Страница 16 из 75
Он наклоняется и целует каждую мою щеку, прежде чем обнять меня. Он намного старше меня, поэтому наши отношения нельзя назвать близкими, хотя он мне всегда нравился. Высокий и внушительный, Грант — старший сын моего дяди Реджи. И сейчас он изучает меня, как будто может сказать, что я пьяна и взволнована, что так и есть.
— Замечательно, — говорю я ему, мой голос фальшиво сияет. — Я слышала, ты недавно женился.
— Шесть месяцев назад, да. — Он рассеянно потирает платиновую полоску на безымянном пальце левой руки.
— Поздравляю. Мне жаль, что я не смогла приехать на свадьбу. — Я все еще переживала последствия смерти мужа и не считала правильным появляться на публике, празднуя, когда мой муж умер и его больше нет.
— Сожалею о потери мужа. — Его взгляд и тон мрачны, демонстрируя мне уважение.
Может, он злой и угрюмый мужчина из семьи Ланкастер, но мне кажется, что наше поколение немного смягчилось. Они не такие злые, не такие свирепые, как наши отцы.
— Спасибо. — Я киваю, стараясь сохранить торжественное выражение лица, но это бесполезно. Я уступаю и допиваю виски.
— Я знал твоего мужа. Он когда — нибудь говорил тебе об этом? — Он наклоняет голову, посылая мне вопросительный взгляд.
Я замираю, уставившись на Гранта. У него такой же взгляд Ланкастера, как и у всех нас. Единственное исключение — его волосы темнее. — Нет, я не помню, чтобы он когда — нибудь упоминал об этом.
— Мы с Финном занимались многими его сделками с недвижимостью в последние несколько лет, — объясняет Грант, упоминая своего младшего брата. — До того, как мы… потеряли его.
Какой милый способ сказать об этом. Как будто Эрл просто бродит по городу, запутавшись и не в силах найти дорогу домой.
— У него было не так много недвижимости, насколько я знаю.
— Только потому, что он распродавал слишком много, — говорит Грант, его брови сходятся вместе. — Разве он не говорил тебе об этом? Мы продали для него много недвижимости за последние три года или около того. Он заработал кучу денег.
Интересно, учитывая, что он не был тем, кого я бы назвала транжирой. Даже после его смерти, дети обвинили меня в том, что я скрыла все его активы, что было смешно. — Я не знаю, так как я не упоминаюсь в его завещании.
— Серьезно?
— Как будто мне нужны деньги, Грант. Мы Ланкастеры, помнишь? — Я вскидываю бровь.
Он усмехается. — Правда. Просто он неоднократно говорил нам, что ему нужны наличные. Вот почему он избавился от такого количества недвижимости. В тот момент я не придал этому значения. Люди постоянно делают такие вещи, но сейчас…
— Что?
— Если у него не было этих денег на банковском счёте, когда он умер, куда они все делись?
Хм.
Хороший вопрос.
Глава 7
Сильви
О, я действительно пьяна. Все эти маленькие порции виски пподействовали на меня до такой степени, что я раскачиваюсь на танцполе, наблюдая, как все теряют себя в танце, музыка бежит по моим венам.
Или это алкоголь?
Гарри Стайлс выступил ранее, спев более медленную версию Adore You, пока Саммер качалась в объятиях Уита, их взгляды были устремлены друг на друга и ни на кого больше. На самом деле он все еще здесь, на танцполе, в окружении преимущественно женщин. Даже Саммер танцует рядом с ним, смеясь каждый раз, когда Уит бросает на нее взгляд.
А это бывает часто.
Каролина на танцполе в объятиях нашего отца, элегантная и грациозная, она кружится и кружится. Мой отец смотрит на нее так, словно не может поверить, что она его дочь.
Я его понимаю. Иногда кажется, что Каролина пришла к нам сама по себе, полностью сформировавшись при рождении и с самого начала обладая огромным талантом. Казалось, она никогда не вписывалась в нашу жизнь.
А вписывается ли кто — нибудь из нас в идеал семьи? Я начинаю думать, что нет.
Песня заканчивается, и мой отец подходит ко мне, когда начинается другая. Я начинаю качать головой, смеясь, когда он ловит меня за руку и тащит на танцпол. Я не такая плавная, как моя младшая сестра, но это не страшно. Он притягивает меня к себе, и мы плавно покачиваемся под тихую песню, настроение меняется. Становится тише.
Саммер и Уит тоже танцуют вместе, глядя друг другу в глаза. Я смотрю на них с тоскливым вздохом, не пытаясь скрыть его, как обычно.
— Она мне нравится, — говорит отец, в его голосе ясно слышится одобрение. — Она хорошо относится к твоему брату.
— Она не терпит его дерьма, — говорю я, чувствуя себя дерзкой.
Он усмехается, отмахиваясь от меня. — Ты права. Она не делает этого. И это то, что ему нужно.
— Так вот почему вы с матерью развелись? Потому что она всегда терпела твои выходки? — Мы никогда не говорили об их разводе. Он до сих пор окутан тайной, непонятно что произошло между ними, чтобы покончить с этим навсегда.
Я до сих пор считаю, что тем, кто поставил точку и пошел дальше был наш отец. А мама та, кто цепляется — это ее плохая привычка.
Это может быть и моей плохой привычкой, благодаря ей.
Его настроение становится мрачным. — Я сделал несколько вещей, которыми не горжусь.
— С мамой Саммер? — Мои брови поднимаются в вопросе, хотя я уже знаю ответ.
Он едва кивает. Его прошлое создает некоторые неловкие семейные моменты, когда мы все вместе. — И с другими женщинами тоже. Не секрет, что я был неверен. Твоя мать тоже. Мы не подходили друг другу.
— Так же, как я и Эрл?
Его выражение лица становится суровым. — Надеюсь, ты знаешь, что я никогда не одобрял этого. Твой брак с этим человеком был полностью делом рук твоей матери.
Его слова приводят меня в ярость. — Правда? Почему ты не остановил ее?
— Ты не дала мне шанса, и она тоже. Как ты думаешь, почему вы так быстро поженились? Меня не было в стране, помнишь? Твоя мать сделала свой ход, потому что меня не было. — Мы уже почти не танцуем, слишком увлечены нашим разговором посреди танцпола, мимо нас проносятся танцующие пары. — Он был старше меня, Сильви. Зачем мне желать тебе такого?
— Потому что он мог позаботиться обо мне, когда я не могла позаботиться о себе. — Это была одна из тех фраз, которыми кормила меня моя мать.
Из него вырвался раздраженный звук. — Это то, что сказала бы твоя мать.
Теперь раздраженной стала я. Все эти годы моя мать делала со мной что — то. Отравляла меня. Убеждала всех, что я больна. Что я умираю. А мой отец ни черта не делал. Он никогда не вмешивался, не говорил ни слова, чтобы остановить ее. Чтобы помочь мне.
Никогда.
— У тебя всегда есть оправдание, не так ли? — Раздражение сменяется гневом, и он внезапно поглощает меня. — Я не давала тебе шанса. Моя мать всегда мешала тебе помогать мне. Неважно. Ты знал, что что — то не так, но не вмешивался. Ты не пытался помочь. Никогда. Как будто я тебе безразлична.
— Боже мой, как ты можешь такое говорить? — Его лицо опускается, и я понимаю, что расстроила его. — Мне не все равно, Сильви. Мне никогда не было все равно. Я люблю тебя. Боже мой, ты мой ребенок. Как я могу не…
Я качаю головой, заставляя его замолчать.
— Нет. Ты говоришь, что тебе не все равно. Что ты любишь меня. Ты изображаешь из себя заботливого отца, когда считаешь нужным, но по большей части ты бросал меня на растерзание волкам всю мою жизнь.
Волкам. Скорее, одной отдельной волчице.
Он напрягся, его глаза вспыхнули недвусмысленным гневом. — Мне обидно.
— Хорошо. Так и должно быть. Тебе также следует взглянуть на свое поведение за эти годы и понять, действительно ли ты мне помог. Если бы ты хоть раз открыл глаза, ты бы понял, как сильно ты меня разочаровал.
— Подожди минутку…
Я вырываюсь из его объятий, бросая его прямо там, на танцполе, мой гнев слишком велик, чтобы притворяться. Отец тихонько зовет меня по имени — едва ли достаточно громко, чтобы кто — то услышал, — но я не обращаю на него внимания.
Большинство гостей уже ушли, но в огромном зале вдруг стало душно. Я направляюсь к дверям, ведущим на террасу, и, как только оказываюсь на улице, делаю большой глоток прохладного воздуха.