Страница 11 из 27
Тогда большинство моих сограждан так и ощущали свою страну и свой народ. А меньшинство - под воздействием тех же самых обстоятельств - напротив, укрепилось в неприятии всего этого.
Я понимаю, что если не принять тип русского общежития как нечто полностью своё, то он непереносим. Те, кто оценил, насколько он спасителен во время бедствий, - это одно. А те, кто его не принял и стал поэтому явным или скрытым русофобом и антисоветчиком, - мои экзистенциальные враги. Но я их хорошо понимаю: их толкнула к этому важная причина - неприятие того жизнеустройства, в котором к тебе предъявляются большие требования, а взамен гарантируется только выживание стране. И тебе лично, как частице страны, - по мере возможности. Но я, ребенок, видел воочию и потому был уверен: попади я в беду - вся страна и все её частицы, в пределах моей видимости, бросятся ко мне на помощь.
Наверное, на этом нужно остановиться. Как показал опыт, это знание не передается через газету.
"ЗАВТРА". Хорошо. Давайте остановимся и пойдём дальше. Вы вернулись в Москву осенью 1943 года. Война была в самом разгаре, но столице враг уже не угрожал, после Курской битвы наступил перелом, советская армия перешла в стратегическое наступление. Какой была Москва того времени? Где вы жили?
С.К.-М. Тогда это было Ленинградское шоссе, около ресторана "Яр". Наш дом был первым в Москве кооперативным домом. Половина - АН СССР, а половина называлась "генеральской" - там жили военные. И был странный инцидент - в 1937 году, когда дом построили, его вдруг перевели из кооператива в государственную собственность и велели забирать деньги. Это было катастрофой - отец с матерью снимали углы. Около дома гудела толпа: вселялись без всяких ордеров. Это был элемент смуты, которая назревала. Отцу крикнули: вселяйтесь, куда сможете. Так вместо оплаченной родителями большой кооперативной квартиры удалось захватить две смежные комнаты в коммуналке…
"ЗАВТРА". Интересная иллюстрация к теме якобы тоталитарного советского общества конца 30-х годов.
С.К.-М. Думаю, тогда было несколько течений, которые можно назвать тоталитарными, и они враждовали между собой. Когда мы вернулись из эвакуации, открыли ключом дверь. Никто квартиру не вскрывал, не грабил… А домоуправ только взял своим детям трёхколёсный велосипед моей сестры - и сразу возвратил, когда нас увидел.
Зима 1943/44 года в Москве была тяжёлой. В доме не было отопления. Вода разлилась на кухне и там замерзла до весны, как каток. Сделали печку кирпичную, трубу вывели в окно. Дров не было, печка еле грела и дымила. Взрослые на работе, мы с двоюродной сестрой ползаем по полу - уже в полуметре висит такой дым, что не продохнуть.
Так жили, но это не воспринималось трагически. Были вещи важнее…
"ЗАВТРА". Отец у вас погиб на войне…
С.К.-М. Да, но это случилось уже в Маньчжурии, осенью 1945 года. Его туда направили как востоковеда-китаиста. А летом он приезжал в Москву на несколько дней, я его помню по этой встрече… У многих отцы погибали. И в этот день ребята во дворе к тебе относились по-особому бережно - молча, но с чувством. Да и взрослые так…
Что особенно запомнилось в те годы? Как ходили по дворам пленные немцы, работавшие на стройках. Они продавали свои поделки - девушкам колечки из алюминия. Любили беседовать - здоровые, довольные. Война укатилась на Запад, а они по Москве, без конвоя, гуляют после работы. Потом с Белорусского вокзала шли колонны пленных немцев, летом они ночевали на ипподроме. Мы бегали смотреть. Это огромное поле, заполненное лежащими немцами, до сих пор стоит перед глазами. Потом их вели обратно на вокзал, развозить по лагерям. Как-то весной 1945 года провели большую колонну офицеров, впереди целый полк генералов. Идут важно в своих мундирах. Много людей собралось посмотреть - в полном молчании.
"ЗАВТРА". Наверное, почти сразу после войны вы пошли в школу. Послевоенная школа - какой она была?
С.К.-М. Нет, в первый класс я не ходил. Потому что ближайшую к дому школу разбомбили. Мать нашла мне старика-учителя, он приходил к нам домой и часа два со мной занимался. Каких-то уроков у нас не было - он разговаривал со мной обо всем на свете.
А в школу пошел во второй класс. Первую мою учительницу звали Александра Васильевна Суворова.
"ЗАВТРА". Вот так даже? Полная тезка генералиссимуса, только в женском роде?
С.К.-М. Да. Это была пожилая женщина, ходила она в военной форме, была очень заботливой, но и суровой. Могла даже, что называется, и приложить. На это тогда не обижались.
Учили нас очень хорошо. Видно, за войну многому научились и многое передумали. А учителя-мужчины все прошли войну - покалеченные, контуженные… Но по своему педагогическому классу, как мне видится сегодня, они были выше вузовских преподавателей. Школа того времени была особым институтом, который даже трудно с чем-то сравнить. Ни с нашей нынешней, ни с западной школой она несопоставима. Шедевр культуры.
Не знаю, в чем был методологический секрет той советской школы - уже с конца семидесятых годов всё это стало как-то сникать и меняться.
"ЗАВТРА". Утверждают, что при Сталине была создана уникальная модель образования - элитарная школа для всех, Итон для всех, условно говоря. И эту модель начали разрушать в первую очередь, а следом за школьным фундаментом рухнуло и само советское общество?
С.К.-М.Не исключено. Потому что моё поколение, предыдущее и последующее - это особый культурно-исторический тип. То есть уже мои дети и их сверстники - существенно иные. Поколения различаются, общество меняется.
Поэтому я не склонен думать, что наша страна при более патриотичном руководстве, чем Горбачев и Ельцин, могла избежать катастрофы перестройки. Мы не сумели создать такой тип человека, который мог бы не просто жить при советском строе, но и развивать его, придавать ему необходимую гибкость без утраты главных устоев.
"ЗАВТРА". То есть советская модель общества была исторически тупиковой?
С.К.-М. Нет, такой тезис не просто нелогичен. Он, извиняюсь, глуп. В советском проекте не удалось без катастрофы преодолеть цивилизационный разрыв, когда в 60-е годы иссякла основа для традиционной солидарности крестьянского типа, но не успели преобразовать её в рациональную солидарность городского типа. Не смогли преобразовать мировоззренческую матрицу советского строя. Это очень непростая задача, мы только-только начинаем её понимать.
"ЗАВТРА". Но в принципе она решаема?
С.К.-М. Да, конечно. Её за сто лет решила Япония, её сегодня решает Китай. Япония вообще во многом похожа на Россию - и по времени, и по типу индустриализации. Она сумела при модернизации опереться на культурные условия сословно-кланового общества, не без проблем, но и без цивилизационного срыва.
У нас же старшее поколение, рожденное в начале ХХ века, которое и держало в своих руках управление страной, этой проблемы не видело. Их совокупный опыт ориентиров для понимания кризиса не давал. Это остро почувствовалось в середине 50-х годов. Я заканчивал школу и тесно общался с теми, кого называли стилягами (они все были из соседней, "генеральской" половины нашего дома). У них было свое понимание жизни, они не скрывали своих манифестов. Они уже были "иными" и давали сигнал, что им плохо в советском обществе. Старшее поколение этого сигнала не поняло, а власть его просто заглушила. А надо было сделать важные выводы.
"ЗАВТРА". Возможно, выводы как раз и были сделаны - на ХХII съезде КПСС, когда приняли новую программу партии, где целью было провозглашено "всё более полное удовлетворение всевозрастающих потребностей советских людей", прежде всего - потребностей материальных. То есть такой потребительский рай, который имел мало общего со "сталинским" обществом высшей справедливости, зато требовал "догонять и перегонять Америку".
С.К.-М. Не думаю, что эти слова надо так понимать. Возможно, сегодня они кажутся зловещими, а тогда я, например, в девятом классе заработал себе на мотоцикл.