Страница 52 из 69
Прошли месяцы. Во время американской эпопеи Гребенщикова Сакмаров с удивлением наблюдал, как стремительно вокруг меняется мир. Он даже успел посетить концерт группы «Аквариум», которая умудрилась сыграть в ДК Связи… без своего вокалиста. Затем Олег послушал несколько выступлений «Трилистника», а также концерт «Турецкого чая», где музицировали Ляпин, Гаккель и Титов. Ещё ему запомнилось, как БГ уныло сидел в пустом коридоре, терпеливо ожидая окончания репетиций вышеупомянутых коллективов.
«У меня нет будущего, — заявил тогда Борис в интервью журналу “Огонёк”. — По неизвестной причине у меня пропало будущее. А в прошлом году вообще исчезла способность к предвидению».
Созерцая со стороны этот дурдом, Сакмаров не сильно удивился приглашению Гребенщикова выступить на фестивале журнала «Аврора» в компании Серёжи Щуракова, Андрея Решетина и басиста Сергея Березового.
«В парке Кирова мы, почти не репетируя, исполнили четыре новые песни, — бодро вещал новый флейтист “Аквариума” в интервью для книги. — В тот вечер восторг заключался в том, что впервые БГ оказался совершенно свободен. Он не зависел ни от старого аквариумного “обоза”, ни от империалистического давления CBS Records. А мы смотрели на него, широко открыв рот, и при этом неплохо играли. Светило солнце, и со стороны это напоминало если не Вудсток, то Гайд-парк конца шестидесятых».
Вскоре Олег принял участие в эфире актуальной телепрограммы «Взгляд» и в московской презентации фильма Сергея Соловьёва «Чёрная роза — эмблема печали…», музыка к которому записывалась тогда на «Мосфильме».
«У нас были гастроли по Украине и Белоруссии, фантастически оплачиваемые, — радовался жизни Сакмаров. — Тогда существовал громадный зазор между кооперативной свободой и фиксированными госценами. За несколько концертов я получил гонорар в четырнадцать тысяч рублей и был сильно потрясён этой суммой, поскольку в консерватории неплохо зарабатывал по 180 рублей в месяц. А здесь мне по-быстрому оплатили стоимость нескольких “Жигулей”… Когда я эти деньги получал, стоя за занавеской на репетиционной базе, то сдуру спросил у Файнштейна, который тогда был директором: “А мне с этих денег надо платить партвзносы?” Миша на меня внимательно посмотрел и сказал: “Олег, настоящий коммунист должен платить партвзносы даже со взяток”. Это была гениальная фраза, после которой у меня снялись абсолютно все вопросы».
В июле 1990 года Гребенщиков вылетел в Лондон, чтобы приступить к записи второго альбома для CBS. Поначалу ничто не предвещало беды — Борис работал в студии у бас-гитариста Eurythmics, где подготовил демо-версии десяти песен на английском языке.
В какой-то момент лидер «Аквариума» решил «выписать» в Англию Гаккеля, который был готов помогать старинному другу, несмотря на сильнейшие идейные разногласия. Но суровая реальность, открывшаяся его глазам, превзошла все ожидания.
«Время от времени Борису звонили из местного отделения CBS и, судя по интонации его голоса, подгоняли, — писал Сева в своих мемуарах. — По этому же поводу звонили из Америки Марина Алби и Кенни Шаффер… В итоге песни просто вымучивались, поскольку этого требовал контракт. Так я впервые соприкоснулся с дыханием капитализма. Уж больно идиллической была картинка, которую Гребенщикову нарисовали в Нью-Йорке: всего восемь альбомов за двенадцать лет — в обмен на реальные деньги. Но на этот раз Боба подвела интуиция».
Позднее в многочисленных интервью Гребенщиков озвучивал другую версию событий, к слову — достаточно убедительную.
«Вся американская халява закончилась тем, что фирма CBS перестала существовать и была продана компании Sony, — подвёл черту БГ в одной из бесед. — Японцы вежливо пытались объяснить, чего именно от меня хотят. А я вёл себя нагло и говорил, что хочу продюсером Рэя Купера, с которым меня познакомил Джордж Харрисон. И никак по-другому. Они подумали и сказали: “Если вы такой специфический, то давайте с вами разведёмся”. И я уехал в Россию, оставив в Лондоне все вещи, поскольку думал, что скоро вернусь».
Быстро вернуться, к сожалению, не получилось. В августе 1990 года погиб в автокатастрофе Виктор Цой, и вскоре «Аквариум» выступил в Лужниках на крупном мемориальном концерте. По иронии судьбы музыканты играли в том месте, где в 1988 году группа «Кино» выступала на мероприятии памяти Башлачёва, а «Аквариум», как уже упоминалось, не выступал. Честно говоря, лучше бы он не выступал и на этот раз. Хотя первоначально состав группы особой тревоги не вызывал, а БГ, одетый в странный халат и тюбетейку, нашёл нужные слова, которые задели многотысячную аудиторию:
«Надеюсь, что это не мемориальные пляски над гробом… Всё понятно, что смерть — это переход. Витя сделал всё, что надо, и перешёл. Он сам лучше знает куда».
Но затем в дело вмешалась злодейка-судьба. То ли идеи «Аквариума» начали тихо умирать, то ли в группе исчез внутренний драйв, но энергия со сцены перестала идти совсем.
«Все, подчёркиваю, все группы до “Аквариума” отыграли на прекрасном звуке, — писал в “Рокси-экспресс” Александр Старцев. — Но как только на сцену вылезла славная компания под руководством Боба, началась какая-то каша, в которой слов было не разобрать. Плюс ко всему у группы появился новый, совершенно монотонный саунд, при котором выделить какую-то конкретную вещь было невозможно. Даже старые композиции типа “Молодых львов” получались нивелированными».
Вполне логично, что после концерта в Лужниках у Гребенщикова опустились руки. Это было то редкое выступление, после которого музыкантам было неловко смотреть в глаза поклонникам и журналистам. Наверное, их настроение можно понять — вокруг царили интриги, равнодушие и нежелание репетировать. Долго так продолжаться не могло, и вскоре грянул кризис.
«Девяностые годы начались с того, что я сидел в Лондоне и писал песни, — рассказывал мне Гребенщиков. — Мы приезжали сюда и играли, такой уже поблекший вариант “Аквариума”, вместе с Дюшей. Из музыки исчезла всякая актуальность, и в какой-то момент мы потеряли любые творческие импульсы. С моей точки зрения, люди в группе были, а музыки — не было. С восемьдесят седьмого по девяностый мы, конечно, пытались записываться, но, кроме музыки для фильмов Соловьёва, у нас ничего не получилось. Так случилось, что весь рок-н-ролл из музыки ушёл».
Событие, которое окончательно похоронило «Аквариум», случилось в феврале 1991 года. После удачных концертов в ДК МЭЛЗ группа выступала в городе Северодвинске, невдалеке от Архангельска. Эти концерты организовал старинный друг Коля Харитонов, который устраивал им гастроли ещё в далёком 1982 году. Но то, что произошло на этот раз, БГ комментировать отказался, назвав последующие события «тяжёлой историей». Ночью после мероприятия Борису случайно озвучили сумму, выплаченную директору «Аквариума». Она оказалась в два раза больше, чем гонорар, который музыканты получили на руки. Другими словами, выяснилось, что стародавний друг-директор его обманывает.
«Борька просто взбесился, когда узнал, что до него доходят не все деньги, — утверждал Олег Сакмаров. — Тогда в шоу-бизнесе это было обычной историей, но Гребенщиков не привык к таким поступкам и уволил Фана. А потом ещё много лет на него обижался».
В момент написания книги у меня не было возможности выслушать версии Файнштейна или Коли Харитонова, поскольку они к этому времени умерли. Гаккель комментировать эту историю отказался, так как его в Северодвинске не было. В свою очередь, я могу предположить, что часть денег Фан откладывал, к примеру, на издательскую деятельность — в частности на выпуск газеты «Арокс и Штёр» и сборника текстов «Аквариума».
К сожалению, раскрывать правду никто не торопится, да и пресса на эту тему уверенно помалкивает. В 1998 году мне удалось пообщаться с Серёжей Щураковым, и наша беседа сохранилась на кассете. Вот что он рассказал: