Пусть дерутся другие

Ошибочка, дружище. Ты левый кулак опустил к груди, пока вытягивался. Там, соглашусь, удобнее, но... За это меня особо гоняли, на всех занятиях. Что в армии, что в «Титане», указывая на недочёт точным шлепком и напутствуя: «Береги подбородок».

Преимущество реализовал, не задумываясь. С шагом впечатал правой в скулу, попытался добавить левой. Курчавый повторил мой манёвр — отклонился назад, надеясь, что я до него не достану. Ещё и вес на отставленную ногу перенёс.

Сам он вроде серьёзный, а в зрачках — бесенята пляшут. Как на курорте человек. В караоке оттягивается или винную карту по списку тестирует, шлёпая пустыми шотами по стойке. Сплошное удовольствие.

Ну, это поправимо.

Дальше в атаку не полез. Далеко, к тому же, противник этого и ждёт. Напружинился, за пропущенную плюху готовится рассчитаться мелкими, по ходу добавляя крупных. Намерение просматривается как расписание рейсов на вокзале — чётко, открыто. Могу поручиться, ближайшее будущее видится ему так:

Я наношу, точнее, пытаюсь нанести, следующую помордасину.

Он блокирует, контратакует, используя превосходство в весе.

Я, грустный, падаю, проиграв, и смирно лежу в нокауте.

Все самозабвенно аплодируют. Пай умиляется, фиксируя результат схватки. Курчавый — победитель.

Мечты, мечты... Ты медленный. Мечтай скромнее.

Немалую часть моих тренировок что в армии, что в «Титане», составляли удары ногами. «Выше пояса, — как любил повторять сержант Бо, — бьют или профессионалы, или дебилы». Нас он относил к последней категории, заставляя отрабатывать до автоматизма подсечку с захватом, переходящим в бросок, «расслабляющий в пах» — банальнейший пинок по яйцам прочным солдатским ботинком, и боковой удар в колено врага.

Все последствия этих ударов каждый из взвода опробовал на себе, ещё в учебке, дабы знать об эффективности приёмов не понаслышке. Очень... памятно получалось. Слёзы брызгали фонтаном, а медики орали, на чём свет стоит, взывая к небу о том, что не было ни одного призыва, где бы после подобных проб тестикулы резать не пришлось или к ногам шины приматывать.

Потому я прекрасно представляю, что сейчас ощутит забияка.

В колено, с внутренней стороны, наотмашь, пока он следит за кулаками. Яйца временно побережём...

Готов? Нет? Всё равно лови!

В движение я вкладываю не только мощь, но и душу. Короткий, с минимальной дугой, взмах, завершающийся соприкосновением поначалу с твёрдой, но с каждым мгновением всё более податливой, поверхностью. Под конец — упорная ассоциация с расплющиваемым пудингом.

Ощущение неописуемое. Курчавый ещё ничего не понял, а моя нога уже возвращается в исходную стойку. Классика! Хочется похвалы тренера.

Попадание сопровождалось запоздалым, сдавленным мычанием добровольца. Дальше пошли результаты. Ближняя ко мне нога курчавого, казавшаяся тяжёлым столбом, нехотя сдвинулась в сторону, разворачивая перекачанный торс и предъявляя солнечное сплетение. Его руки, стараясь сохранить равновесие, против воли, раздвинулись, полностью открывая физиономию.

Дальше моё тело действует самостоятельно, опередив медленные мозги. В переносицу — туда удобнее, в подбородок — запрокинувшаяся башка будто сама выставляет требующие рихтовки места, снова в подбородок, контрольный.

Есть!

Курчавый, сопротивляясь законам гравитации, пытается удержаться перпендикулярно планетной поверхности, вернуться в стойку, и у него это частично получается. Он, чудом не рухнув, ухитряется сохранить корпус в относительно вертикальном положении и раскорячивается в полуприсяди как мост на опорах. Для пущего равновесия голова смотрит вниз, на твёрдое покрытие площадки.

Выносливый, гад...

Нужна новая атака. Завершающая, финальная. Иначе все труды насмарку.

Ближе всего надбровные дуги, дальше — затылок. Или совсем без правил?.. Угостить «расслабляющим в пах»? Нет, лучше по-честному. Мне здесь ещё существовать какой-то период, ходить среди этих людей. На кой чёрт создавать врагов? Они и сами появятся.

Раз! Два!

Звуки ударов сливаются, они оба достигли цели. Курчавый, не без моей помощи проиграв борьбу с тяготением, падает на задницу, трясёт головой, и улыбается, часто моргая.

***

— Стоп! — надзиратель останавливает бой, вклиниваясь между нами. — Победа за заключённым 2024А! — мазнув по мне взглядом и убедившись, что я не рвусь добивать, наклоняется к поверженному. — Ходить можешь?

Недавний противник, бубня что-то похожее на: «Сука, потерял хватку. Так попасться на такой примитив!», кивает, встаёт и, прихрамывая, отходит в сторону. Выглядит он беззлобно, больше раздосадованным, чем огорчённым.

— Следующий!

Следующим вызвался молодой типчик, непрерывно скалящийся приятелям и всячески демонстрирующий небрежность в поведении. Развязно вышел, разболтанно встал напротив, победоносно посматривая на поклонников тяжестей. Весь из себя белозубый, прилизанный, жилистый, с выгоревшими татуировками по всем неприкрытым частям организма.

Вернувшийся к приятелям курчавый уже полностью оправился, скрестил руки на груди, и абсолютно не интересовался наигранной лихостью очередного желающего испытать новичка на прочность. Напротив, подбадривающе гримасничал, уважительно хмыкал, бугрил мышцы, выражая не пойми, что, но воодушевляющее.

— Готовы? — Пай занял позицию рефери.

— Готов, господин старший надзиратель! — прилизанному надоело искать поддержку у товарищей, и он перешёл к психической обработке соперника, то есть меня: состроил надменное хрюкало, пренебрежительно оттопырил нижнюю губу, большие пальцы сунул за пояс штанов, барабаня остальными по бёдрам.

С этим будет посложнее. Он видел, на что я способен, а я про него ничего сказать не могу.

Поэтому с ответом медлю, выкраивая дополнительные, драгоценные секунды отдыха. Скорая победа далась нелегко, разменяв уцелевший в схватке организм на нервную усталость. Немножко шатает.

— Осужденный! — надзиратель требовательно напоминает о затянувшемся ожидании

— Готов.

— Бой!

Татуированный противник с воодушевлением принимает боксёрскую стойку, приглашающе помахивая развёрнутой к себе ладонью. Другая рука сжата в кулак, прикрывает подбородок. Стойка выглядит правильной, отработанной.

Сходную позу принимаю и я, только боксёра из себя не корчу и жестами не разбрасываюсь.

Вокруг тихо. Оранжевые держат переживания в себе, соблюдая порядки. Лишь по взглядам, кипучим и липким от желания разнообразить похожие между собой будни, я ощущаю почти материальное напряжение, окружившее эту часть баскетбольной площадки.

Многие затаили дыхание.

Сходимся.

Зализанный начинает молотить чётко в голову. Прямыми, бесхитростно оперируя двойками. Особо не выцеливает, уповает на скорость и постоянство бомбардировки.

Что-то блокирую, что-то пропускаю, но не критично. Удары стараюсь спускать по касательной, не подставляя челюсть. Провожу ответные плюхи, но медленнее, тяжелее — сказывается отсутствие должных навыков, последовательно отрабатываемых в спортзалах.

Надо сокращать дистанцию. Иначе рано или поздно пропущу по-настоящему.

Мой противник это понимает и дразнится. Лёгким прыжком перемещается назад, молнией уходит вбок, рассчитывая угостить крюком в ухо.

У него практически получается. Еле успеваю присесть, и кулак проносится выше, цепляя макушку. Следующий удар настигает прямо в переносицу, вызывая праздничный салют в глазах.

Оперативно он мои опасения в жизнь претворяет...

Отвечаю, напарываясь на выверенную защиту.

Прилизанному весело. Белоснежные зубы сверкают в улыбке, а ноги едва не вальсируют. Он не видит во мне противника. Я для него — забава. Потому и не добивает, оттягивает финал, развлекаясь.

Провокационно опустив кулаки на уровень живота, татуированный типчик отдаляется, вынуждая в запале догонять и ошибаться. Я останавливаюсь, даю себе передышку.

Стратегия понятна. Противник планирует измотать меня, оставаясь на дальней дистанции, и это не лишено смысла. Человек, оттрубивший пять суток в карцере и оттуда прямым ходом угодивший на рукопашные забавы, не способен на долгое противостояние.