Страница 57 из 60
1.14 Диссиденты, "первая кровь"
Эх, махнуть бы сейчас в Крым, в Чаир… Не туда, где в бывшем имение княгини Анастасии Николаевны "распускаются розы", а на цековскую госдачу N7. Стартануть от пирса на белом 20-ти метровом катере вдоль побережья, так, чтоб брызги в лицо, и настил коричневого от солнца дерева прыгал под ногами на разбиваемой днищем мелкой волне. В руку бутылочку сочинского оригинального, с непривычной, по винному квадратной красно-синей этикеткой. Пусть Вера значительно покачивает фужером с переливающимся янтарем краснокаменного муската. Намекает, что пить пиво в этом краю моветон, а уж прямо из горлышка – вообще преступление…
Несбыточные мечты. Все тот же кабинет через шторы палит непривычно жаркое для начала сентября солнце, загоняя столбик термометра за 25 градусов. Хорошо, что весной в окна врезали здоровенные ящики кондиционеров Daikin. Хоть шумят, зато прохладно. Не то что раньше, к вечеру в пиджаке как после сауны. Интересно, кто такой умный в 40-х годах придумал, что кондиционер идеологически вредное буржуазное излишество?
Впрочем, последнее время в ЦК "баня" независимо от погоды. Завтра очередное заседание, и к нему паскудненькая записка Суслова. Предлагает взять интеллигенцию на испуг, а проще говоря, посадить парочку писателей по 70-й статье, за антисоветскую агитацию и пропаганду. Нашелся борец с инакомыслием, мало ему с Серовым[108] было спровоцировать Никиту Сергеевича разогнать художников "новой реальности" на манежной в декабре 62-го. Так и тут уже кандидатов на "посадку" наметил, критика Андрея Синявского из "Нового мира" и поэта-переводчика Юлия Даниэля.
Конечно, за такую дурость, как публикация своих статей заграницей, пару-тройку лет дать однозначно не помешает. Как минимум, мозгов прибавится. При Сталине получили бы за свои художества 10-ку без права переписки, и на этом все закончилось.
Но попаданец в "записках" их упоминал как "родоначальников диссидентского движения, положивших начало…". Очень о них беспокоился, явно хотел защитить от преследования. Говорил, что судебный процесс будет иметь огромный резонанс среди интеллигенции, письмо в защиту соберет несколько тысяч подписей авторитетных людей.[109] Это ж какой все приняло размах в его истории, если про безвестных писак отдельный параграф в школьных учебниках 21-го века?
Нет, а каков Буковский? Неизвестный никому псих, оказывается, в конце нулевых баллотировался на пост президента России![110] И получил первую, самую сложную известность опять же на этом злосчастном процессе! Да такую, что в 70-х его меняли на целого генерального секретаря компартии Чили! Даже частушка появилась, "поменяли хулигана на Луиса Корвалана" — по которой его и запомнил Петр.
Шелепин снял трубку вертушки, и набрал Председателя КГБ.
— Семичастный слушает…
— Привет, Володя! Не жарко тебе сегодня?
— О, здорово! — засмеялся, как обычно, как молодой комсомолец. — Не, мне охладители японские раньше чем в ЦК поставили. Мы же их проверяли, чтоб ничего шпионского не подсунули узкоглазые.
— Оказывается, все украдено до нас.
— Шурик, это же не наш метод![111]
— Ладно, — Шелепин перешел на серьезный тон. — Говорят, у тебя все готово к аресту и осуждению Синявского и Даниэля?
— Так точно! Установили, что именно эти злодеи прячутся под псевдонимами Абрам Терц и Николай Аржак.
— Надежно установили?
— Третьего дня из Франции получили фотокопию правленной рукой Даниэля машинописной копии "Искупления" Аржака.
— Ух ты, серьезно поработали. А еще что?
— Ну… Так-то их сдали практически все: друзья, соседи, коллеги по работе и даже случайные знакомые. Что говорить, если на какой-то пьянке сам Синявский бегал с криком "я Абрам Терц". Так что в каждом деле лежит по пачке заявлений.
— Очень, очень хорошо, что ты так надежно подстраховался, — с нажимом заметил Шелепин. — Но боюсь, дело в итоге окажется не столь простым.
— Мы еще экспертизу провели, академик Виноградов подтверждает их авторство.
— Мда. Сам-то читал их статейки?
— Нет, это ты у нас ИЛФИ заканчивал, — засмеялся Семичастный. — Гигант мысли, отец русской демократии.
— По мне, это все скорее литературный авангардизм, а не антисоветчина. Интеллигентский вывих мозга при среднем литературном таланте.
— Ну ты даешь! Мы что, зря работали?
— Я против ареста, и ты прекрасно знаешь почему. — осторожно намекнул Шелепин.
— Догадываюсь, — задумался Семичастный. — И что сейчас делать?
— Уверен, что Суслов завтра на Президиуме все же продавит жесткое решение. — прямо через трубку была видна искусственно грустная улыбка, и одновременно поднятый вверх большой палец сжатой в кулак правой руки.
— Точно?
— Ну… На девяносто процентов, хотя я, конечно, постараюсь… Боюсь, поднимется среди интеллигентов такая вонь, что пожалеем.
— Тут наше дело маленькое, — отрапортовал Семичастный. — Что вы на Президиуме решите, то мы и сделаем. Качественно и быстро.
— Эх, Володя, — Шелепин тяжело вздохнул. — У тебя самая правильная позиция в данном случае.
…При обсуждении записки Суслова на Президиуме никто против ареста и жесточайшего осуждения не возражал, пока слово не взял Александр Николаевич.
— Зачем нам устраивать из этих бумагомарателей мучеников? Может быть, по опыту китайских товарищей отправить их в деревню, на перевоспитание?
И не дожидаясь возражений продолжил.
— Синявского в Кемерово, к шахтерам, в творческое путешествие. Даниэля в Горловку. Или наоборот. Оформим им творческую командировку по заданию партии. Пусть напишут роман не хуже "Поднятой целины", если уверены в своем таланте. В этих городах нравы у людей простые, если наврут где писатели, их же рабочие в угле и похоронят. Поделом. А получится что-то дельное, так настоящий социалистический реализм и опубликовать можно.[112]
— Неожиданное предложение, — первым, к удивлению присутствующих, прореагировал редко вмешивающийся в "интеллектуальные" вопросы Кириленко. — Боюсь, это будет воспринято как слабость партии в борьбе с наймитами международной буржуазии.
— Уступка капиталистическому окружению, — резко добавил Мазуров. — Уверен, передовая советская общественность их осудит вместе с партией.
— Товарищи, вспомните, как Сталин гибко и аккуратно решил с Шолоховым и Горьким! — возразил Шелепин. — Уж ему жесткости было не занимать.
Косыгин немного удивился, получив от Шелепина записочку "воздержись". Впрочем, просил – получи, усмехнулся про себя премьер.
— Саша, ты не прав. — Микоян искренне рубанул стол ребром ладони. — Эти антисоветчики просто трусливые сволочи, посадить парочку надолго, вся их братия засунет себе язык в ж… Ну, в общем сами знаете куда.
Присутствующие заулыбались, отлегло. "И чего тут было думать?", читалась на лицах присутствующих.
— Предложение Александра полная му… Нецелесообразно, — вежливый Суслов постарался обойтись без грубости. — Такая уступка двурушникам нанесет огромный вред делу построения коммунизма не только в СССР, но и во всем мире. Что о нас будут думать заграницей, если там будут печатать выпады подобных отщепенцев?
— Михаил, под твою ответственность? — Шелепин уперся взглядом в толстые линзы очков под небрежно зачесанной клочьями вбок седой шевелюрой.
— В Новочеркасске все прошло как надо, не так ли? — огрызнулся Суслов. — Да ты и сам, помнится, выступал за крайне жесткие меры!