Остров Коруэн

Но вокруг было тихо, только негромко шелестели травы и безмятежно стрекотал какой-то ночной сверчок.

– Я ни в чем не виноват… – прошептал Родак, чувствуя, как травяные волокна щекочут кожу лица. – Я не мог сдержаться, не мог снести такие оскорбления. Смерть лучше, чем такой позор…

Но ужасающее чувство не отпускало, словно яд растекалось по всему телу. Чувство непоправимого, неизбежного, что изменяет жизнь в худшую сторону, и нет средства вернуть все обратно…

Родак уже испытывал это чувство раньше. Именно оно не давало ему спокойно спать все эти несколько лет

– Почему такие несчастья случаются со мной? – простонал он. – Великие Творители, почему?

Несколько минут пролежав без движения, он снова погрузился в полусон-полубред, и события трехлетней давности стали проплывать в сознании, словно движущиеся картинки цирковых фокусников-колдунов.

…вот он видит себя как будто со стороны, стоящим в крестьянском платье рядом с колодцем. В руках – ведро, полное холодной воды, и он уже собирается нести его в сени, но слышит приближающийся лай собачьей своры и крики…

…из-за излучины дороги на холм, где стоит их дом, влетает цветная процессия: роскошные кони, охотничьи собаки, охранники и трепещущее знамя. А в середине – красно-золотая фигура с мантией на плечах и покосившейся короной на лбу – Родак видел это толстое лицо – на монетах и на гобелене, что продавали рыночные купцы. «Солнце счастья», великий король Танакеи …

…со смехом и бравыми кличами, процессия вламывается во двор, кое-кто перескакивает через забор, и рыхлая огородная земля летит из-под копыт во все стороны. Десятеро мужчин, включая красно-золотого венценосного… «Налоги, незаконное поселение»… Пьяные рожи вокруг, и смущенные объяснения отца, которые никто не слушает. Родак отпускает ручку ведра, и вода разливается по земле…

…мать и старшая сестра появляются на дворе, вытащенные за волосы из дома. «Пощадите!… Оставьте в покое!…». Один из ублюдков, радостно скалясь, поворачивает пьяное лицо к красно-золотому: «ваше величество, удачная охота»…

…отчаянные крики женщин, хриплый стон отца, скорчившегося с пронзенной грудью, жадные похотливые выкрики, доносящиеся из дома. Оказывается, у короля Танакеи голос в точности похож на мычание теленка… Родак в ярости бросается на мучителей с кулаками, но кто-то, смеясь, огревает его древком копья по голове, и он падает в грязь…

… вечернее небо подсвечено пламенем горящего дома. Там, внутри, остались два истерзанных женских тела. Родак в забытьи смотрит на то, как пылающие доски рушатся, погребая все то, что дорого его сердцу. Отец, мать, сестра. Пьяная охота…

…он поворачивается к дороге, по которой умчалась окончательно опьяневшая свора… в которой собаки были самыми благородными и чистыми существами. Проклятая память не может удержать все их обрюзгшие лица. Всем не отомстишь, всех не убьешь… Жаль…

…но одного он знает точно. «Солнце счастья» великий король Танакеи. Может, ты и забудешь, как веселился на этой охоте. До поры… но вспомнишь, когда перед смертью будешь смотреть мне, Родаку, в глаза…

Глава 4

Рассвет прокрадывался в окна, словно бесшумный вор. Бледное свечение постепенно выхватывало из темноты угловатые линии деревенской мебели, неровности стен, складки ткани на скатерти – и замершие лица двоих спящих сойторэ – пожилых мужчины и женщины. Раздутый живот хозяина дома медленно приподнимался и опадал, заставляя покрывало еле слышно шуршать.

Любой звук или луч света привлекал внимание Айны. Когда смарагда готова к охоте и бою, то пространство вокруг должно быть под контролем. Она так же бесшумно, как рассвет, отделилась от стены и пару раз шагнула через комнату по направлению к кровати.

«Сойторэ, проклятые люди… Мучители земли, природы, искусства, любви… Каждый сойторэ заслуживает смерти. Даже если он – всего лишь безобидный крестьянин. Даже если он не совершил злодеяний. Ради блага смарагдийских долин, ради выживания моего народа – он заслуживает смерти!»…

Айна взглянула на зажатый в правой руке длинный кинжал. Он для нее был все равно что продолжение тела – верный, надежный товарищ. Ей было неприятно, что эта благородная сталь должна погрузиться в кровавые внутренности человека.

Но другого пути не могло быть. Эти двое знали слишком много о Святынях…

Задержав дыхание на вдохе, Айна молниеносно прянула вперед и одним движением вонзила кинжал по рукоять прямо в сердце лежащей женщины.

Та выгнулась всем телом, захрипела, бесцельно взмахнула руками, открыла глаза… Айна увидела в них непонимание и сонную поволоку, но не страх и не боль. Сойторэ часто не верили в то, что умирают. Через пару секунд глаза женщины закрылись, и с ней все было кончено.

Мужчина дернулся, издал горловой звук и тоже открыл глаза. Несколько секунд он не понимал, что происходит – наконец, обернулся и увидел мертвое тело рядом с собой. Он смотрел на темную рану, вокруг которой растекалось по светлой ткани кровавое пятно. Свистящий выдох вырвался из его груди, все тело напряглось и задрожало мелкой дрожью. Затем он быстро повернул голову и посмотрел на стоящую перед кроватью Айну.

– Ведьма… – прошептал он одними губами. И сразу, набрав воздуха, перешел на крик:

– Ведьма! Кровожадная тварь! Ведь…

Сверкнув в рассветном свечении, обагренный кинжал метнулся к его горлу. Старик сразу же умолк, будто подавился; в его глазах блестел суеверный страх.

– Смарагды – не ведьмы и не колдуны, – спокойно ответила Айна. – Это вы, проклятые сойторэ, наговариваете на нас.

– Зачем ты убила ее? За что? – сдавленно спросил он. – Мы не стали бы упираться. Ты могла взять все, что хочешь.

Айна хищно улыбнулась.

– Нет, торгаш. Не стоит врать так нахально. Я чувствую, как жадность прячется в тебе даже сейчас. Ты думаешь, как бы обхитрить меня и избежать смерти, все еще мечтаешь нажиться на наших Святынях.

– Каких святынях? Что ты мелешь?…

Свободной рукой она размахнулась и влепила старику пощечину; его голова откинулась назад.

– Заткнись! – велела Айна. – Не смей говорить так о Свечах Воли!

Старик смотрел на нее глазами, в которых видны были смертный страх… и неуемная алчность.

– Где Свечи? – Айна приблизила острие кинжала к его горлу. – Говори, сойторэ, если хочешь умереть легко!

Он указал трясущейся рукой на лежащий на полу ковер.

– Там… В погребе… Сундук. В нем ключ от старого склепа в степи. Ваши Свечи – в этом склепе.

– Где он? Где этот склеп?

– В степи… На краю моих ржаных полей, там, где излучина Торрской дороги, – старик дрожал все сильнее. – Тебе нельзя убивать меня. Наложено заклятье, чтобы только я один мог войти туда… Я нужен вам, смарагдам…

– Ты пытаешься обмануть меня!

Внезапно, в глаза Айне ударил первый солнечный луч. Свет, проходящий сквозь пыльное стекло окна, был оранжево– красным.

Несколько секунд длилась пауза; они смотрели друг на друга. Айна сцепила зубы, и воздух с легким присвистом проходил сквозь них. Она сжимала кинжал изо всех сил.

– Что?.. Неужели тебе так сильно хочется меня убить? – вдруг спросил старик с нотками отчаянной просьбы в голосе. – Вы, смарагды, обвиняете нас в жадности, в невежестве. Но ты уже зарезала спящую женщину… на моих глазах! Разве тебе не знакома жалость?!

– Заткнись!! – вдруг выкрикнула Айна. – Ни слова больше, а то сдохнешь, проклятый сойторэ!!

Убийственное лезвие почти касалось его заплывшей жиром шеи. Сделать только одно движение – и одним врагом станет меньше.

«Жалость… Это чувство – для глупых сойторэ! Воительницу– смарагду ведет необходимость!..»

Почему эта мысль уже не казалась ей такой убедительной?

– Я дам тебе всего один… – начала она говорить, но вдруг раздался резкий звон разбитого стекла и стремительный свист. Окно раскололось на осколки, брызнув на пол блестящей крошкой. А в стену напротив окна с глухим ударом ударилась длинная стрела с красным оперением.