Трагическая связь

Мои узы прерывают меня: «Я не называю этого мужчину сосудом. Я называю так его тело. Наши Привязанные — оба — прямо здесь. Почини сосуд, девочка».

Я прижимаю тыльные стороны ладоней к глазам, когда следую за своими узами вниз, в глубины своего желудка, в самые потаенные уголки себя, где они таятся, где они спят, где питаются сильными узами, где устраивают истерики и прячутся, когда я не выполняю все их маленькие прихоти. Именно там я нахожу, слабую, как крылья бабочки на ветру, душу Нокса.

* * *

Я никогда раньше не держала внутри себя душу, которая не была бы там исключительно для того, чтобы быть поглощенной моими узами, поэтому, естественно, я паникую.

Полномасштабная, потная, сотрясающая, с колотящимся сердцем паника.

«Как долго он сможет оставаться внутри нас в таком состоянии? Как ты затащила его… сюда? Знает ли он, что он здесь? Что, черт возьми, происходит?» Я бредила, совершенно выходя из себя, но мои узы были ничем иным, как уверенностью и спокойствием.

«Я могу держать его здесь столько, сколько понадобится, но тебе необходимо починить сосуд, чтобы ему было куда идти».

Все в порядке, я могу починить сосуд. Это вроде как мой конек, да?! Я исцеляла своего Привязанного миллион и один раз — это проще простого.

Но в тот момент, когда я пытаюсь починить сосуд, становится ясно, что, хотя мои узы уверены, что ни одно из этих повреждений не является непоправимым, мой Дар определенно нет, и как бы я ни старалась, я не могу заставить его исцелить Нокса.

Я чувствую, как мои узы злятся на меня, и срываюсь: «Я знаю, что должна это сделать. Я пытаюсь, но это не так просто, как ты думаешь!»

«Ты не веришь в то, что мы можем вернуть его, это мешает тебе сделать то, что нужно».

«Ну, конечно, я не думаю, что мы можем воскресить кого-то из мертвых!»

Даже голос в моей голове стал пронзительным. Я могу сказать, что мои узы расстроены из-за меня, но они так крепко держатся за душу внутри меня, что у них нет выбора, кроме как позволить мне паниковать по поводу происходящего, барахтаться и бесноваться на своем пути через эту кошмарную ситуацию.

«Нам нужен Целитель. Отправь Транспортера за ним».

Ладно, но, опять же, легче сказать, чем сделать. Во-первых, они посмотрят на меня как на гребаную сумасшедшую за то, что я хочу, чтобы Целитель исцелил мертвое тело. А во-вторых, если я не могу исцелить Нокса в том состоянии, в котором он сейчас находится, то кто сказал, что Феликс сможет?

«Может, ты прекратишь свою бесполезную человеческую панику и сделаешь то, что было сказано? Девочка, я живу на этой земле уже более миллиона лет, ты думаешь, я не знаю, что делать, когда случается что-то подобное?»

Мне все еще кажется, что они питают меня надеждой в ситуации, которая не может быть ничем иным, кроме как трагической, но, наконец, я открываю глаза и встречаюсь взглядом с Грифоном. — Мы должны отвезти его к Феликсу.

Шокированное и пустое выражение его лица немного смягчается при звуке моего голоса, и я думаю, что вот-вот увижу, как двое из моих Привязанных начнут плакать. Я не могу сосредоточиться ни на чем, кроме того, что происходит внутри моего тела прямо сейчас. Я не могу прижаться к нему, чтобы попытаться утешить кого-либо из нас.

Если у Нокса здесь есть шанс, даже самый маленький, я сделаю все, что должна.

— Привязанная, для Феликса уже слишком поздно. — Мягкость голоса Грифона, то, как он пытается быть нежным со мной, даже сейчас, причиняет боль.

Я киваю, потому что с этим не поспоришь. Мой голос срывается, когда я говорю: — Знаю, я не глупая. Но нам нужно немедленно отправиться к Феликсу. Пожалуйста, просто… послушай меня.

Грифон переводит взгляд на Норта, однако я не могу повернуться и посмотреть на него прямо сейчас. Не то чтобы я злилась, что они не послушали меня, когда я умоляла их повернуть назад, хотя они абсолютно точно должны были это сделать. Все они говорили мне доверять моим узам, и все же в такой критический момент никто из них не доверился им. Но дело не в этом.

Нет, если я сейчас посмотрю на Норта, оплакивающего своего брата, последнего из членов его семьи, оставшихся на этой земле, я ни за что не смогу держать себя в руках, чтобы дать восстановлению Нокса должный ход, поэтому я отвожу взгляд от него и сосредотачиваюсь на Грифоне, который держит себя в руках немного лучше.

Он внимательно смотрит на меня, а затем оглядывает местность, так что до него только что дошло, что технически мы все еще находимся на вражеской территории, потенциально окруженные врагом.

Позади меня раздаются шаги: Гейб и Атлас наконец догоняют нас, оба задают миллион вопросов друг другу и самим себе одновременно.

— Что это, блядь, было?

— Почему вы не слушали, когда Оли говорила? Мы должны были ее слушать!

— О чем вы, блядь, думали?

— Твою мать, что, черт возьми, произошло?

Норт не реагирует на них и не произносит ни слова. Он не двигается с того места, где застыл, и я поворачиваюсь в другую сторону, стараясь не посмотреть на него мимоходом, когда встречаюсь взглядом с Гейбом. — Мне нужен Киран. Мне нужно, чтобы ты нашел его и привел сюда прямо сейчас. Он мне нужен.

Взгляд Гейба опускается на Нокса, а затем возвращается ко мне, ненадолго задерживаясь на слезах, все еще струящихся по моим щекам. — Я приведу его, Привязанная. Дай мне секунду.

Затем он уходит, двигаясь сквозь непроглядную тьму теневых существ Норта, которые все стоят неподвижно, словно в трансе.

Атлас подходит ко мне, осторожно, чтобы не коснуться ни меня, ни Нокса, а затем опускается на колени рядом со мной. Его глаза впитывают окружающую обстановку, и ни одна из его колкостей в адрес младшего Дрейвена, в кои-то веки, не вырывается наружу.

— Что это было, черт возьми?

Грифон смотрит на него с укором. — Ты действительно думаешь, что сейчас самое время для этого?

Атлас кивает, не обращая внимания на злобный тон, направленный на него. — А если это может вернуться и убить нас всех в любую секунду? Да, я думаю, что сейчас самое время для этого. Оно только что уничтожило гребаного Дрейвена и могло бы убить вас всех троих, если бы Оли не была здесь, подпитывая вас силой.

Звук, вырывающийся из моей груди, нечеловеческий, душераздирающий, слезы все еще текут по моим щекам, но я не обращаю на них особого внимания. Я пытаюсь сосредоточиться на душе внутри себя и уговорить его остаться на месте, пока я не исцелю его.

Не знаю, слышит ли он меня, но я все равно пытаюсь.

«Еще несколько минут, и я верну тебя. Мы сможем во всем разобраться. Просто оставайся со мной. Я знаю, что ты не хотел, но просто оставайся со мной, и мы во всем разберемся».

Он, конечно, не отвечает мне. Я не знаю, сможет ли он. Я даже не знаю, слышит ли он меня или я просто разговариваю сама с собой, но я не оставляю попыток.

Я пытаюсь, потому что не хочу, чтобы он ждал следующего раза, чтобы понять, как мы можем любить друг друга. Я хочу разобраться в этом в этой жизни. Я хочу знать все. Я хочу увидеть все и принять все, что мне нужно принять. Я хочу узнать, как можно полюбить и принять такого человека, как Нокс Дрейвен, а затем я хочу провести остаток своей жизни, делая это.

Я хочу научиться всему, что мне нужно, и я хочу разобраться в этом вместе. Он может быть самым высокомерным, приводящим в бешенство, манипулирующим, порочным человеком, которого я когда-либо встречала, но я также без сомнения знаю, что он мой. Какую бы битву он ни вел внутри себя, мое место рядом с ним, чтобы вести ее вместе с ним. Когда-нибудь мы дойдем до того, что он примет это, и он примет меня.

Может быть, я даже получу от него извинения за то, что он натворил, справляясь со всем, через что ему пришлось пройти.

— Твою мать, — слышу я шипение Кирана, когда они с Гейбом подходят к нам, и поднимаю взгляд, чтобы увидеть, как он смотрит в пустые глаза Нокса, все еще невидяще смотрящего на своего брата.