Окно призрака

– Иду я, иду. Не надо смотреть на меня как на инвалида. Я просто очень аккуратен. Делаю все возможное, чтобы тебе не пришлось потом меня «собирать», – съязвил Юэн, передразнивая Бернарда. – И почему эти ступеньки сейчас выглядят страшнее, чем в прошлый раз?

Бернард промолчал. Может быть, он чувствовал себя виноватым в случившемся? По крайней мере, на его лице ничего нельзя было прочитать. Парень выглядел спокойным, даже безэмоциональным, хотя эмоции у него имелись, как и у любого нормального человека. Об этом красноречиво говорил тот его взгляд – холодный и суровый, – когда Юэн начал болтать про слухи.

Когда они вышли на крыльцо и Бернард закрыл дверь на ключ, он попросил Юэна следовать за ним. На улице творилось что-то невообразимое, у погоды будто окончательно испортилось настроение, и она превратилась в психованного подростка. Вода потоком неслась по асфальту, смывая мелкие ветки и опавшие листья, ветер хлестал по лицу и до треска гнул деревья, вспышки молний одна за другой озаряли черневшее небо, оглушающие раскаты грома проносились над головой, и казалось, что небо вот-вот просто рухнет. Если бы сейчас разверзлась земля и из расщелины поползли бы твари и демоны, Юэн даже не удивился бы.

Прикрываясь руками от буйства стихии, они обошли здание, где стояла машина Бернарда, и уже через пару минут ехали по дороге, слушая мелодию барабанящих по крыше капель. Юэн успел промокнуть до нитки. В машине было тепло, и от одной только мысли о том, что придется выйти обратно в этот холодный мокрый ад, хотелось вжаться в кресло и остаться. Хотя этот странноватый парень с темно-зелеными глазами наверняка будет против.

Юэн покосился на водителя и заерзал на сиденье, дотронулся до кольца на пальце. Оно скользило во влажных от дождя руках. Юэн покрутил его несколько раз и, не в силах больше сдерживаться, сказал:

– Те ребята, что сделали эту надпись…

– Очередные придурки, – с неприязнью отозвался Бернард, не отвлекаясь от дороги.

– Ну да, – кивнул Юэн. Он хотел сказать кое-что еще, но передумал и спустя пару секунд сказал совсем другое: – Значит, такое случается не впервые?

– Время от времени. Не прям такое, но…

– Не знал, – сглотнул Юэн. – Это, должно быть, неприятно. Я бы был в ярости. Догнал бы этих уродов и ткнул бы их лицом в эти надписи. Ты будешь заявлять на них в полицию?

– Это всего лишь хулиганство, – устало произнес Бернард, неприязнь в его голосе куда-то испарилась. – Я давно перестал злиться на подобное. Просто… – он умолк, покосившись в сторону своего пассажира, – иногда это все же раздражает.

– Ясно, – бесцветно ответил Юэн. – Останови, пожалуйста, вон там.

Машина сбавила ход и затормозила, «дворники» продолжали смахивать льющуюся с неба воду. Совсем рядом сверкнула молния, раздался раскат грома, и у пары стоявших неподалеку автомобилей взвыла сигнализация.

– Спасибо, что подвез. И кстати… – начал Юэн, но умолк на полуслове.

Он вспомнил, как случайно сделал фотографию, пока Бернард выходил проверить электричество.

Бернард повернулся к нему с вопросительным выражением лица. Каштановые волосы его немного поблескивали от дождя. Щеки чуть зарумянились в теплом салоне машины.

– Что?

Юэн вновь коснулся кольца на пальце и прикусил губу.

– А ладно, ничего, – ответил он и вышел из машины, подставляясь под холодные потоки.

Фотографии были еще теплыми, когда Бернард достал их из принтера. Всмотрелся, проверяя качество печати, и, положив в конверт, бросил на край стола. Когда дело касалось обычных фотографий на документы, он редко обращал внимание на само изображение, только проверял, чтобы все соответствовало требуемому формату. Частично то же самое он ощущал, когда его просили обработать фотографии, подправить внешний вид, убрать что-нибудь лишнее, случайно попавшее в кадр, добавить красивый фон и так далее.

Поначалу ретушь в графическом редакторе казалась увлекательной. Бернард убирал несовершенства изображения и делал его более привлекательным, «гладким», не совсем реалистичным, но приятным глазу. Однако в последнее время он все чаще чувствовал себя подавленным и усталым, когда в очередной раз высветлял чьи-то синяки под глазами, «приглаживал» выбившиеся волоски или вместо обычного городского фона вставлял что-нибудь экзотическое.

Казавшиеся ранее творческими манипуляции с фотографиями теперь воспринимались чем-то обыденным и скучным. К тому же в студии с каждым разом появлялось все больше и больше дел, которые не терпели отлагательств: проверять запасы пленок, бумаги, картриджей для принтера и других расходных материалов, в конце концов, надо было разобрать хлам, громоздившийся в огражденной комнате. Да и сами заказы Бернард предпочитал выполнять качественно. Зарабатывать плохую репутацию он тоже не собирался. Особенно когда эта репутация и так далеко не идеальная. Он стал чаще уставать.

Бернард взглянул на наручные часы, затем проследил за одинокой каплей чая, стекавшей по дну чашки, и с тяжелым вздохом кликнул по иконке графического редактора. С монитора, светясь счастливыми глазами, на него смотрела пара: блондинка с темнеющими корнями волос, губы которой были ярко обведены по контуру, и мужчина с пухлыми щеками. Этот самый мужчина, имени которого Бернард не спросил, два дня назад пришел в студию и попросил обработать фотографию для последующей печати на холсте.

– Хочу сделать жене подарок на годовщину нашей свадьбы, – сказал тогда клиент. В реальности его щеки были еще пухлее, и, судя по сбивчивому голосу, он сильно запыхался, пока поднимался в студию.

– Конечно, без проблем, – ответил Бернард, не разделяя энтузиазма клиента, – для каких целей люди приносили фотографии, ему было все равно.

Для него это была всего лишь работа, и с таким предложением к нему обращались уже не единожды, хотя каждый раз Бернард отмечал, что никогда не сделал бы такое для себя или кого-то близкого – искренние эмоции не нуждаются в графической ретуши и ярком, симпатичном фоне.

Впрочем, все упрощалось еще и тем, что он ни с кем не встречался и не испытывал потребности в чьей-либо компании. У него было увлечение – фотография, – на которое уходило все свободное время. Этого вполне хватало.

Подперев голову рукой, он щелкал мышкой и пытался довести фотографию до состояния, которое хотел видеть заказчик. Механическая работа заставляла Бернарда задумываться о том, что он делает со своей жизнью что-то не то. Однако это входило в его обязанности и материально поддерживало студию. Благодаря этим заказам Бернард мог заниматься фотографией в свое удовольствие, в свободное время отснимать пленку за пленкой, а потом закрываться в проявочной и наблюдать, как под красным светом проступает изображение на поверхности светочувствительной бумаги.

Закончив с фотографией парочки, Бернард достал из рюкзака две катушки с пленкой и положил их в нижний ящик стола, где накопилось уже с десяток их близнецов, если не больше. Только за последние сутки он отснял две полные пленки. Первая катушка ушла на вчерашнюю бурю. Деревья, гнущиеся от шквалистого ветра, молнии, рассекающие небосвод, вспученные тучи, силуэты в окнах на фоне теплого света – Бернард был уверен, что половина снимков не получится, – гроза набежала моментально, погрузив город во мрак, однако несколько кадров точно окажутся великолепными. В этом, в том числе, и заключалась вся прелесть пленочной фотографии, да и фотографии в целом – можно сделать много-много фото и получить всего парочку хороших снимков, но испытываемые при этом эмоции не сравнимы ни с чем. Ты будто золотоискатель, долго и нудно до боли в ногах и руках просеиваешь песок, грязь и камни, чтобы найти крошечную золотую крупинку, и когда находишь ее, начинаешь плясать от радости.

Вторую пленку он отснял утром. После истерики, обрушившейся штормовым ливнем, погода выдохлась и успокоилась. Даже будто впала в кому. Бернард специально выехал с утра пораньше, чтобы успеть запечатлеть тишину и покой. Листья не колыхались, будто застыли, как искусственные, отмытые дождем и местами еще поблескивавшие. Лужи на асфальте казались разбросанными осколками зеркал, а вязкий туман клочьями застрял в тонких ветвях засохших деревьев. Бернард даже обошел здание похоронного бюро, чтобы сфотографировать оставленную хулиганами надпись на своем окне. Выглядело это жутковато, но ее стоило запечатлеть, прежде чем стереть.