Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 6 из 78



Добиться сходства внутри оказалось сложнее. Хотя против самого главного – шинной архитектуры – специалисты возражать и не думали. Зато научно рассчитать нужную ширину разъема никто не смог, поэтому пришлось наплевать на послезнание, обрывки документации по ISA и буквально «ткнуть пальцем в небо». Так контактов стало ровно сто[9], поровну с каждой стороны втыкаемой платы-модуля. Слотов заложили с запасом, аж двадцать штук. Напряжения питания – мощные +5В и куда более низкоамперные +12В. Остальное тоже вполне стандартно, восьмибитовая шина данных и шестнадцатибитовая шина адреса. Остальное под резерв – на будущее, прерывания и управление.

Как ни странно, едва ли не основным потребителем пространства корпуса стала память. Весьма значительные в текущих реалиях шестидесятичетырехбайтные (или пятьсотдвенадцатибитные) корпуса SRAM требовали чуть более тысячи микросхем для максимально доступных процессору шестьдесят четырех килобайт. Специалистов это не слишком смущало, тут привыкли впихивать чуть ли не по две сотни элементов на плату, устанавливая их практически вплотную. Но все же «осетра» решили урезать, и в претендующей на массовость базе оставить только четыре модуля, иначе говоря, шестнадцать килобайт. Насилу добился от инженеров запроектировать на будущее возможность установки восьми– и даже шестнадцатикилобайтных плат, тут еще никто не привык к идее постоянного апгрейда.

Еще одна плашка с памятью использовалась под нужды видеокарты. Пусть монитор требовал чуть меньшего объема, простота и унификация того стоили. Хотя профессионалы неодобрительно косились, но молчали, небось прикидывали возможности будущего рацпредложения по экономии дефицитных чипов под нужды народного хозяйства. В быстрый рост доступных объемов ОЗУ даже самые близкие к производству люди верили лишь после «последнего китайского предупреждения». Недоброжелатели же вообще расценивали установку всех шестидесяти четырех килобайт на откровенно слабую ЭВМ как подрыв социалистической экономики.

С дисководами все было непросто. Пошедшая с моей подачи в серию «Спираль-3», гибрид магнитофона и граммофона с записью данных одной дорожкой на магнитный диск, была доступна и в общем-то вполне работоспособна. Брали их на ВЦ неохотно, но из-за запредельной полусотнерублевой дешевизны изделие кое-как прижилось. В приложении «Программист» для сверхпопулярного советского журнала «Радио» с помощью магнитных дисков вовсю менялись программами и даже данными. Хоть и смешные шестьдесят килобайт, но… По сравнению с капризной лентой диски, в основном благодаря своей немалой толщине, были практически неубиваемыми и, упакованные между ненужными виниловыми пластинками, легко выдерживали «зной, морозы и пинки» славной своими традициями Почты СССР.

Не обошлось и без оборотной стороны медали. Записывать данные «маленькими кусочками» было фактически невозможно, вернее, для этого каждый раз требовался новый диск. И это еще полбеды, гораздо печальнее то, что при разработке я умудрился не подумать про время. А вот его-то как раз требовалось совсем немало. Хочешь что-то засейвить – приготовься потратить пяток минут на медитирование с перемигивающимися лампочками. А если потерять результат жалко по-настоящему – желательно процедуру повторить раза два-три, да не забыть про протирку и ручное «скармливание» диска. В итоге десяток-другой операций в день, и работать станет реально некогда.

При этом разработка настоящих дискет с привычной мне цилиндрической записью и, соответственно, произвольным доступом буксовала. Электроника там сложнее как минимум на порядок, механика тоже требуется почти часовая. Но, в общем, ничего невозможного, имелась документация, говорят, дошло до опытных образцов аж на целых сто восемьдесят килобайт. А вот потребности пока не наблюдалось, работать же на будущее советская промышленность не умела принципиально – психология «сперва догоним» намертво въелась в мозги управленцев и инженеров.



Пришлось срочно придумывать паллиатив в виде опционально поставляемой флешки. В отличие от полупроводникового прототипа из двадцать первого века, она представляла собой бакелитовый каркас размером с ладонь, внутри которого закреплялась проволочная сеточка с надетыми колечками из феррита. Один модуль – целых пятьсот двенадцать байт. Кажется, такая мелочь, но… Хранить несколько важных констант и результаты промежуточных вычислений на нем можно вне зависимости от электропитания. Если при большом желании реально собрать в кубик штучек восемь подобных девайсов, так получится настоящий мини-винчестер. Жалко только, они реальный хэндмейд, а значит, непомерно дороги, дефицитны да еще и капризны. Требования к температуре меня вообще шокировали: для работы вынь и положь сорок – шестьдесят градусов по Цельсию. Из-за этого инженерам пришлось ставить температурный датчик и уже в зависимости от его показаний задавать скорость опросов, вернее, резко ее снижать при перегреве или недогреве[10].

В качестве источника электричества в «персоналке» использовался совершенно бесхитростный пятидесятигерцовый трансформатор слоновьих габаритов, которые изящно дополнялись аморально высоким тепловыделением на линейном стабилизаторе напряжения. Хорошо еще, что новые микросхемы были сделаны по технологии КМОП. На серии ТТЛ, популярной до появления моих артефактов, потребляемая мощность и размеры оказались бы раз в пять больше. Так что и тут не помешали бы технологии будущего, но, увы и ах, за прошедшие с моего «попадания» четыре года МЭП так и не смог полностью скопировать[11] элементную базу самого тривиального китайского блока питания от моего сотового телефона.

Кто бы мог подумать, что технических прорывов в этой пустяковине почти как в микропроцессоре. На первый взгляд всего-то разницы: сетевое напряжение сначала выпрямляется, потом преобразуется в импульсы повышенной частоты, приходит на компактный высокочастотный трансформатор, и с его вторичной обмотки уходит на выпрямитель и фильтры. Однако по-настоящему выгодной эта операция становится при двух условиях. Во-первых, для компактного «железа» частота должна быть действительно высокой по меркам шестидесятых годов, порядка 200–300 килогерц[12], во-вторых, необходима обратная связь с цепью управления пульсирующим транзистором, при помощи которой, собственно, и происходит стабилизация низкого напряжения.

Причем сама по себе схема далеко не оригинальна, блокинг-генератор[13] давно применяется на практике в маломощных схемах повышения напряжения. Вот только импульс напряжения в китайском «питальничке» двадцать первого века доходит до пятисот вольт. И если для маломощных высокочастотных транзисторов еще как-то умудрялись «отколупать» от полупроводников относительно чистый кусочек, то с мощными элементами такой финт не прошел. Получите и распишитесь, нужна новая ветка технологий. Со своими НИИ, заводами, технологическим оборудованием и специалистами. И ладно бы, если бы дело ограничилось только этим.

Советские «самые большие в мире» электролитические конденсаторы (как, впрочем, и импортные) на высоких частотах греются, высыхают и вздуваются через неделю работы. Метод борьбы прост – шунтировать их керамическими, это азбучная истина, которую я умудрился познать на своей шкуре при ремонте китайского барахла в двадцать первом веке. Местные спецы понимают это куда лучше. Вот только… дефицит! Разработали решения подходящей емкости в Америке относительно недавно, для программы «Аполлон». Наука СССР бросилась догонять капиталистов привычным путем – в тысяча девятьсот шестьдесят третьем году купили технологию и оборудование японской Murata Manufakturing для ленинградского завода «Радиокерамика». Освоение, впрочем, шло с переменным успехом – от закупки импорта[14] МЭП не смог отказаться до сих пор.