Страница 38 из 70
— Сильно испугалась? — спросил император дочь, стоило закрыться двери за Ефремовым.
— Ужасно, — она со всхлипом втянула в себя воздух, но не разревелась. — Они приложили меня чем-то таким, что я была в сознании, но ничего не могла сделать. И это было страшно.
Глава 19
Утром я понял, что не выйдет притвориться, что ничего не случилось. Светлана так и не появилась, а Полина была не в том состоянии, чтобы ее показывать кому-то постороннему. Легенда трещала по всем швам. Первым делом я позвонил Ефремову.
— Дмитрий Максимович, что нам говорить про Туманову. Она не появится?
Он шумно выдохнул в трубку.
— Было решено дать ей возможность прийти в себя после встряски. Она воспользуется порталом позже. Поэтому всем любопытствующим сообщаешь, что она плохо себя чувствует.
— У меня уже Ермолина плохо себя чувствует.
— Так это замечательно, — воодушевился Ефремов. — Скажешь, что они переели на пару сладостей и маются животами. — Я насмешливо хмыкнул, и генерал родил новую идею: — Или нет, что они переели продуктов магической кулинарии и сейчас пускают радужные пузыри, поэтому боятся выйти из блока, пока избыток магии их не покинет.
— Какой еще магической кулинарии? — фыркнул я.
— Той самой, что Марта Постникова практикует. Она кого-то из подруг угощала с таким эффектом. Пузыри летали пару часов. Но если переесть, наверняка эффект будет подольше.
Информация меня удивила. Мне казалось что Марте полученные от Дамиана знания не слишком нужны, а тут оказывается, что, если Ефремов меня не разыгрывает, она не только практикует, но и показывает посторонним.
— А почему я не знаю?
— Елисеев, ты меня удивляешь. Такие претензии нужно предъявлять своей службе безопасности, а не мне, — с ехидцей ответил Ефремов. — Но это точно было. И вне вашего поместья. Слухи, знаешь ли, на месте не стоят и активно распространяются. Я даже знаю, что к Постниковой обращались с просьбой научить чему-нибудь этакому, но она отказалась, апеллируя к твоему запрету. Может, ты про него просто забыл?
Он издал звук, больше всего похожий на хрюканье, и это было понятно — о таких вещах глава клана не должен узнавать от посторонних.
— А директор школы не потребует пропустить к болящим их целителя?
— Я его сейчас проинформирую, — обрадовал меня Ефремов. — А также о том, что целитель от Елисеевых присутствует рядом с болящими и посторонние не нужны. Давыдов же Ермолину не оставит?
— Не оставит, — согласился я. — Он даже сейчас рядом с Полиной, хотя той уже ничего не угрожает.
— Насчет ничего не угрожает я бы поспорил. Но с этим будем разбираться потом.
В результате на разминку мы вышли вдвоем с Деном, Тимофей остался бы, даже если бы не нужно было подтверждать легенду: Полина в утреннем свете казалась собственной тенью, настолько была бледной. Дену я наказал молчать обо всем, что случилось ночью, упирая на необходимость соблюдать тайну. Признаться, выглядел он слишком пришибленным для того, чтобы окружающие поверили в мифические выдуваемые пузыри. Хорошо хоть, нас никто не спрашивал.
Сысоев находился далеко и выглядел на редкость довольным жизнью. Интересно, что ему пообещали за помощь? Он, конечно, идиот, но не настолько, чтобы делать подлости исключительно из любви к искусству. Должна быть соразмерная плата. Соразмерной могла быть, например, помощь Сысоеву-старшему. За что-то менее значимое младший бы даже пальцем не шевельнул. Он несовершеннолетний, но покушение на члена правящего семейства ему не спустят. Почему он был уверен в обратном? Считал, что его участие никто не заметит?
Об этом я размышлял всю разминку, на удивление короткую, об этом я размышлял и в столовой, где мы с Деном сидели за столиком вдвоем. На нас посматривали, но никому не приходило в голову узнавать, что случилось с тремя из нашей пятерки. Никому, кроме Сысоева, который подошел, довольно ухмыляясь и спросил:
— Парни, а где ваши девчонки? Они так здоровски скрашивали серые школьные будни…
Он тяжело вздохнул, как будто действительно переживал за Полину и Светлану. И это меня так выбесило, что я схватил его за школьный галстук, припечатал к столу и прошипел:
— Чем тебе обещали заплатить?
— Елисеев!
К нашему столику бросились сразу несколько преподавателей, в том числе и наш куратор. На мой взгляд, переживать им было не о чем. Магию я не использовал, а Сысоева припечатал лбом, за которым все равно ничего жизненно важного не было. Сысоев зло пыхтел, пытаясь извернуться, но у него не только с магией были нелады, физически он мне тоже существенно уступал.
— Пусть, дерьмо собачье, а то пожалеешь, — с ненавистью выдохнул Сысоев, когда группа его поддержки была уже почти у нашего столика.
Ответить я не успел, потому что он внезапно закатил глаза, захрипел и заскреб пальцами по скатерти, собирая ее в складки. Дело было не в том, что я его слишком придушил, а в том, что до него добралось проклятие. Хорошее качественное проклятие, которое на расстоянии можно нанести только в том случае, если имеешь частицы проклинаемого, причем не слишком давно по времени от него отделенные. Я бы ставил на кровь. Эти мысли молнией промелькнули в голове одновременно с вопросом, снимать проклятие или нет. Из сысоевского рта пошла зеленая пена, а значит, совсем скоро все будет кончено. А ведь его даже не допросили. Испытывая глубокое отвращение, я все же я все же использовал заклинание из книги Дамиана по снятию проклятий. И оно не сработало. Мое удивление могло бы стоить Сысоеву жизни, но я тупил недолго, бросил стазиси закрепил его дополнительно, чтобы никто из посторонних не снял, тем самым лишив нас важного свидетеля. В таком виде Сысоев мог храниться долго. А там уж пусть Ефремов решает, нужен ли ему этот свидетель или без него можно обойтись.
— Елисеев, потрудитесь объяснить, что вы сделали с Сысоевым, — сказал Мельников, успевший раньше остальных.
Я только сейчас сообразил, что представление наблюдали и за пределами школы. Окна столовой были огромными и не только пропускали много света, но и способствовали наблюдению со стороны агентов Накреха. Отсутствие части нашей пятерки и моя агрессия показали им, что Сысоев нынче — слабое звено, от которого нужно поскорее избавиться. А если при этом удастся меня подставить — будет вообще прекрасно. Можно сказать, я сам поспособствовал тому, чтобы на меня повесили всех собак. Вон как притихли ученики в столовой и смотрят на меня, как на кровавого маньяка. Еще бы, со стороны выглядело так, как будто я расправился с неугодным соперником. Но жалеть о том, что всего лишь повозил Сысоева мордой по столу, хотя хотелось его придушить?
— Я хотел всего лишь его припугнуть ,чтобы отстал. К остальному не имею никакого отношения. Нужно вызвать Императорскую гвардию.
— Из-за разборок между учениками Императорскую гвардию мы не вызываем, — отрезал Мельников. — Достаточно директора. Снимите с него стазис.
— Если я сниму с него стазис, он умрет в течение нескольких секунд. На него отправили очень нехорошую магию, и сделал это не я.
— И кто это, по-твоему, сделал? — спросил еще один из подошедших кураторов.
— Я не обязан вам отвечать на такие вопросы. Это дело в юрисдикции Императорской гвардии.
Но первым делом меня и сысоевскую статую, превратить которую в дохлого Сысоева не удалось ни одному преподавателю, все-таки поволокли к директору. По дороге я сам позвонил Ефремову и сообщил о почти удавшемся покушении.
— Черт-те что у тебя там творится, Елисеев, — зло выдохнул он.
— Не у меня, а у вас Дмитрий Максимович, — поправил я. — Вы телепортом придете?
— Нет, про него администрация школы не знает. Не надо ее расстраивать несовершенством их защиты, — заявил он. — Мы прибудем чуть погодя. Сысоев там окончательно не подохнет?
— Если с него не снимут стазис, то нет.
— А твой целитель его не вылечит?
— Я спрошу его, но вряд ли.
Я был уверен, что Тимофею это не по плечу, потому что проклятия — раздел особый, и очень противный. На Сысоеве универсальное снятие не сработало, значит, нужно придумать что-то спецом под него. И пока я не вижу для этого никакого стимула. Вряд ли он столь ценный свидетель, что его непременно нужно возвращать к жизни. Без некоторых жизнь становится намного чище.