Страница 61 из 69
«Это было наше первое столкновение с представителями другой культуры, — пояснял БГ. — Не книжное, а настоящее. Вот сидит перед тобой человек и играет на флейте. И им интересно, и нам интересно. Вместе с монголами мы выезжали для концертов в Театре эстрады и участия в съёмках “Программы А”, а затем их национальная мелодия вошла в финал “Московской Октябрьской”. Причём Сакмаров сыграл её на монгольской флейте, подаренной ему собратом по цеху, асом степей».
Финал у этой истории получился непредсказуемым. Жёсткое соприкосновение двух культур привело к тому, что один из кочевников начал играть на репетициях The Beatles, за что был немедленно отозван в Монголию — с суровой формулировкой «за европейское развращение». Вскоре Питер покинули и остальные участники «Темуджина», не выдержавшие интеграции в суровую рок-н-ролльную действительность. Но произошло это не бесследно — их шаманские пляски были запечатлены в виде демо-версии композиции «Кострома Mon Amour», записанной (вместе с песней «Пой, пой лира») на Фонтанке в конце 1993 года.
ИСТОРИИ СВЕТЛЫХ ВРЕМЁН
«Рок-н-ролл находится где-то посередине — между службой в церкви и приёмом LSD».
Весной 1995 года Гребенщиков вместе с Зубаревым и Щураковым выступал в Лондоне с небольшой акустической программой. Причём в тот вечер невезучий Сергей Михайлович играл на аккордеоне… одной рукой. Как выяснилось, вторую руку он сломал накануне поездки, упав в темноте с лестницы на Пушкинской, 10. Как ни странно, этот камерный концерт произвёл сильнейшее впечатление на знакомых англичан, которым захотелось стать «крёстными отцами» будущей записи. И уже летом легендарный продюсер Джо Бойд забронировал Livingston Studio и помог Борису с приглашением звукорежиссёров и друзей-музыкантов, при участии которых лондонско-питерским составом и был запечатлён новый альбом «Навигатор».
А ещё через пару недель наши с Борисом пути пересеклись в Москве. Мы встретились с целью поговорить о магнитофонной культуре для моей будущей книги — начиная с записей Майка и «Машины времени» заканчивая опусами Егора Летова и группы «Стук бамбука в одиннадцать часов».
Идеолог «Аквариума» прибыл на встречу в сопровождении Миши Гольда и неизменного Липницкого. На Гребенщикове была белая футболка, из уха торчала медная серьга, а на груди болталась какая-то шамбала-мандала. Мне показалось, что от него шёл свет и глаза лучились простым человеческим счастьем. В тот день в офисе рекламно-полиграфической компании Public Totem, расположенной в самом сердце Солянки, происходили нереальные вещи. А именно комплексная разработка визуального имиджа грядущей пластинки, оформление плакатов, афиш, билетов и, естественно, обложки «Навигатора», над которыми работал мой приятель и концептуальный дизайнер книги «Золотое подполье» Александр Волков.
Дым вокруг стоял коромыслом — бегали курьеры, суетилась секретарша, кипел чайник, и каждую минуту звонил телефон. Надо сказать, что я добросовестно подготовился к беседе. «Интересно, что ждёт меня сегодня: интервью или исповедь?» — волновался я накануне. Угадать это, глядя на Гребенщикова, который изучал список рок-групп для книги «100 магнитоальбомов советского рока», было просто невозможно. Вплоть до того момента, когда, увидев на 94-й позиции культовую подмосковную группу «Хуй забей», Борис Борисович обрадовался как ребёнок. Как ребёнок обрадовался и я.
«Кстати, а как вы “Хуй забей” будете писать? — полюбопытствовал вождь “Аквариума”. — Через многоточие или как аббревиатуру?» “Пока не знаю, — беззаботно ответил я. — Да хер с ним, меня сегодня больше волнуют “Треугольник”, “Табу”, “День Серебра” и “Дети декабря”. Давай попытаемся вспомнить эмоциональные особенности того времени?»
Как раз в те дни друзья из Public Totem подарили мне кассетный диктофон, на который БГ наговорил чуть ли не вторую часть «Правдивой автобиографии Аквариума». Ответы опережали вопросы, и у меня возникло сладкое ощущение, что мы находимся на одной волне. «Можно ещё кофеёчку?» — периодически тревожил покой хорошенькой секретарши Борис Борисович. Время летело незаметно.
Обсудив боевое прошлое «Аквариума», мы переключились на вторую тему — о роли пиар-кампаний и рекламы в музыкальной индустрии. Дело в том, что знакомые редакторы попросили меня сделать интервью с БГ для нового глянцевого издания «Рекламный мир». В разговоре присутствовала явная интрига — никто из журналистов этой темы с Гребенщиковым прежде не касался. Дальнейшие события подтвердили правильность моих предположений.
«Реклама выходящего в свет произведения искусства нормальна и необходима, — рассуждал Борис. — Это украшает жизнь. Меня с детства устраивала система, при которой в тот день, когда выходит новый альбом любимой группы, все бегут в лавку и его покупают. Если бы я вырос на музыке “Аквариума”, то тоже, естественно, хотел бы знать, когда у группы появится новый диск. И точно так же побежал бы его покупать… Это делает интересной мою жизнь как покупателя».
Мне казалось, что со стороны эта беседа выглядела немного сюрреалистично, в духе классических полотен Ивана Генералича. В респектабельном офисе сидят несколько космонавтов и рассуждают о второй реальности: о прямой и косвенной рекламе альбомов, о public relations, об особенностях дистрибуции. О том, чего в России ещё толком не существовало. Ближе к концу разговора к нам подключился Миша Гольд, который поведал о поддержке «Навигатора» Комитетом по культуре Санкт-Петербурга, а также о финансовой помощи банковских структур и, в частности, «Тверьуниверсалбанка». Представить себе участие таких мощных ресурсов в жизни «Аквариума» несколько лет назад было совершенно невозможно.
«К этому проекту мы готовились давно и постоянно искали приемлемые формы сотрудничества, — объяснял Гольд. — Ведь “Аквариум” — существо самостоятельное, никогда не жившее ни с кем вместе и никогда не бывшее кому-то что-то должным. Группа умеет делать музыку, умеет продвигать её на рынке, но пока ещё мы не умеем правильно работать с деньгами».
Выслушав этот поток откровений, я неожиданно для себя предложил Михаилу пойти выпить пива, а заодно научить его «работать с деньгами». «Yes!» — с энтузиазмом отозвался коммуникабельный Гольд.
Буквально через полчаса Гребенщиков оказался на каком-то телеэфире, а мы с Мишей уничтожали холодное пиво у меня дома на Шаболовке. В ярких красках я расписывал ему пресс-конференции по книге «Золотое подполье», а также упомянул тиражи журналов и газет, в которых вышли материалы о ней. Меня послушать, так это было пиздец как круто — просто Дмитрий Дибров какой-то. Или Леонид Парфёнов. В результате директор «Аквариума», которому было не чуждо всё яркое и театральное, неслабо впечатлился. Разрушение сознания питерского гостя довершил авторский экземпляр книги, подаренный ему прямо на кухне. О пафосе дарственной надписи стыдливо умолчу.
«Слушай, а ведь у нас в Москве сейчас столько дел, а с прессой работать некому», — задумчиво произнёс Миша. Судя по всему, его мысли витали в каких-то неведомых фудзиямах, что в данной ситуации было неплохо. Неторопливо дожевав курицу и подумав ещё несколько минут, Гольд вздохнул и наконец-то решился.
«А давай-ка ты поработаешь с нами по “Навигатору”, — сказал он, почесывая макушку. — Пресса, радио, газеты, журналы — ну, ты всё знаешь».
Я, мягко говоря, не сильно сопротивлялся. «Аквариум» мне нравился, «Навигатор» нравился. И ушлый Гольд, несмотря на всю комичность ситуации, тоже нравился. Вручая предоплату, он заявил: «Предлагаю договориться прямо на берегу. Пусть Гребенщиков о нашей сделке ничего не знает. Всё равно он в этих делах не слишком понимает, ему бы только песни писать. Ты будешь спокойно делать публикации, а Боря пусть думает, что это происходит само собой».
Я настолько охренел от услышанного, что согласился без лишних слов. После чего Гольд мгновенно растаял в пространстве, а по радио «Божья коровка» продолжала петь про гранитный камушек в груди.