Страница 4 из 69
Уже на первых репетициях Джордж был назначен «великим драматургом» и барабанщиком, а Боб — вокалистом, гитаристом и поэтом. Вдохновлённый атмосферой сейшенов, на которые его водила Людмила Харитоновна, Гребенщиков написал ироничную «Элегию», посвящённую длинноволосым поп-фанатам: «Им всё равно, кто будет там играть, пусть мир дружиной там у входа встанет, / Пусть только “квака” первый звук там грянет, они войдут и будут там торчать».
Сегодня исследователям непросто реконструировать творчество раннего «Аквариума». Тем не менее дотошный Шуколюков-Цацаниди нашёл кое-что у себя в архивах. Лютый Джордж, к примеру, сочинял нечто сюрреалистическое — «как обдолбанная сковородка, висит улыбка чёрта», а Гребенщикова тянуло к стилизациям под раннего Вертинского:
Вскоре Гребенщиков решил пригласить Джорджа в гости на примат. Гуницкий долго вертел по сторонам косматой головой и не верил собственным глазам. Его поражало, насколько свободолюбивый образ жизни студентов университета отличался от тухлой стагнации в его мединституте. Именно так Анатолий и представлял себе условную Сорбонну — пусть даже не цветную, а чёрно-белую. В этом здании, расположенном в непосредственной близости от обкома КПСС, можно было меняться пластинками, обсуждать книги, слушать лекции о современном искусстве, а также пить вкусный кофе, приготовленный на импортных кофемашинах.
«В подобном общении и была вполне законченная гармония, — утверждал Джордж. — Золотое сечение жизни в начале семидесятых. Иначе и не скажешь».
Осенью приятели решили посетить концерт группы «Санкт-Петербург» — одной из первых рок-команд, исполнявших песни на родном языке. Как и у большинства местных самодеятельных групп, «игравших Deep Purple круче самих Deep Purple», у «Санкт-Петербурга» не было магнитофонных записей. Но по Ленинграду активно расползались слухи об их зубодробительных концертах, и этот факт будоражил воображение студентов.
Когда спустя много лет я впервые встретился с лидером «Санкт-Петербурга» Володей Рекшаном, он был колюч и немного агрессивен. Как и всякий потомственный ленинградец, Владимир Ольгердович слегка недолюбливал москвичей, но на мои вопросы отвечал чётко и обстоятельно:
«Наш стиль — агрессивно-хаосный и до конца не прочерченный ритм-энд-блюз — был ориентирован на The Rolling Stones — в рамках тех инструментов и того звучания, которые у нас присутствовали. Часть песенного материала сочинялась мной, часть — барабанщиком Колей Корзининым, который в силу своей антропологии ориентировался на красивые баллады. А когда группа распалась, я остался со своим энергетическим хаосом, а Коля — со своей мелодической задушевностью».
Как бы там ни было, овеянный мифами «Санкт-Петербург» ассоциировался у Джорджа и Боба с тем светом в конце туннеля, в направлении которого им и нужно двигаться. Дело оставалось за малым — прорваться на концерт команды Рекшана, который должен был состояться на химфаке ЛГУ.
«Значимым элементом любого концерта являлась проходка, — вспоминал Джордж. — На химфаке мы растерянно торчали во дворе, даже не представляя, как попасть внутрь. К счастью, увидели знакомых, которые повели нас в тёмные закоулки питерских дворов. Подошли к чёрному входу, вышибли какие-то стёкла, ввалились в зал и увидели, как группа “Санкт-Петербург” заканчивала настройку».
В актовый зал, пахнущий влажной половой тряпкой, народу набивалось всё больше, и вскоре зрителям стало нечем дышать. К счастью, Цацаниди встретил приятелей по химфаку, которые нагло курили у приоткрытого окна и с нетерпением ожидали начала мероприятия.
«Настройка продолжалась ещё минут двадцать, — рассказывал Джордж. — Потом к микрофону подошёл хмурый Рекшан и будничным голосом сообщил: “Сегодня наш последний концерт в данном составе… Поскольку барабанщик Коля Корзинин уходит служить в ряды Советской Армии”».
Группа начала выступление с программной композиции «Санкт-Петербург». И когда к сиплому вокалу Рекшана подключилась ритм-секция, её громоподобный звук просто пришиб друзей к паркету. А вскоре сквозь гул барабанов Корзинина, скрипку Никиты Зайцева и скрежет гитары Рекшана Борис услышал строчки, от которых у него начала съезжать крыша: «Я этим городом дышу, курю с травою папиросы».
Вторично Гребенщиков впечатлился на психоделическом номере про Бангладеш, во время которого в арт-пространстве химфака царил полный бардак. На сцене стихийно возникали новые музыканты, а опоздавшие зрители ломились в зал через высокие окна. Вокруг искрило электричество и витал дух великой свободы.
Неудивительно, что после концерта участники «Аквариума» вышли на улицу совершенно другими людьми. Они двигались навстречу стылому ветру, продувавшему и старый плащ Гребенщикова, и видавший виды полушубок Гуницкого. Вселенная рок-музыки на русском языке взяла наших героев в неумолимый плен. Это выглядело словно сигнал из космоса — пора начинать играть собственные песни.
«Я поразился этому сейшену на родном факультете, — признавался Саша Цацаниди. — Домой мы ехали на автобусе, и Боб громко декламировал стихи из своей новой поэмы “В объятиях джинсни”. Он всегда выглядел целеустремлённым и свято верил в успех “Аквариума”. Я сильно сомневался в целесообразности нашей затеи и прямо спросил у него: “А как ты думаешь, мы станем такими же известными, как группа «Санкт-Петербург»?” — “Мы будем намного известнее”, — не задумываясь ответил Гребенщиков».
ГАРМОНИЯ ПРОСТРАНСТВА
«Иногда по ночам в кошмарных снах мне снятся интегралы».
К середине первого курса вождь «Аквариума» подружился с продвинутыми активистами «примата» — Андреем Васильевым, Таней Купцовой и Арменом «Маратом» Айрапетяном. Боб представился им как «весёлый хипок» и вскоре понял, что нашёл братьев по разуму. Это были самые беспечные в мире студенты, которые вместо занятий играли в покер «на спички», обсуждали заветы китайских мудрецов, трилогию Толкина Lord of the Rings и альбомы Фрэнка Заппы.
«Прослушивание каждой новой пластинки было для нас настоящим откровением, — вспоминал Гребенщиков. — Мы часто собирались вместе, компанией из четырёх — пяти человек, как будто для того, чтобы вызывать духов. С тех университетских времён именно альбомы являлись для меня основным способом передачи атмосферы рок-музыки».
Вскоре в недрах «могучей кучки» возникла идея создания «Клуба Любителей Музыки», или сокращенно — «КЛМ». К сожалению, Андрея Васильева и Тани Купцовой давно нет в живых, но остался в строю их бодрый однокурсник Армен Айрапетян, живущий в Ереване и занимающийся научной деятельностью. Мы легко нашлись в интернете и завязали активную переписку.
Сразу всплыл ряд интереснейших фактов, связанных с эволюцией «Клуба Любителей Музыки». Стало понятно, что примат оказался не «цирком», а ультрамодным факультетом, организованным силами одного из отделений Министерства обороны. Там трудилось немало педагогов «новой волны», мыслящих современно.
В отличие от профессоров «старой школы», считавших генетику и кибернетику «продажными девками империализма», преподаватели здесь были на редкость демократичны. По крайней мере, на все развлечения студентов они смотрели с пониманием. Иными словами, у Гребенщикова оказались развязаны руки, и такой шанс молодой поэт упустить не мог.