Страница 7 из 18
А однажды она купила псу кость! Где денег раздобыла ― кто уж теперь вспомнит.
Так они и подружились. Сначала она его подкармливала время от времени, а потом, как стало холодать, он остался ночевать рядом с ней. Вместе-то, понятное дело, теплее.
Потом Катька и имя ему дала. Иногда, когда пес убегал куда-то по своим делам собачьим, она хрипло звала его: «Грей, Грей! Ну куда ты делся-то, собака ты сутулая? Ко мне, Грей!».
Однажды продавщица из соседнего с остановкой ларька недовольно крикнула:
– Слышь ты, Ассолька! Ты долго орать будешь? Хватит уж народ пугать, вали отсюда!
Катька ее даже взглядом не удостоила, а вот кличка прицепилась намертво.
К ней уже давно привыкли, сердобольные бабушки подкармливали по лету огурцами да яблоками, офисные барышни покупали в ларьке гречку с подливой или там пирожок какой. Катька на районе была знаменитостью.
Особо трепетные даже на телевидение написали, что вот, мол, женщина приличная, непьющая, а бомжует. Да прям в центре города, с ворохом своих вещей. Помочь бы надо.
Журналиста приехали, снимали-спрашивали, привозили каких-то представителей приютов для бездомных да разных других благотворителей.
Только Катька с ними почти и не разговаривала. Скупо сообщила, что сама она местная, что на улице оказалась, потому что так жизнь сложилась, и что никуда она отсюда не поедет, потому что Грея одного не оставит.
Благотворители поохали, оставили термос, валенки и почти неношеное зимнее пальто, на том и разошлись.
С того времени еще год прошел, и вот ударили небывалые эти морозы.
Даже та самая крикливая продавщица, высовываясь из окошка, звала:
– Ассолька, слышь, тащи термос свой! Налью кипяточку, а то окочуришься еще!
Катька стала выпивать. Как говорила, «для сугреву». Грей лаял, не любил пьяных, а она плакала, обнимала его, и так они, порой, и засыпали.
А однажды они проснулись ночью от громких звуков. Девчоночий тонкий голос плакал, кричал, просил отпустить, а мужской грубый голос требовал что-то отдать и не ломаться.
Грей выскочил из-за остановки, залаял, а следом за ним и Катька поспела: в куче намотанных на себя вещей, в валенках и большом, не по росту, пальто она была похожа на неуклюжую гору. Размахивая сумкой, в которой чего только не было, включая термос, она бросилась на мужика, даже не разбираясь, что там у них произошло. Завязалась потасовка, мужик пытался кинуться на Катьку, но на его пути все время попадался Грей, и все, что ему оставалось ― это пинать обоих ногами. Зато девчонке удалось сбежать.
Тут уже стали зажигаться окна в соседнем доме, из круглосуточного ларька высунулась заспанная продавщица, а вскоре послышался звук сирены полицейской машины.
Прибывшие патрульные забрали всех в отделение, даже Грея, потому что Катька вцепилась в него так, что пальцы разжать не смогли. Это называлось «для выяснения обстоятельств», хотя кто ж поверит сумасшедшей бомжихе! Девонька сбежала, а других свидетелей особо и не нашлось.
У Грея сильно болело что-то внутри, мужик успел знатно пнуть его несколько раз, но пес думал только о том, что хотя бы сегодня они поспят в тепле. Он жалобно поскуливал во сне, а Катька молча плакала, даже не вытирая стекающих за шиворот слез.
А утром они проснулись от цокота каблуков по ту сторону решетки. Следом за этими резвыми каблучками кто-то явно не успевал, пыхтел и громким басом просил: «Подожди деда, торопыга!»
Потом щелкнул замок, и в камеру вошли вчерашняя девушка, небольшого роста бородатый дед в джинсах и шубе до пят да заспанный лейтенант.
– Хо-хо! ― хохотнул дед, оглядев с головы до ног колоритную парочку. ― Так вот вы какие, оказывается, спасатели! Грей с Ассолью!
Девушка недоуменно воззрилась на деда, а тот подошел к ним поближе. Он посмотрел по очереди им в глаза, положил одну руку на голову Грея, а вторую ― на Катькину и сказал:
– И писем не писали, и до Нового года еще две недели… Ну да ладно, значит, так тому и быть!
Тут дед ловко достал откуда-то из-под полы здоровый сучковатый посох и трижды стукнул им об пол камеры под громкие возгласы резко проснувшегося лейтенанта.
В воздухе запахло хвоей и костром, все вокруг закружилось, заискрилось, Грей залаял и вдруг…
И вдруг упал. На что-то очень мягкое и горячее. Он вскочил и как-то всем своим телом понял, что он снова молодой и энергичный пес!
Огляделся и увидел море. И песок, и деревья, и кучу детишек, бегающих вокруг него. А чуть поодаль, возле хижины с соломенной крышей, стояла загорелая молодая брюнетка с цветочным ожерельем на шее, крепкая как тумбочка. Она посмотрела ему в глаза, улыбнулась, и хрипло позвала:
– Грей, ко мне!
Бутылка с сюрпризом
Автор: Дарья Дивеева
Редактор: Лех Стражинский
– Что это, Арина Игоревна? – хмыкнул молодой врач, Василий Васильевич, выхватывая из рук коллеги бутылку, врученную ей пять минут назад пациентом. – Вы все-таки решили уйти в запой в новогоднюю ночь? Потерпели бы денек.
Было ожидаемо, что Василич пройдется по подарку. Тупые бестактные шутки – его профиль – выдали, видимо, вместе с сертификатом хирурга пять лет назад. Арина поменялась с ним дежурствами, забрав себе 30 декабря и 1 января, чтобы освободить 31-е и встретить Новый год с семьей.
Два дежурства по цене одного. На месте Василича она была бы счастлива, что разменяла эти дни. Наверняка ему тоже не хотелось проводить в больнице второй Новый год подряд. Но она знала, что он не откажет ей, ведь она была на десять лет старше, с тремя детьми, ради которых и пошла на такой неравнозначный обмен.
Точнее, она решилась ради младшего сына. Ему тяжело давалась адаптация к школе, он не успевал за одноклассниками в учебе и часто дрался с другими детьми. Школьный психолог вызвала к себе родителей и мягко отметила, что мальчику не хватает родительского внимания. Она настаивала, что поведение исправится само, если дома будет создана подходящая атмосфера.
Этот разговор состоялся за две недели до начала зимних каникул. В традиционном письме Деду Морозу ее сын попросил у зимнего волшебника, чтобы «мама встречала Новый год дома». Арина проревела в туалете почти час, сжимая листочек с корявой надписью, где половина букв была написана будто бы в зеркальном отражении.
Она решила, что устроит детям праздник, чего бы ей это ни стоило. Двое суток работы за одну очень важную ночь дома. «В которую я даже толком не посплю», – неизбежно возникала в ее голове мысль, которую она гнала от себя, как крамольную.
Сейчас она смотрела на молодого, неженатого и бездетного коллегу и мысленно укоряла его за насмешку.
– Это Михалыч подарил. Я ему швы снимала, – объяснила Арина.
Михалыча знала вся больница. Крепкий организм мужчины с тридцатилетним стажем алкоголика начал давать сбой два года назад. За это время он побывал во всех отделениях больницы, кроме гинекологии и патологической анатомии. Несмотря на нелицеприятный анамнез, он всегда был вежлив и даже кроток, стойко переносил все процедуры и неизменно благодарил врачей бутылкой чего-нибудь крепленого. Часто початой – он проверял, не паленая ли.
– Акцизной марки нет, – повертел Василич в руках бутылку из темного стекла с выцветшей этикеткой. – Самогон, что ли? Я бы поостерегся такое пить.
– Я и не пью, обычно протираю поверхности.
– Только не говорите этого Михалычу, – хохотнул появившийся на пороге ординаторской Антон Аркадьевич, заведующий отделением, – расстроится бедняга.
Женщина тепло улыбнулась начальнику. Их связывали не только годы совместной службы на благо здравоохранения, но и сходство характеров. Оба трудоголики, увлеченные профессией, они буквально жили в больнице. Без единого вопроса прикрывали друг друга и поддерживали в трудную минуту. Вот только шеф в последнее время стал сдавать – возраст.
– И почему мне все время несут алкоголь? Не духи, как Маше, или хотя бы конфеты. Дети бы съели…