Страница 29 из 29
— Кран нужен?
— Не нужен.
— Так сверху же лучше…
— Это ты дома своей жене скажешь! — срывается оператор Митя Медведев. — А я вот люблю снизу… снимать.
И так далее.
Клип получился и смешной, и трогательный. И можно смело сказать, что он явился результатом коллективных усилий всех мужчин, якобы случайно оказавшихся в ту ночь рядом с нами…
— Толстый, в передаче мало музыки. Ты должен снять какую-нибудь песню. Чтобы обойтись без «попсы». Чтобы был эксклюзивчик! — очередная идея Кирилла Викторовича Набутова.
— Это дорого, — отвечаю.
— А ты свою песню сними — будет дешево.
— Сами снимайте. Это еще дешевле.
— И снимем!
— И снимайте!
— И снимем!
В ту пору в «Яблоке» работал славный паренек, ассистент с режиссерскими амбициями — Леша Щукин. Еще у нас был администратор Саша Медведь, который любил протирать видеокамеру и смотреть на нее. Им-то Кира и поручил съемки музыкального видеоклипа. Вероятно, это был тонкий педагогический ход. Остановились на моей песенке на стихи Анатолия Флейтмана «1812 год». В ней такой рефрен:
Сюжет песни — Бородинское сражение. И через весь текст (довольно сложный и насыщенный образами) проходят эти строки: про то, что где-то слева — Милорадович, а где-то справа — Багратион. Петь песню в кадре должен был я. Пацаны (то есть «режиссер» и «оператор») поняли, что тут очень важно, кто из героев стоит справа, а кто — слева. И главное — не перепутать, где у нас «право», а где «лево» по телику, блин. Три дня они шушукались, что-то рисовали. Когда я подходил, бумажку прикрывали руками, как будто я — второгодник, жаждущий списать контрольную.
Наступил день съемок песни «1812 год», или «Песни про чуваков, которые слева и справа», как говорили между собой творцы видеоклипа.
Сели в автобус.
— Куда едем? — спрашиваю.
— К Казанскому собору, — отвечают.
Снимать про Багратиона и Милорадовича у собора Казанской Божьей Матери? Ну, думаю, Щукину и Медведю виднее…
Приезжаем. Нас поджидает машина «Ленэнерго» с телескопической вышкой для ремонта уличного освещения. Ее Саши Медведя дружбан за бутылку пригнал. Машину паркуют посредине между двумя памятниками. Медведь с камерой залезает в «люльку», и водитель поднимает его на высоту метров десять. А Леша Щукин — внизу. Руководить будет. «Постановку ставить». У обоих милицейские рации для переговоров друг с другом. Солидно подготовились.
Леша мне говорит:
— Ты — слушаешь фонограмму. Когда будут слова, что слева Милорадович, грустно так чапаешь к левому памятнику, а когда про то, что справа Багратион, — в противоположную сторону.
Он посмотрел на вышку и сказал по рации Медведю:
— Саня, когда Стоян пойдет налево, наезжаешь камерой на фамилию памятника, там должна быть табличка. То же самое — с правым. Ну, как договаривались. Поехали!
А народу собралось у Казанского немало. Съемка все-таки.
— Пишем! — командует Леха.
Зазвучало вступление. Пошли слова: «Слева, на флешах, в созвездьи костров — Милорадович…» Иду к левому памятнику. Щукин кричит Медведю:
— Саня, наезжай на памятник!
Вероятно, Саня по команде трансфокатором приблизил к себе памятник и наконец-то узнал, что за мужик с эполетами стоит на постаменте. Я слышу его голос по рации:
— Леха, фигня получается. Это Кутузов!
— А справа кто?
— Ща посмотрю.
Медведь использует камеру как бинокль и поворачивает ее направо.
— А там вообще Барклай де Толли!
…Как вы понимаете, этот съемочный день был у нас рекордно коротким, а наличные затраты минимальными — бутылка водки.
Действительно, дешево сняли.
Раз в неделю Кирилл спрашивал меня:
— Ты еще не ушел из театра?
— Нет.
— Все равно уйдешь. Твое дело — телевидение.
Он мог позвонить мне в два часа ночи:
— Давай покидаем!
«Кидать» — значит обмениваться идеями по передаче.
И мы кидали…
Он заставлял меня быть одновременно репортером, журналистом, сценаристом, режиссером, ведущим. Но больше всего приучал к телевизионной режиссуре.
Иногда он приходил на монтаж за час до выхода передачи в эфир начитывать закадровый текст и говорил:
— Я потерял бумажки. Но ничего, я все помню.
Я знал, что это неправда, что он устал и текст попросту не написан.
Кира брал микрофон и начинал наговаривать под картинку. Как правило, это выливалось в блестящую эмоциональную импровизацию.
Журналист Божьей милостью, эрудит, умница, трудяга. Огромного роста, с открытой улыбкой, ранимый, заводной, отходчивый, не знающий чувства зависти. И по сей день почти в одиночку везущий свой телевизионный воз.
В 1993 году он часто говорил нам с Ильей:
— Вам нужно делать свою передачу. Я договорюсь об эфире на нашем канале. Делайте, делайте.
И мы сделали. Только на другом канале. На Российском. Но если бы не было «Адамова яблока», не было бы и «Городка».
Я не забываю об этом.