Королевский порок

Лагерь погорельцев не был похож на те лагеря, которые власти создали сразу после Великого пожара на окраинах Лондона, таких как Мурфилдс и Смитфилд. Они, почти все уже закрытые, были относительно благоустроенными территориями с аккуратными импровизированными улочками, вдоль которых стояли временные лавки с разными товарами. Рынков поблизости тоже хватало, и, кроме того, у обитателей лагерей была возможность зарабатывать себе на жизнь – Лондон постепенно возрождался из пепла, а для этого требовались рабочие руки. А этот маленький, затерянный в глуши лагерь был погружен в полный хаос. Здешние жители подчинялись только Израилу Хэлмору, чья власть держалась на силе характера, и господину Манготу, пустившему их на свои земли по двум причинам: во-первых, возделывать земли в одиночку ему было не по силам, а во-вторых, хозяин утверждал, что ему явилось видение и Господь приказал ему искупить и собственные прегрешения, и грехи покойного сына, дав приют бездомным.

На кухне было теплее, но Кэт предпочитала проводить вечера здесь, уединившись в маленькой комнатушке под самой крышей, где когда-то жил сын старика. Дверь была крепкой, к тому же с засовом. В любом случае за пределами ее спальни ничего интересного не происходило: дом постепенно обращался в руины, а в лагерь добровольно отправился бы только безумец.

Кэт клонило в сон, и ее мысли сами собой обратились к заказу в Кларендон-хаусе. Осовременить старый павильон – задача нелегкая, о чем господин Хэксби сразу предупредил его светлость. Гораздо проще было бы снести здание и выстроить новое в том же стиле, что и второй павильон в противоположном углу сада. Как бы они ни старались, результатом может стать уродливая, не вписывающаяся ни в одну категорию помесь старого и нового. Особенно много сложностей возникнет с задним и боковыми фасадами. Однако Кэт рассудила, что сам особняк – точно такая же уродливая помесь, несмотря на баснословные деньги, вложенные в его строительство. Фронтоны и симметрия здания отвечают классическим канонам, но чисто английское пренебрежение к архитектурным ордерам проявилось и здесь. Если бы великие увидели это строение с небес, Андреа Палладио покачал бы головой, а Витрувий от негодования всплеснул бы руками.

Насколько поняла Кэт, лорд Кларендон сохранил павильон из чисто сентиментальных соображений, желая порадовать больную супругу. Поначалу ее светлость иногда появлялась на людях. А позже, когда состояние ее здоровья ухудшилось, страдавший подагрой лорд Кларендон, морщась от боли и опираясь на руку Милкота, ковылял по саду к павильону, чтобы оценить ход работ. Но с тех пор как леди Кларендон скончалась, хозяин больше в павильон не приходил. Вместо него за строительством наблюдал господин Милкот, секретарь его светлости.

Но об этом человеке Кэт думать не хотела. Ее все больше тревожил разговор, который она вчера утром случайно услышала в повозке по дороге на ферму. Если Хэлмор говорил правду, беспорядки у Кларендон-хауса организует герцог Бекингем. А кто такой Епископ? Похоже, что агент герцога. Судя по словам Хэлмора, этот человек намерен и дальше строить козни лорду Кларендону, однако на этот раз он задумал что-то похуже. Может быть, этот Епископ будет подстрекать толпу, чтобы те снесли ворота и подожгли дом. А что, если готовится нападение на самого Кларендона?

Кэт нравилась леди Кларендон, и к его сиятельству она относилась с уважением: хорошие клиенты, которые знают, чего хотят, проявляют к работам интерес и своевременно оплачивают счета, встречаются редко. Может быть, с архитектурной точки зрения особняк далек от совершенства, однако Кэт вовсе не желала ему гибели. Она горько сожалела, что не может предупредить Кларендона.

Откуда-то из лагеря донесся пронзительный женский визг, напоминая Кэт, что она не сможет отсиживаться у себя весь вечер: пора готовить старику ужин – если, конечно, эта трапеза заслуживает столь громкого названия. Такова была часть платы за гостеприимство Мангота.

Кэт медленно спустилась по скрипучей лестнице, переступив через прогнившую третью ступеньку снизу, и вошла в кухню. Господин Мангот уже сидел за столом. Медленно водя пальцем по строкам, он читал Библию при слабом свете зловонной лучины. Старик по-прежнему был одет в рубаху из небеленого льна, которая была ему слишком велика. Мангот был болезненно худым и всегда чрезвычайно понурым.

Кэт развела огонь и поставила разогреваться котелок с супом. Другой еды в доме не было, если не считать зачерствелого хлеба, который они макали в бульон, чтобы хоть немного его размягчить. Сегодня утром Кэт дала господину Манготу еще пять шиллингов в надежде, что он купит продуктов.

Во дворе залаяла одна собака, за ней вторая, а потом обе затихли.

– Вы кого-то ждете? – шепотом спросила Кэт, опуская руку в карман, где лежал нож.

– Верно, разносчик приехал, – не поднимая головы, произнес хозяин. Голос у него был скрипучий – наверное, оттого, что Мангот им почти не пользовался. – На чужих собаки по-другому лают. Он сначала зайдет к Израилу, а потом ко мне. Наш разносчик всегда собирает заказы в понедельник вечером. Он еще и торгует – каждый раз предлагает что-нибудь купить.

– А продукты он продает? – спросила Кэт.

Не переставая водить пальцем по странице, Мангот покачал головой.

– Ваш разносчик может доставить письмо в Лондон?

Мангот оторвался от книги. Его глаза были затянуты пленкой, и Кэт только подивилась, как он разбирает буквы.

– Письмо? Вот сама у него и спроси. Кому писать собралась?

– Вашему племяннику.

Мангот фыркнул:

– Он что, ухаживает за тобой?

– Нет.

– Оно и к лучшему.

Кэт взглянула на котелок с супом, под которым тлел огонь. Разогреваться суп будет еще четверть часа, не меньше.

– Я быстро.

Взяв лучину, Кэт поднялась к себе в комнату и написала записку Бреннану.

Пожалуйста, скажите Х., чтобы предупредил л. К., что г. Б. платит черни, чтобы они осаждали К.-х. Их главарь – человек г. Б. по прозвищу Епископ. Этот Епископ злоумышляет еще что-то против К., желая нанести ему болезненный удар. Пусть Х. напишет л. К. письмо и скажет, будто подслушал разговор в таверне.

Подписываться Кэт не стала. Вырвав листок с посланием из записной книжки, девушка сложила его и написала сверху имя Бреннана. Запечатать письмо было нечем. Кэт сомневалась, будет ли от ее предупреждения хоть какой-то толк, даже если оно дойдет до Бреннана: ему придется доказывать Хэксби, что к письму надо отнестись со всей серьезностью, а это уже само по себе непросто, и после этого Хэксби еще должен убедить лорда Кларендона. Наверное, лучше поговорить с господином Милкотом. Кэт замерла в нерешительности: может, развернуть письмо и добавить постскриптум? Но потом девушка нахмурилась. Ситуация с Милкотом так и не разрешилась, а значит, его в это дело впутывать не следует.

Внизу забарабанили в дверь. Кэт сунула письмо в карман и спустилась на кухню. Разносчик показывал Манготу пачку сборников баллад, текстов проповедей и памфлетов – все только что из печати. Когда вошла Кэт, он вскинул голову, продемонстрировав бельмо на глазу, и окинул девушку быстрым оценивающим взглядом, прежде чем вернуться к разговору с фермером.

Пока мужчины беседовали, Кэт вытерла стол и поставила на него деревянные тарелки и кружки. Помешивая суп, она не могла дождаться, когда же он наконец разогреется. Мангот купил памфлет о заговоре папистов, задумавших убить короля отравленным кинжалом прямо во время богослужения в Уайтхолле.

Пока разносчик собирал свой товар, Кэт попросила его отвезти письмо в Лондон. Он согласился, заявив, что доставит письмо на Генриетта-стрит утром. За услугу разносчик потребовал с Кэт два шиллинга, хотя они оба знали, что цена просто грабительская.

– Я хочу, чтобы вы отдали письмо не слуге или первому, кто откроет дверь, а лично адресату, – объясняла Кэт. – Он работает у господина Хэксби, под вывеской с розой, его фамилия Бреннан, у него худое лицо и рыжие волосы. Он племянник господина Мангота.