечто осязаемое. Хотелось закрыть глаза и отключиться. Даниэль с большим трудом подавил желание зевнуть. Вчера он нарушил режим – лёг спать слишком поздно. Ещё и проклятые ночные кошмары, преследующие его последние месяцы, ощутимо вытягивали силы задолго до начала рабочего дня.

«Одной кружкой кофе тут не обойтись. Потребуется двойная доза».

В голове Иссерлэйна закружился вихрь образов из навязчивых сновидений прошедшей ночи и предыдущих.

Эти воспоминания были связаны, словно эпизоды одной истории. Во сне он воевал в каких-то разрушенных городах, уничтожал врагов (нередко ими были какие-то странные механизмы), прятался под обломками, получал ранения. В своих ночных фантазиях Даниэль являлся неотъемлемой частью большого военного отряда. Среди братьев по оружию имелись как верные друзья, так и крайне раздражающие персонажи, к которым он испытывал негативные чувства.

В этих снах он проживал совершенно другую жизнь, яркую, опасную, полную адреналина. Порой просыпался с бешено колотящимся сердцем.

Вполне вероятно, его подсознание создало эту вторую реальность, чтобы помочь ему сбежать из первой, довольно скучной и однообразной.

По крайней мере, штатный психоаналитик был в этом твёрдо уверен.

Когда в шестнадцать лет у Даниэля появились варианты: идти в силы самообороны, чтобы потом сделать карьеру в профессиональной армии, или же работать на Бюро охраны промышленных объектов – одном из подразделений Службы Безопасности Эдема, то он выбрал последнее. Но не потому, что сам хотел такого будущего, а из-за решений, принятых его лучшими друзьями.

Даниэль просто не нашёл в себе сил отпустить единственных близких людей, вместе с которыми воспитывался в интернате. Как итог: он застрял на должности обычного охранника, не имея никакого желания стремиться к чему-то большему в этом направлении.

Но всё же, откуда взялись столь странные сны? К своим двадцати восьми годам Иссерлэйн ни разу не воевал в Пустошах. Не держал в руках ничего серьёзнее шокового пистолета...

Да пошла бы подальше эта выдуманная реальность! В обычной жизни у него уже было самое главное – настоящие друзья. Арон и Тали, а также их сын Галь, которого он воспринимал, как родного.

Пока невыспавшийся Даниэль, занимался вялой саморефлексией, автобус успел добраться до конечной и остановился, шипя пневматической подвеской.

Иссерлэйн вместе с остальными пассажирами вышел наружу, надевая солнцезащитные очки и выкручивая на полную мощность систему теплоотвода в своём костюме.

У высокого забора из металлической сетки выстроилась очередь на проходную. Там Даниэля поджидал Арон.

– Как дела, Дани? – поинтересовался друг детства. – Кошмары отпустили?

Иссерлэйн хмыкнул в ответ.

– Значит, новые таблетки не помогают?

– Ещё как помогают. Только глянь на меня: я бодр и полон сил.

– Главное, чтобы Мосс в это поверил. Он может отправить тебя к наркологу.

– Да с чего бы это?

– Ну-ка подними очки.

Даниэль выполнил просьбу товарища.

– Один только твой взгляд можно смело поставить на вооружение!

– Ерунду не неси. Если успею залить в себя достаточно кофе до утреннего инструктажа, то никто ничего не заметит.

– Говорил же тебе, что мозгоправы бесполезны, – Арон хлопнул друга по плечу. – Значит, будем пробовать традиционные средства. Завтра возьми пару бутылочек вина и дуй к нам. Галь тоже приедет, расскажет, как у него дела в училище, и про своих новых соседей в общежитии. Тали обещала приготовить пирог с финиками. Сказала, что не станет ругаться, если выпьем чуть больше обычного.