Разбег в неизвестность

Тем более тут до телезависимости будущего еще как до Луны пешком. Во-первых, передач попросту мало. По будним дням вещание первого канала начиналось в лучшем случае с одиннадцати, заканчивалось около двадцати двух. Плюс перерыв с тринадцати до восемнадцати часов. Пару дней на неделе утреннего блока не ставили вообще. По выходным телевизионщики явно любили поспать, и экран начинал показывать осмысленную картинку не ранее полудня, а прекращалось это счастье задолго до полуночи. Второй канал с утра работать даже не пробовал. Третий, московский, в М-граде не принимался вообще.

Во-вторых, интересных и универсальных тайм-киллеров еще не придумали. Без содрогания можно было пару раз в неделю смотреть художественные фильмы. Новости проходили исключительно правильно и в тягуче-медленном темпе, как будто были рассчитаны на изучающих русский язык гастарбайтеров. В две тысячи десятом году за две-три минуты выдавали информации больше, чем за весь пятнадцатиминутный блок «Последних известий» шестьдесят пятого года.

Представленные в изобилии концерты меня не интересовали совсем, точно как и странные двадцатиминутные зарисовки сельской, военной или производственной жизни на фоне партийных успехов. Их, судя по всему, впихивали в трансляцию от недостатка контента, а также чтобы хоть как-то закрыть лакуны и состыковать сюжеты.

Еще во времена «отпуска», как мы с Катей называли время, проведенное на даче Шелепина, я понял, что видеомагнитофонов для телевидения в СССР придумать не успели[170]. Разработчики только обещали вот-вот запустить в производство свой «первый блин». Поэтому никакой гибкости в сетке вещания не было, передачи от начала до конца монтировали на кинопленке или пускали вживую прямо с телекамеры. Естественно, первое требовало немалого времени, второе – нешуточной подготовки и ответственности.

Однако после съезда по идеологическому головотяпству был нанесен мощный удар. Не иначе как с подачи Шелепина Гостелерадио получило колоссальную инъекцию разума и материальных ресурсов. Ходили слухи, что Месяцев, недолго думая, за сущие копейки купил в США сразу несколько упакованных студий фирмы Ampex под устаревшее черно-белое вещание[171] и поставил их в Москве, Ленинграде и Свердловске.

Похоже, не зря в записках я рекомендовал покончить с попытками изобрести велосипед в общем и отечественные видеомагнитофоны в частности[172]. В этой отрасли уже поздно пытаться утверждать свои технологии и стандарты. Будущее за цифровой записью, вот над ней и надо работать в полную силу. Кассетно-аналоговое поколение техники можно и нужно безболезненно пропустить. Следует работать на опережение, а не заниматься любимой в СССР дурью – гнаться за давно тронувшимся от перрона поездом.

Результат был буквально «на лицо». В июне зомбоящик в ареале обитания Центрального телевидения неожиданно начал работать с девяти ноль-ноль. А с первого августа – с шести, одновременно с исполнением гимна СССР по радио запускали запись оркестра по телевизору. Представляю, как сильно пришлось напрячься Гостелерадио с содержанием передач. Но Месяцев достойно справился с этой сложнейшей задачей.

Днем, в явном расчете на пенсионеров, в ход пошли театральные постановки, причем всякие «Гамлеты» и «Джульетты» получались на советской сцене удивительно недурно, если не обращать внимания на скудный и повторяющийся реквизит. Утренняя программа с подозрительно знакомым названием «Доброе утро, страна» постепенно превращалась в современное двухчасовое шоу со вставками наивных и простых музыкальных клипов, шуточных реприз, концертных выступлений, новостей, мультфильмов и вполне живых персонажей.

Особую популярность приобрели бытовые сценки – пяток-другой, собранный со всей страны. Для шестьдесят шестого года необычайно почетно и круто сказать: «Привет, страна!» – прямо от дойки коровы, сборки какого-нибудь станка или из-за руля двадцатисемитонного БелАЗ-540. Чуть быстрее выполни план, – и сможешь сам поздравить с экрана родственников и знакомых за отпущенные на это одну-две минуты. Очень действенно и поразительно откровенно – открытые улыбки, комичная непосредственность, легкие шутки и, как ни странно, никаких упоминаний партии Ленина.

Вторую программу облюбовал спорт. Чего только не показывали, даже городки. Для меня неинтересно, но сотрудники ради какого-то турнира умудрились скинуться на телевизор, протащили его в НИИ и смотрели тайком в рабочее время. Еще интереснее получилось с запущенной в кратчайшие сроки третьей программой. Тут явно пошли в дело мои советы про обучающие передачи[173]. Физика, химия, математика, даже астрономия для старшеклассников и студентов заочных вузов шли практически без остановки, с утра до вечера. Жалкий паллиатив Сети будущего, но… Хоть кого-то это вырвет из темноты подъездов, по-быдляцки заплеванных шелухой от семечек.

Проколов и накладок при вещании много, но, судя по всему, это никого особо не заботит. Даже логика хромает на обе ноги, утренняя гимнастика, к примеру, чуть не месяц шла с девятнадцати тридцати[174]. В самый прайм-тайм парочка гимнастов десяток минут махала руками и ногами с унылыми улыбками. Потом перестроились на утро и стали разнообразить свой арсенал всякими скакалками, турниками и обручами. Причем умудрились додуматься сделать это с переключением на знаменитых спортсменов, чтобы желающие могли выбрать что-то по душе.

Но все это не главное. Самое время вспомнить «Жертву телевидения»[175] до сих пор почти неизвестного Высоцкого с его «Глядь – дома и Никсон и Жорж Помпиду!» – на экране начали появляться прямые трансляции важных политических событий. И стартовала эта традиция с августовского визита генерала де Голля.

Прямо с трапа самолета французскую делегацию сопровождали камеры. В новостях шла спрессованная нарезка событий, более того, была запущена передача «Международная панорама», в которой какой-то профессор МГИМО по фамилии Зорин[176], но с очевидно еврейским лицом, давал очень дельные комментарии событий. Тут уж мне пришлось «внезапно» обнаружить заныканный в НИИ телевизор и утащить его на недельку к себе в кабинет. Издержки времени – никаких «отложенных записей», а тем более youtube, еще не придумали, если прозевал трансляцию – придется ждать газет.

Собственно, только сейчас я узнал, что текущий визит французского лидера не первый в истории. Еще в сорок третьем Сталин и де Голль подписали в Кремле договор «О Союзе и военной помощи» сроком на двадцать лет, и вообще, если бы не позиция СССР, то при дележе немецкого пирога про Францию могли вообще забыть. А так – и при капитуляции кто-то от них подпись ставил, и оккупационную зону хоть и плохонькую, но отрезали. Вроде шикарная основа для долговременного сотрудничества, но с товарищем Хрущевым у них что-то не заладилось[177]. Зато с Микояном, судя по трансляциям, общение шло великолепно. Что ни кадр – оба довольные, чисто коты у разбитой банки сметаны.

Есть от чего, де Голль хорошо подготовился для снижения напряженности времен провозглашения независимости в Алжире. Еще в шестьдесят третьем вывел из НАТО свой флот, в феврале шестьдесят шестого призвал распустить этот блок вообще. Кроме того, вывез из США восемьсот двадцать пять тонн золота в обмен на семьсот пятьдесят миллионов долларов. Теперь того же хотели Германия, Канада, Япония. А в Великобритании все оказалось совсем плохо, ее мировая империя разваливалась на лоскуты под напором национально-освободительных революций. Запасов желтого металла не было, курс фунта неустойчив, для его стабилизации еще пару лет назад взяли заем на три миллиарда долларов. Но это не помогло, и вот только что, в июле, их правительство объявило шестимесячный мораторий на рост зарплат, цен и дивидендов, а также сообщило о введении валютного контроля. Товарищ Зорин аж глаза прищуривал в телекамеру, когда рассказывал обо всех этих скандалах между странами мирового империализма.