Ангел

– Что за дом?

Имоджен неуютно поежилась. Он говорил бесстрастным, отстраненным тоном. Ей не нравилось направление, в котором развивался рассказ, но она знала: сейчас нужно оставаться сильной. Воспоминания причиняли Дину боль, и помочь можно только одним способом – терпеливо выслушав.

– Дом, где мы развлекали гостей.

– Как развлекали?

– Иногда они заставляли нас драться друг с другом, как бойцовых псов. Бывало, в ход шло оружие. На нас делали ставки… Случалось и другое… Ты все понимаешь без слов… Не вынуждай рассказывать.

– Боже милостивый! Поэтому тебе пришлось убить того человека? Он… прикасался к тебе?

– Все было сложнее.

– Положим, но какое отношение это имеет к нашему видео?

Имоджен сменила тему, попытавшись вернуть Дина из прошлого, сосредоточиться на причине, по которой ужасные картины снова всплыли в его памяти.

– В доме, куда нас приводили, был кафельный холл, нечто вроде прихожей. Не думаю, что там кто-то жил постоянно. Это скорее напоминало интимный клуб для ограниченного круга постоянных клиентов. Плитка была выложена в кельтском стиле, а в центре располагался трикветр.

– Ты предполагаешь, что юнцы на видео имели что-то общее с местом, куда тебя приводили ребенком?

– Не знаю. Хотя думаю, что это вполне возможно. Поэтому я изучил материалы на убитую престарелую пару. Как ни взгляни, они были порядочными людьми.

– Нам это известно. Мы тоже проверили их очень тщательно.

– Не обижайся, но я могу докопаться до того, что вам недоступно.

Дин машинально тронул подвеску – крошечную ракушку внутри шарика из оргстекла. Имоджен посмотрела на нее.

– Там ты и получил свой талисман? – спросила она. – От кого-то, с кем находился под опекой дурных людей?

– Да, от девочки, попавшей вместе со мной к одним приемным родителям. Мы прожили вместе пару лет. Я присматривал за ней. Она стала для меня сестренкой, которой у меня никогда не было. У нас с ней была почти настоящая семья.

– И как сложилась ее судьба?

Дин откинулся на спинку дивана и притянул Имоджен к себе, обвив ее руками. Она наслаждалась возродившейся между ними близостью.

– Мужчина, которого я убил, не хотел оставить ее в покое. Это был очень плохой человек. Она боялась, а я, как ни старался, не всегда мог защитить ее. Это случилось вскоре после моего знакомства с Элайасом, с человеком, который отнесся ко мне по-доброму. Он стал первым, кто не имел на меня никаких тайных планов. Хотел забрать меня из приемной семьи, но я сам не решался уйти из-за той девочки. Я не мог бросить ее… на растерзание мерзавцу. Я говорил о нем своей инспекторше, но она ничего не захотела делать. К тому же она мало чем могла помочь, а потом и вовсе ушла из службы социального надзора, чтобы воспитывать своих детей. После убийства я решился рассказать Элайасу обо всем, что творилось в том доме. Он нанял для меня хорошего адвоката, которому удалось предотвратить мой перевод в тюрьму для взрослых, когда я отбыл срок на зоне для несовершеннолетних. В обмен на мое клятвенное обещание ничего публично не рассказывать о моей последней приемной семье судья распорядился выпустить меня на свободу в восемнадцать лет.

Дин поглаживал волосы Имоджен и говорил со спокойной ясностью, теперь его сердце билось ровно.

– Значит, ты думаешь, что подростки с видео тоже побывали в том доме? Куда прежде насильно приводили тебя?

– Скорее всего, по крайней мере один из них воспитывался в приемной семье. Я просмотрел запись раз сто. Парень в маске трагедии выглядит главарем. Вероятно, он старше остальных. Голову даю на отсечение – он бывал там. Я старался не вспоминать о доме, но изображение вернуло меня в прошлое, заставило поверить, что он по-прежнему существует. Я невольно задумался, а сколько детей прошло через него? И как давно это продолжается?

– Ты помнишь, где этот дом?

– Нет.

– Можешь найти его?

– А чем, по-твоему, я занимался? – Дин поднял обмотанную полотенцем руку, а пальцами другой вцепился в подвеску. Имоджен посмотрела, как он крепко сжал шарик, и спросила:

– Как ее звали? Девочку, с которой ты жил в приемной семье?

– Джесс. Она покончила с собой, потому что я не мог больше охранять и поддерживать ее.

– Ты был совсем еще ребенком, Дин, и оберегал ее всеми своими малыми силами.

– Самоубийства в таких семьях – не редкость. Усыновленные подонками дети входят в основную группу риска. Если бы у меня не появился Элайас, я бы чувствовал себя отрезанным от внешнего мира. Вполне могу представить, что не нашел бы причин продолжать жить.

– Не смей даже говорить так!

При упоминании об Элайасе Имоджен поневоле охватывали теплые чувства. Он не стал хорошим отцом для нее, но забота о Дине заставляла взглянуть на него по-новому, хотя бы с уважением. Так менялось ее мнение об отце, о котором прежде она старалась даже не вспоминать.

– Но это правда.

– Тогда я рада, что ты продолжил жить.

Имоджен выпрямилась и посмотрела на него, встретив ответный взгляд чуть поблескивающих зеленых глаз.

– Теперь мне и в голову не приходят подобные мысли. Все это было так давно. Нет смысла вспоминать. Просто тот символ на стене оживил в памяти мерзкий дом.

Глаза Дина снова потускнели, взгляд опустел.

– Ты не собираешься выступить с публичным заявлением?

– Ты на самом деле считаешь это возможным? Прошло много лет, а я даже не уверен в прямой связи того дома с недавним преступлением, – ответил он, явно демонстрируя нежелание светиться на публике. – Я могу очень сильно ошибаться, и ее вообще нет.

– Может, ты заметил нечто другое, и оно заставило вспомнить тот дом и возбудило подозрения? Я имею в виду, кроме символа…

– Собака. То, как ее убили. Я уже видел подобное.

– В том месте?

Дин кивнул.

– Это действительно странно. Ведь я сам побывал там только дважды.

– Что за публика там собиралась?

– Очень разная. Обычно мужчины, хотя не всегда. Иногда появлялись супружеские пары. У всех явно водились большие деньги. Порой дети возвращались оттуда, покрытые ссадинами и кровоподтеками, со сломанными ребрами, с синяками под глазами. Пока я не оказался там сам, не мог даже представить, как они могли получить подобные травмы. Только после того, как увидел собственными глазами, стало ясно. Никто не смел рта раскрыть, чтобы рассказать о происходящем в том доме. Устраивая драки между парнями, они чаще всего подбирали противников из разных приемных семей.

– Звучит жутко.

Эти слова прозвучали неуместно, поскольку и близко не выражали страха, который могли испытывать оказавшиеся в такой ситуации дети.

– Да уж. Но вот только ужас наказания, если откажешься подчиняться, перевешивал страх перед участием в забавах этих людей.

– Ты рассказывал об этом инспектору?

– Я нет, но Джесс рассказала. Они ничего не предприняли, а только провели беседу с Клайвом, одним из наших опекунов. После чего он избил Джесс до полусмерти, потому что она предпочла жестокие побои альтернативе. Клайв надолго запер ее одну в темном чулане. Когда дверь снова открыли, она висела в петле, прикрепленной к центральной потолочной балке. Джесс была мертва больше суток, и никто ничего не заметил.

– Мне жаль, что это случилось.

– Мне повезло. После того как я убил Клайва, меня отправили в безопасное место за решеткой. В колонии я чувствовал себя, словно на каникулах.

– Ты когда-либо возвращался к своим опекунам?

– В тот ад? Нет, никогда.

– Что собираешься делать? Останешься здесь?

– Зависит от тебя. Я пойму, если ты не захочешь сейчас со мной встречаться.

Имоджен посмотрела на него. Несмотря на все, о чем он только что рассказал, могла ли она считать, что он до конца честен? Сейчас невозможно прогнать его – Дин явно нуждается в ней. Однажды она уже пыталась избавиться от него, у него масса недостатков, но он всегда поддерживал ее, пусть ей не всегда нравились методы.

– Обещаешь, что не станешь больше вмешиваться в расследование?