Дневники Обормотня

— Рр-р…

— Ладно-ладно, ухожу!

Я аккуратно поставил фиолетовую банку чипсов на подоконник, и закрыл окно; когда Фёдор рычит, значит, ему надоело выслушивать трёп кормильцев. Но устроился дядя прекрасно! Сидит, отдыхает, лезть к нему боятся. Потому что это больше не уважаемый титан Фёдор Мстиславович, который на своём горбу всю деревню носил! Это отшельник и затворник Фёдор, к которому никто не лезет! Только вожак из шкуры вон лезет, чтобы продержать нашего затворника подольше взаперти в родной деревне!

Опять это паршивое ощущение! Продержать. Взаперти. Почему его хотя бы на прогулку не выводят⁈ Это же волк, а не хомячок, ему гулять надо! Он не в деревне живёт, а в собственном доме, из которого вынесли всё, что можно было сломать! Какая тогда, к хвостам собачьим, разница, где его запирать⁈

Кажется, я случайно обменял свою беспечность Обормотня на вожаковские занозы в… мозгах! По этим самым мозгам мне прилетело чем-то гремящим.

— Э, какого⁈ — я рявкнул, а потом услышал сердитый хлопок форточки, которую не стал запирать. А затем увидел фиолетовую банку, из которой высыпались пряные картофельные ломтики.

Стало ещё неприятнее, потому что это уже не конспирация! А что? Дядь Фёдор, если наяву не хочешь колоться, может, во сне посекретничаем? Пожалуйста, мне это очень надо!

Я не знаю, почему Лев Леонидович не может остаться поддержать! Вернее, понимаю, что свои дела есть, которые даже на один день перенести нельзя, но всё равно обижаюсь. От него это, в наши последние занятия, не укрылось.

— Алексей, послушай меня. В жизни каждого случается момент, когда он должен принять ситуацию, какой бы сложной она ни была.

— Мне это не нравится…

— Никому не нравится.

— Лев Леонидович, давайте вы просто скажете, что здесь нужна помощь одному начинающему вожаку, и уедете на пару дней позже⁈

Вместо ответа на эту шутку (Точно, шутку! Совсем точно… Эй, я что, сам себе не верю, что это шутка⁈) мой учитель нахмурился, и посмотрел на меня взглядом Фёдора — то есть такого же взрослого, слишком уставшего от болтовни с непонимающей мелочью…

— Сменим тему. Скажи, что ты знаешь о такой личности, как Маленький Оратор?

Угу, а это уже поинтереснее. Вернее, это один из проверенных Львом Леонидовичем приёмов: «отвлечь от грустных мыслей».

— Что прошлым летом по телику показали срочную трансляцию. Ребёнок какой-то, вышел на сцену, и говорил, мол «Вы хорошие, давайте жить дружно» и всё такое. А потом оказалось, что половина страшных баек про оборотней больше не работает, мохнатики сами подтвердили. Только я в это всё равно не верю.

— Почему?

— Потому что один ребёнок не может перевернуть мир!

— Он не был один. С ним был его брат, который также не верил в эту затею, но поддержал. С ним были его друзья, и команда, которая помогла сделать всё в кратчайшие сроки.

— То есть, если бы он действовал один, то ничего бы у него не получилось?

— Получилось, просто другим способом. Я был знаком с Маленьким Оратором лично, и могу быть в этом уверен.

Ого! Раскрутить на подробности о своей жизни Льва Леонидовича почти не удаётся, но каждое такое откровение выглядит чем-то особенным! Мои уши домиком и степень крайнего любопытства в глазах были красноречивее любых многоэтажных просьб рассказать.

— На момент первого знакомства с оборотнями, сам он отрицал свой дар. Когда я опознал в его друге Буйного, укрощённого за час общения, я не поверил себе. Это перечеркнуло многие известные мне факты, поставив перед суровой действительностью: мир поменялся. Когда он заявил, что хочет помочь другим оборотням, я поступил непрофессионально: принял это предложение, вопреки уставу и нормам уходящей реальности. После я убедил начальство, что должен оказать поддержку Маленькому Оратору в дальнейших действиях. Приказ был подписан и заверен.

От этих сухих формулировок, моё воображение нарисовало чуть ли не Кремль, в котором солидный Главволк, в присутствии президента, подписывает большую, пахнущую канцелярскими кабинетами, справку с тысячей печатей, и вручает её Льву Леонидовичу.

— Я полагал, что это будет сложной задачей, поскольку Оратор был замечен в предвзятом отношении к подобной слежке. Но он ни разу не высказал своего недовольства, и относился ко мне, как к другу, насколько это понятие позволительно с нашей разницей в возрасте.

— Да ну, всего-то лет сорок каких-то… — я снисходительно махнул лапой. Баб-Лёне больше, но мы всё равно дружим.

— Немного больше, но это не важно. На момент нашей последней встречи, Маленький Оратор приступал к весьма важному проекту, сродни своей речи на телевидении. Результаты мне не известны, но знающие люди говорят, что с ним и его братом всё хорошо.

— Чего это? Ребёнок ушёл работать в спецслужбы?

Мой вопрос проигнорировали недовольным хмыком.

— Он хотел написать книгу о своих приключениях. Они были слишком невероятны, даже по современным реалиям, но я настоял только на одном условии: чтобы моё имя нигде не фигурировало. Но он моментально нашёл выход из положения, назвав меня «Акелла»[1].

В какой-то момент мне показалось, что передо мной раскрыли какую-то большую тайну, но эпичностью меня задело только по касательной.

— Думаете, я тоже смогу так?

— Уверен. Не в моих правилах давать ложные надежды, прислушайся к этой рекомендации, Алексей. Из достоверного источника я знаю, что ясность разума всех оборотней — заслуга Маленького Оратора. Его самым главным врагом был он сам, как у любого из нас. Но у него была группа поддержки, которая помогла преодолеть этого врага. Такая есть и у тебя. Стая.

— А вы в ней? Вы же не часть стаи…

— В какой-то степени, я тоже отношусь к ней. Но сейчас Китеж и Малахитовск нуждаются в моей помощи, и я не имею права ответить отказом.

— Кажется, я понял, кто вы… Учёный, да? Начальник одной из лабораторий «Аркаима» под прикрытием?

Акелла Леонидович усмехнулся от неожиданности.

— В какой-то степени. У меня хватает подчинённых и коллег, которые помогают решать ряд вопросов в НИИ «Аркаим». А теперь сменим тему, и вернёмся к тренировке.

— А я так и не понял, в чём было воздействие… оно вообще было?

— Нет. Просто мне тоже иногда хочется всего лишь поговорить, Алексей…

После вчерашнего занятия, я свалился спать без задних лап: как вырубило меня. Когда проснулся… и понял, что лучше бы вообще не просыпался! Башка трещит, хвост онемел… у-у-у! Ладно, в мозги мне лазили вчера, но хвост тут при чём⁈ Слишком сильно поджал⁈

— Я сегодня никуда не пойду. — прохрипел я, и сам не узнал свой голос. Вообще не пойму, что с ним не так, но тот звучал неестественно. А потом я открыл глаза. С трудом… Бр-р… «Поднимите мне веки!», продуктивного понедельника, Алексей! И пофиг, что сегодня… ух… воскресенье.

Пушной зверёк подкрался неожиданно, когда я всё-таки разлепил смотрелки, и выпучил их на свои лапы. Вернее… руки?

— Какого хвоста⁈ Я стал человеком⁈

Никогда не было привычки болтать с самим собой, а тут появилась. Вскочил с кровати, едва не навернулся: у человечьих пяток центр тяжести не там, где у лап. Подскочил к зеркалу, и обалдел.

Эта сказка должна была закончиться превращением чудовища в прекрасного принца. Только я не был чудовищем, я был милым волчариком-Обормотнем, иногда бурым, иногда розовым. Зато сейчас перекинулся и…

— У-у-у… А можно обра-атно⁈

В зеркале отражалась по-сонному опухшая физиономия патлатого нечёсаного подростка с клочками щетины и в прыщах: от щенячьего обаяния не осталось ни следа, зато с такой неприятной рожей можно по ней же и получить с перепугу! Я заскулил по старой привычке, и снова ощупал лицо… Что скажет Ленка, когда увидит меня… таким⁈

— … в общем, я примерно так и подумал сразу перед тем, как проснуться! Но это был самый странный кошмар, какой мог быть! — А это происходило уже наяву, за обедом, который я делил со своей девушкой. Узнав, что мне приснился страшный сон, она решила провести этот приём пищи не в одиночестве у себя, а у меня на кухне.