Страница 38 из 42
— Спасибо, что-то не хочется, — улыбнулась Настя и вышла в, оставленную открытой, дверь.
В дверном проеме сначала показалось розовощекое лицо Авдотьи, позыркало яркими глазами, ожидая ругани, потом, видя, что никто на неё с кулаками не кинулся, девушка показалась вся.
— Барынька, я посуду мыла, да вы ж меня видали! — девушка вытерла рукавом вспотевший лоб.
— У тебя своей работы мало, я погляжу? — обманчиво ласково пропела Любогнева. — Так пойдём, я тебе прибавлю! — потащила служанку за рукав в тёткину горницу.
Настя поднялась на высокое крыльцо и вошла в просторный терем Огневеда. Огляделась, старца не было. Раненые спали, видимо, Огневед добавил в отвар снотворное. Крышка подпола была открыта, и Настя подошла к краю отверстия, заглянула внутрь. Широкие ступени уходили вглубь и в сторону. Из темноты подвала на нижние ступеньки лился ровный луч света. Насте стало интересно: «Откуда там свет?», и она шагнула по ступеням вниз, в прохладу подвального помещения.
В углу помещения, прямо на полу, на широком тюфяке спал огромный медведь. Огневед, в свете открытой на другую сторону терема двери, обрабатывал, уже затянувшуюся в спине зверя, рану.
Настя подошла ближе и присела рядом со стоящим на коленях, Огневедом.
— Промываю рану мёртвой водой, чтобы хворь убить, — пояснил свои действия старец. — Теперь промываю живой водой, чтобы в тело жизнь вдохнуть.
Повинуясь бесконтрольному внутреннему порыву, Настя протянула было руку, чтобы погладить медведя, но, перед самой мордой, не дотронувшись, замерла, не зная, можно ли это сделать, не проснётся ли зверь.
— Не бойся, гладь, — подбодрил её Огневед. — Он безопасен. Спит крепко. Я сон-травы в питье ему добавил изрядно. И на рану хороший отвар положил. Заживёт скоро.
Настя, сглатывая невесть откуда подкатившийся к горлу комок, и прогоняя нахлынувшую жалость, погладила огромного, так по-человечески беззащитно подложившего лапу под морду, дикого зверя.
Медведь открыл сонные глаза. Ткнулся носом в Настину ладонь и засопел. Настя снова замерла, но ладонь не отняла.
— Да не пугайся, — рассмеялся Огневед. — Говорю же, спит он. Пока не заживёт, спать будет. Нельзя ему пока просыпаться. Слаб еще.
— Вы бы тоже отдохнули, — Настя посмотрела на осунувшееся лицо старца. — Поди, еще и не ложились?
Старик улыбнулся глазами:
— Раненых проведаю, потом отдохну, — поднялся и запер с улицы дверь. — Поднимайся в горницу.
— Давайте, я пока ветошь порежу и с этими ранеными побуду, а Вы поскорее возвращайтесь и ложитесь отдохнуть, — усаживаясь на лавку и беря в руки ножницы, предложила Настя.
— Благодарю, Настенька, — взвалив на спину сумку с бинтами и снадобьями, Огневед направился к выходу.
Любогнева, всучив служанке ворох грязного белья и раздав поручений, уселась у окна на лавку лузгать семечки, но вскоре, заплевав шелухой весь подоконник, заскучала. «Что там тётка за стеной поделывает? Неужто, всё вяжет?», — поднялась и пошла в княжескую горницу к тётке, почесать языком.
Открыв дверь, застыла на пороге: тётка Лукерья, скрючившись, лежала на полу ничком, в луже чего-то дурно пахнущего, неестественно вывернув руки.
Любогнева ахнула, увидев на столе свой, забытый напрочь, кувшин с квасом и пустую, лежащую на боку, кружку.
Опрометью кинулась Любогнева из терема, на крыльце едва не сбив с ног, поднимавшегося по ступеням, Олега. Отскочила от него в ужасе и, схватившись за голову, понеслась через двор в терем Огневеда. Наступила на подол, шлёпнулась на землю, поднялась и, не отряхиваясь, припустила бодрой рысью, подхватив юбки. Ворвавшись в терем:
— Это всё ты! — завопила, вылупив обезумевшие глаза, и кинулась на Настю. Подскочила к девушке, пытаясь вцепиться ей в волосы скрюченной, с заострёнными, больше напоминающими когти, ногтями, пятерней. — Всё из-за тебя!
Настя отмахнулась от неё ножницами и Любогнева, отчего-то удивившись и надувшись, отскочила на шаг назад, по-прежнему держа перед собой скрюченные, как звериные лапы, кисти рук.
— Что случилось? — поднялась с лавки Настя.
— Ах ты, ведьма! — зашипела Любогнева, корчась и безумно вращая глазами. — Со свету решила мою тётку сжить?!
— О чем ты? Что с тётей Лушей? — всерьез забеспокоилась Настя, бросив на лавку ножницы и решительно направившись к выходу.
— Куда?! — снова кинулась на Настю Любогнва, пытаясь когтистой пятерней схватить её за косу. — Ты мне отвечай! Что с моей тёткой сотворила, дрянь?!
Настя отпихнула от себя обезумевшую девицу и выбежала на крыльцо. Любогнева кинулась за ней, но на крыльце, откуда ни возьмись, шипя и подпрыгивая, под ноги ей выскочил рыжий котяра, выгнув дугой спину, фыркая и подёргивая шерстью.
— Брысь! — заорала на всю округу Любогнева и попыталась пнуть кота, но тот, словно на пружинах, отскочил в сторону, продолжая шипеть и фыркать.
В дверях в княжеский терем Настя столкнулась с Олегом.
— Побудь с Лукерьей, Настюша, — огромными шагами Олег спустился с крыльца. — Я разыщу Огневеда.
— Он у раненых, — выкрикнула вслед Олегу Настя и побежала к Лукерье.
Женщина лежала в своей комнате на лежанке и была без сознания. Бледное, перепачканное чем-то лицо её отекло. Грудь почти не вздымалась от дыхания.
Настя намочила платок и осторожно вытерла Лукерье лицо.
— Что с тобой, тётя Луша? — поправив на женщине перепачканную одежду, спросила Настя.
В сенях послышались шаги и Огневед, а за ним и Олег, вошли в горницу.
Огневед осмотрел женщину. Достал из своей котомки похожие на крупную соль, завязанные в платок, кристаллы и поднёс к носу Лукерьи. Женщина вдохнула и, открыв глаза, закашлялась. Огневед помог Лукерье повернуться набок. Налил из кувшина в кружку воды и поднёс женщине ко рту:
— Пей, голубушка. Пей, пей, вот так, еще, — уговаривал, вливая воду женщине в рот. Налил еще кружку воды. — Настя, неси таз из сеней! — обернулся к девушке. — Давай еще попьём, Лукерьюшка! — снова приступил к Лукерье.
Вскоре Лукерью вырвало и взгляд её, блуждая с Огневеда на Настю, стал осмысленным.
— Где она лежала, Олег? — обернулся к Олегу старец.
— Вот здесь, — Олег провёл Огневеда в княжескую горницу.
Огневед прошёл к столу, понюхал опрокинутую кружку, понюхал содержимое кувшина, осмотрел лужицу на полу и вернулся в горницу Лукерьи. Подвигал на полке банки с настойками, вздохнул и, обернувшись к Олегу с Настей, изрек:
— Отравилась Лукерья. Сама, али кто помог, того пока не скажу, — помолчал. — Магия спасла жизнь ей. Амулет, али вещица какая на теле. Защита сильная, — провёл рукой вдоль тела Лукерьи и остановился на уровне головы. Развязал на женщине платок. — Да вот она, — указал на воткнутый в волосы, подаренный Настей, гребешок. — Вот этот подарок от чистого сердца с каждым разом силу накапливает, а потом, когда нужно, поддерживает хозяина.
Огневед обернулся и взял с полки пустую банку с одиноко — без жидкости — болтавшимися в ней грибами. Зашел в соседнюю горницу и прихватил со стола кувшин.
— Вот это я с собой заберу, — объяснил крепко задумавшемуся Олегу. — Поправляйся, голубушка, — кивнул пока ничего не понимающей Лукерье, и вышел из горницы.
Выйдя на крыльцо, долгим взглядом посмотрел на трясущуюся, прячущую в складках широкого сарафана покрытые серой шерстью когтистые руки, Любогневу и спросил пытливо:
— Ты обернуться пытаешься, девонька?
Любогнева, выпучив глаза, попятилась от старца и отрицательно затрясла головой.
— Запомни, в первый раз ты вправе выбрать, кем тебе обернуться, — промолвил Огневед, пристально вглядываясь в сверкающие животной дикостью, запавшие в черноту кругов, глаза Любогневы. — Такова твоя магия. А уж дальше будешь тем, кем выбрала. Так-то, — вздохнул и пошёл через двор в свой терем.
Глава 20
Настя подложила Лукерье под спину еще одну подушку и, аккуратно придерживая берестяную кружку, помогла женщине напиться. Лукерья откинулась на подушки, обессиленно опустив на лежанку руки. На бледном лбу выступили бисеринки пота.