Ночь без звезд

Капюшон климкостюма открыл лицо.

— Конечно, — сказала Кайсандра и пробежалась рукой, затянутой в перчатку, по длинным волосам. — Так что ты собираешься взять кроме нас?

— Все из отсека. Когда мы разберемся со сложившейся ситуацией, у нас появится серьезная промышленная база.

— В самом деле?

— Да. Даже если машины не работают, их можно использовать на запчасти, пока мы не научимся сами производить новые системы.

— Конечно. Значит, червоточина может выбросить нас аккурат около фермы?

— Мы отправимся не на ферму.

— Что?

— Я думала о разных вариантах. Нам нужно не только выиграть время, но и защитить порт Чана. Мы не сможем этого сделать, если вернемся на ферму.

— Почему?

— В первоначальном плане мы не учли, что паданцы разживутся ядерными бомбами. Теперь мы знаем: у них есть бомбы, паданцы готовы их применять, — и нам нужно обойти их.

— Мы не отправимся домой?

— Именно. Они явно пробрались в правительство, по крайней мере на том же уровне, что и твои друзья. Я знаю, какие связи были у Роксволка, а он только отвергнутый паданец в захолустье. Мы не имеем права рисковать, проводя открытые переговоры с Адольфусом, ведь тогда они все узнают. Если им хотя бы намекнут на наше месторасположение, они без сомнения бросят туда бомбу. К тому же все знают: порт Чана является центром движения элитариев, противостоящих правительству. Паданцы просто сотрут город с лица планеты.

Кайсандра кивнула без энтузиазма.

— Хорошо, значит, на ферму мы не попадем. А куда тогда?

— Туда, где сможем активировать все машины Содружества, не боясь того, что паданцы устроят апокалипсис. В место, где нас никто не заметит, даже случайно.

— Так, и где это?

— На Макуле.

— Ты, Уракус побери, шутишь? Макул — радиоактивная пустыня.

— Это не имеет значения. Технологии Содружества защитят нас от слабой радиации. И как только наши машины заработают, мы сможем использовать местные полезные ископаемые на перерабатывающих заводах и построим сенсорные спутники, которые проанализируют барьер на Валатаре. На Аквеусе, единственной пригодной для жизни планете, это не получится. Там все полезные ископаемые находятся на дне океана.

— Джу! Так ты не шутишь?

— Нет, юмор — не самое сильное из моих качеств.

Кайсандра посмотрела на АНС-дроидов внизу отсека, находящегося под наклоном.

— А вы, как я понимаю, согласны?

— Это же логично, — отозвался Димитрий, не оборачиваясь. — Паула знает, что делает.

Кайсандра подняла руки вверх, подчиняясь их решению.

— Хрень какая-то. Что ж, Макул — так Макул.

Следующим прибыл Рай. Он широко улыбнулся, когда Кайсандра рассказала ему об изменениях в плане Паулы.

— Мои друзья из Корпуса астронавтов обзавидуются. Я буду первым из них, кто ступит на другую планету.

— Первым из многих, если вообще получится, — отозвалась Паула.

Пока АНС-дроиды заканчивали собирать генератор червоточины, они проверили, где находится Флориан. Он был еще в одиннадцати минутах езды, когда Димитрий объявил:

— Готово, можно включать питание.

— А ждать его не будем? — поинтересовался Рай.

— Нет, — ответила Паула.

Все ухватились за колосниковую решетку и посмотрели вниз на большую круглую машину. Паула понимала, что ее нервозность нельзя было целиком приписать подростковым гормонам. Все зависело от того, смогли ли двухсотпятидесятилетние биомашины, полагающиеся на чужую память, отремонтировать другую машину, которой больше трех тысяч лет. Судьба целого мира стояла на кону. Никто в человеческой истории не подбрасывал кости так высоко. «Ну… может быть, только Оззи» — от этой мысли Паула тайно улыбнулась. Димитрий начал последовательность подачи питания. Все затаили дыхание. Генератор червоточины тихо зажужжал.

— Конвертер массы включился и работает, — сообщил Димитрий. — Есть питание.

Паулу поразило, что голос его прозвучал точно как голос Найджела. Раньше она такого не замечала.

— Подготовьте переход к полной готовности.

Возбуждение пересилило нервозность. За свою предыдущую невероятно долгую жизнь Паула проходила через червоточины десятки тысяч раз, дело для нее было совершенно привычное. Но сейчас… Она сразу вспомнила, насколько невероятна сама концепция — искажение материи вселенной ради удобства человека.

— Силовое поле включено, — сказал Валерий. — Мы защищены.

Черный круг червоточины перед ней замерцал голубоватой призрачной дымкой, осколками материи, плавающими на краю мироздания.

— Начинаю компрессию пространственно-временного континуума, — сообщил Димитрий.

Призрачные вспышки слились, образуя круг мерцающего синего излучения. Человеческий глаз не мог сфокусироваться на данном феномене, свет переливался, уходил в бесконечность, одновременно оставаясь на месте.

— Это она? — восхищенно спросила Кайсандра. — Червоточина?

— Нет. То, что ты видишь, — излучение Черенкова, — ответил Фергюс, — начало червоточины. А вот это — сама червоточина.

По мере того как он говорил, жутковатый свет исчез и рванул куда-то вперед под наклоном, сбивая с толку. Паула машинально крепче сжала решетку, борясь с ощущением падения. Последняя искра черепковского излучения потухла в центре червоточины, и тьма пошла волнами. Рай повернулся к ней, задавая немой вопрос.

— Да, — ответила она, — это дыра сквозь пространство.

— Мы открыли терминус на высоте пятисот километров над Льюкертикаром, — сказал Димитрий. — Системы работают стабильно.

Яркая белая линия медленно проскользнула по открытой червоточине — это была линия терминатора, рассекавшая Льюкертикар надвое. Длинные змеевидные нити полярного сияния величественно горели на ночной стороне планеты, исчезая на дневной.

— Вы смотрите на самих себя с огромной высоты, — улыбнувшись, произнес Димитрий. — И если вы думаете, что это очень странно, то я бы вообще мог открыть терминус прямо у вас за спиной, будь у нас время поиграться. Тогда бы вы смогли посмотреть себе в затылок. Поверьте, это очень сильно влияет на человеческое восприятие. Открою вам один секрет: именно так мы с Оззи и сделали, когда в первый раз включили машину. На Марс мы открыли терминус лишь через пару часов, после проверки координат пункта назначения. Здесь очень много факторов, которые нужно одновременно учитывать. Нам пришлось взломать время на суперкомпьютере университета, чтобы…

— Хватит, — отрезала Паула. — Все работает как надо?

— Да.

— Тогда перемести терминус на Макул.

Флориан едва смог сойти с лыж. Обе ноги свело мучительной судорогой. Карта экзозрения показывала, что выжившие сиберы несут последнюю бомбу и быстро приближаются к нему.

Ледотрясение и взрывная волна изменили ландшафт над «Виконтом», так что он мог оказаться где угодно. В пяти метрах от него стояла пара идентичных лыж, воткнутых в снег, небольшой сугроб свежего снега уже образовался у их основания. С трудом ковыляя, Флориан добрался до дыры, у которой лыжи стояли как часовые. Над головой сверкало полярное сияние. Он склонился над норой, примятый снег стал изумрудным, затем розовым, а после — темно-синим, словно океан в сумерках. Дыра же осталась неизменно черного цвета, стены ее покрылись ледяной коркой.

«И я должен туда лезть?»

В душе разгоралась обида. Никто не вышел встретить его и помочь. «Уж Кайсандра могла бы…»

— Я здесь, — сообщил он по общему каналу.

— Быстро забирайся внутрь, — тут же ответила Кайсандра.

— Как?

Он не собирался спрашивать. Боялся показаться слабаком. Но после всего, через что он прошел, неужели она не могла проявить хотя бы чуточку сочувствия?

— Просто прыгай, — сказала Паула. — Используй силовое поле, чтобы не удариться при приземлении.

Флориан стоял на краю дыры, борясь с ветром. Дыра, как ему казалось, постепенно становилась больше, а тьма лишь усиливалась. А он и так провел слишком много времени в темноте под снегом. Еще тридцать минут, и наступит рассвет.