Страница 12 из 12
— Ай! Да что тут сложного? — В голосе монаха послышалось раздражение. — Библию читал? «Если имеешь веру и скажешь горе: перейди отсюда туда, и она перейдёт». А у тебя не вера, у тебя магия. Захотел что-то передвинуть, волю изъявил, и оно передвинулось.
Монах указал пальцем на булыжник в пожухлой траве. Камень дрогнул и медленно пополз, как черепаха, к дорожке.
— Видел? Теперь сам попробуй.
Возле этой чёртовой каменюки я проторчал минут десять, прежде чем сумел сдвинуть её с места. Лукиан не помогал: просто стоял рядом, молчал и ждал, пока я выполню упражнение.
Принцип работы с Талантом без заклятий оказался и прост, и сложен одновременно. Заклятья действительно не требовалось — Талант сам знал, как формировать эфир, чтобы вышло желаемое. Нужно только чётко представлять, чего именно хочешь, и прикладывать волю.
— А обычные, не некромантские Таланты так не могут?
— Силы не хватает, — ухмыльнулся Лукиан, — вот и пользуют заклятья. К старости только, если дар развивают, что-то могут делать.
На последней фразе я вспомнил Марью Алексевну и покойного Голицына. А ведь и правда! Они давили мощью Таланта, а не хитроумными плетениями. Княгиня так и вовсе одним проявлением силы заставила Шереметева поджать хвост. А Голицын во время схватки с сыном не использовал хоть сколько-то знакомых щитов и ударных заклятий. Сила, только чистая сила, и всё.
— Понял, отец Лукиан, — я низко поклонился монаху. — Спасибо за науку.
— Раз такой понятливый, идём чаю выпьем. Утомился я с тобой гулять.
Уже у самого особняка Лукиан сказал:
— Кстати, у девоньки твоей Талант-то не простой, тоже с заковыкой. Магия принуждения, очень редкий дар. Такой у самого Петра был, между прочим.
В горле запершило, и я закашлялся. У Петра, значит? Это от дедушки ей Талант достался? И судя по взгляду, мне Лукиан сообщил не просто так, а с намёком. Но больше меня напрягло другое. Это что же выходит, Елизавета не просто с меня клятву взяла? Я ведь почувствовал, что она воздействует через эфир, когда давала указания. Получается, заклятье будет принуждать меня выполнить инструкции покойной императрицы? Ёшки-матрёшки, во что я вляпался, а?
— Осторожнее, не трясите так!
К ручью мы шли странной компанией. Впереди вышагивал Лукиан, за ним я и Киж несли носилки с Таней, а вокруг нас суетилась Настасья Филипповна с одеялами в руках. Неугомонная ключница то и дело дёргала Кижа, чтобы тот правильно держал носилки.
— Димочка, ровнее неси, не заваливай!
Лукиан строго запретил привлекать к этому делу слуг. Мол, лишние люди только помешают. И вообще, в делах с Талантом каждая мелочь имеет значение. А в том, что Таню несут мертвец и некромант, он находил особый символизм. Можно сказать, что у нас получилась почти ритуальная процессия.
— Сюда, — монах указал на пологий спуск к ручью, — кладите на песок. Настя, переодень девицу и дай мне её одежду. Отрок, разожги костёр. А ты, — Лукиан посмотрел на Кижа с прищуром и пару секунд раздумывал, — зажги факелы и поставь по семь штук на каждом берегу.
Не знаю, когда Лукиан успел принести поленья для костра и факелы, но их там было с приличным запасом. То ли магия, то ли он заранее послал слуг всё подготовить.
Едва огонь разгорелся, Настасья Филипповна подала монаху Танино платье. Лукина взял его двумя пальцами и с брезгливостью швырнул в костёр, будто ядовитое насекомое.
— Смотри, отрок, внимательно. — он указал на взметнувшееся пламя.
Я несколько раз моргнул, настраивая магическое зрение, и увидел тонкие струйки «перегара» эфира, поднимающиеся вместе с дымом.
— Не родившийся Талант силу впустую жжёт и всё вокруг копотью мажет, — пояснил монах, — в таком ходить даже врагу не пожелаешь.
Лукиан некоторое время смотрел на огонь, неодобрительно качая головой. Затем обернулся ко мне и с лёгким смущением буркнул:
— Где твоя палка волшебная, отрок? Развей-ка эту гадость от греха подальше.
Мне не сразу удалось сообразить, чего он хочет. А когда понял, то постарался не улыбаться до ушей. Что, даже такому сильному магу пригодилась деланная магия? Сила силой, а средств развеять «перегар» эфира в арсенале Талантов не было. Но злорадствовать я не стал — над костром и правда собралось облако эфирного чада. Из наплечной кобуры я вытащил small wand и нарисовал жирную букву Z.
Пришлось раз пять проводить очистку эфира, прежде чем ядовитая хмарь развеялась без следа. Монах всё это время стоял рядом, но с советами не лез, хотя и корчил недовольные рожи. Но я бы его в любом случае не послушал — в деланной магии я разбираюсь побольше старого некрота.
— Хватит, — дёрнул он меня, — сымай сапоги и бери девицу.
Камзол я тоже снял и бросил на ветки куста. Взял Таню, одетую в длинную полотняную рубаху, на руки и понёс к ручью. Девушка вся горела, дыхание было хриплым, а глаза под веками непрерывно двигались, будто ей снился кошмар.
Факелы, воткнутые Кижом в песок на берегах ручья, в наступившей темноте создали освещённый коридор. В его центр я и направился. Вошёл в воду и встал в центре потока.
Мир за пределами освещённого пространства будто перестал существовать. Были только мы с Таней, текущая вода и пламя факелов на берегу. Даже звёзды на небе словно померкли, а на меня навалилась ватная тишина — ни всплеска, ни крика птицы, ни голосов людей.
За факелами я разглядел фигуру Лукиана. Сейчас он был похож на огромного медведя, вставшего на задние лапы. Или на тёмного языческого бога, явившегося из седой древности.
Монах поднял руки над головой. В его ладонях появились круглый бубен и массивная колотушка. Бум! Бум! Бум! Бум! Мерный низкий звук полетел над водой. От каждого удара пламя факелов вздрагивало и разбрасывало яркие искры.
Я упустил момент, когда Лукиан вошёл в воду. Его глаза выглядели чёрными провалами, в которых не отражались даже огни факелов.
— Опусти её в ручей, — подойдя, скомандовал монах, — только голову над водой держи.
Лукиан положил ладонь на грудь Тани и сделал движение, будто вытаскивает пробку. Вода вокруг тела девушки вскипела, обжигая мне руки. Дикий необузданный эфир вырывался из неё наружу. Закручивался водоворотами, выбрасывал всполохи, бил вокруг толстыми плетями.
Несколько ударов пришлись мне прямо в лицо. Пожалуй, они могли раскроить череп, если бы рядом со мной не появился старый товарищ. Анубис, собственной персоной. Он стал старше, заматерел, а клыки на шакальей морде удлинились. Кивнув мне, как другу, Анубис поднял ладонь, защищая моё лицо от ударов эфира. Странное чувство — Анубис был мной в этот момент, а я был им, как одно целое. И в то же время нас было двое. Не знаю, как это объяснить и описать. И уж тем более я не пойду за объяснениями к Лукиану.
— Крепче держи, — сквозь зубы прошипел тот, — сейчас начнётся.
Начнётся⁈ То есть беснующийся эфир даже не считается?
Таня на моих руках дёрнулась. Её глаза распахнулись, пылая нестерпимым светом. Рот открылся в беззвучном крике, и оттуда тоже полилось сияние. Вода стала горячей и пошла волнами, а в уши продолжал долбить звук бубна. Бум! Бум! Бум! Анубис тоже подставил руки, поддерживая Таню. Вдвоём мы с трудом справлялись, чтобы девушку не унесло потоком воды.
— Х-р-р-р-ы!
Лукиан захрипел. Лицо его покраснело от напряжения, а правый глаз задёргался, будто он пытался подмигивать азбукой Морзе.
В этот момент я увидел Танин Талант. Яркий шар в груди, похожий на солнце. Толстые жгуты эфира, появлялись из него протуберанцами, взлетали над девушкой и погружались обратно.
— Видишь? — прокричал Лукиан.
Я и без его подсказки разглядел неправильность. Некоторые протуберанцы были порванными, выбрасывая из себя в повреждённых местах «перегар» эфира.
— Вот так!
Монах протянул руки и пальцами скрепил эфир на разрыве.
— Помогай, — рявкнул он, — один не справлюсь.
Уж не знаю, как я должен был помочь, удерживая при этом Таню. Но тут вмешался Анубис. Он-я протянул руки и принялся чинить протуберанцы, ничуть не хуже монаха. Лукиан яростно зыркнул на шакала, но ничего не сказал.
Конец ознакомительного фрагмента.