Страница 13 из 15
Начальник охранки с прямой спиной стоял лицом к стене. И у меня появилось ощущение, что он боится поворачиваться к каменной женщине. Но вот он двинулся и обернулся. Прищурился от блика света, который отразился от осколка на полу и скользнул по его лицу. Потом фыркнул и пнул носком ботинка цветной кусочек. Подошел к гробу и кончиками пальцев провел по искусно выточенным прядям волос. Я точно знал, что когда проводишь по ним так легко, то локоны кажутся настоящими. Но стоит надавить сильнее, и ты понимаешь, что под твоей рукой камень.
Я не понял, чем себя выдал. Но князь вздрогнул и резко отвел руку, быстро убрав ее за спину. Потом вскинул подбородок, враз показавшись чужим и далеким.
— Зачем было заказывать такую тонкую работу? — спросил я, заставив отца повернуть ко мне голову.
— Она была моей женой, — спокойно ответил он. — И я мог позволить оплатить лучшего скульптора для посмертной статуи.
— Ты мог себе позволить заказать любимой женщине гроб, — повторил я, произнося каждое слово раздельно. — Звучит гордо.
— Не начинай, — напряженно предупредил мужчина. — Я не хочу вновь втупать в этот спор. Он ни к чему не приведет.
— Зачем ты приходишь сюда? Приносишь эти цветы? — я кивнул на букет, который стоял в вазе.
— Она их любила, — негромко ответил старший Чехов.
— Мне казалось, что ей нравились тюльпаны.
— С чего ты взял? — удивился отец и стало понятно, что он и впрямь думает, что я был слишком мал, чтобы помнить о матери.
— Именно тюльпаны она ставила в вазу в гостиной, — ответил я. — Их ей приносила цветочница по утрам.
Филипп Петрович растерянно взглянул на букет:
— Я не знал, — протянул мужчина. — Она никогда не говорила мне об этом.
— Может просто не хотела, чтобы ты посчитал, что она не ценит твои розы, — предположил я.
— Я слишком редко дарил ей цветы, — вдруг сказал он и вновь посмотрел на меня. — Не думай, что я не понимаю, то был не самым лучшим мужем. Я не заслуживал ее. Ни тогда, ни после. Особенно, когда не смог понять, что происходит с тобой.
Мне вдруг стало нестерпимо душно, и я поправил узел галстука, ослабляя его. Я не был готов к таким откровениям. Тем более у гроба матери. Казалось, что для серьезных разговоров мы выбрали самое неподходящее место.
— Я надеялся, что ты унаследуешь мою силу. Что станешь управлять огнем. Все говорило о том, что так и будет. Пламя не обжигало тебя. Ты наверное помнишь, как однажды сунул руку в камин, чтобы вынуть оттуда уголек?
— Быть может, это мама прикрыла меня воздушной стеной, — смутился я, впервые услышав об этом.
— Она не была искусной воздушницей, — сказал мужчина.
Я должен был разозлиться на эту фразу, тем более, памятуя, как он отзывался о своей нынешней талантливой супруге. Но не смог, заметив, как глаза отца засветились теплотой.
— Я никогда бы не согласился выбрать такую слабую одаренную, если бы руководствовался разумом, — продолжил он, словно позабыв обо мне. — Но она смогла коснуться моей души. И мне стало плевать, что наши дети не смогут наследовать ее дар. Я отчего-то поверил, что мой огонь окажется достаточно сильным, чтобы мой сын наследовал именно его, а не проклятый дар моей матери.
На последних словах его голос стал сухим и холодным. Князь вновь стал собой. И это меня внезапно успокоило.
— Какое разочарование, — понимающе кивнул я.
Князь резко дернулся, словно я его ударил.
— Ты не понимаешь…
— Понимаю, — с горечью возразил я. — Слишком хорошо осознаю, что не смог соответствовать твоим высоким требованиям. И поверь, я тоже об этом сожалею. Быть может, даже не меньше твоего. Вот только ничего не могу с этим поделать. Я такой какой есть. Моя сила темная. Так решил Искупитель.
— И ты делаешь все, чтобы усугубить положение, — с укором продолжил Чехов. — Чтобы доказать мне и окружающим, что мы разные. Тебе так отчаянно не хочется быть на меня похожим? Быть моим сыном?
— Ты даже мысли не допускаешь, что я ничего не доказываю, — горячо возразил я. — Что просто делаю то, что велит мне мое сердце. Что я решил слушать его, а не разум. И ты говоришь, что я не хочу быть похожим на тебя?
Я встал со скамьи и сделал шаг к отцу. Остановился в метре от него, рассмотрев морщинки в уголках глаз своего отца.
— Я твой сын. Хочешь ты этого или нет. Жаль, что ты никак не сможешь смириться с тем, что я отличаюсь от идеального ребенка. Таким, каким ты хотел бы меня видеть.
— Павел Филиппович…
— Филипп Петрович, — я прервал начавшуюся было проповедь и быстро взглянул на часы. — Было приятно встретиться с вами. Но увы. К великому сожалению, мне пора идти.
— Встретимся в резиденции императора, — бросил мужчина и отвернулся, враз потеряв интерес к беседе.
Не оборачиваясь, я направился прочь. И лишь оказавшись снаружи, позволил себе ускорить шаг. Мне хотелось оказаться от этого места как можно дальше. Чтобы не помнить, как пальцы моего отца касаются крышки гроба. Отчего-то перед моим внутренним взором вставал другой образ — как отец сжимает тонкое горло женщины, которая пытается вырваться.
Толик все также стоял чуть поодаль и смотрел в сторону Фомы и Виноградовой. Те не замечали слежки и продолжали о чем-то переговариваться.
— И как там дела? — с интересом спросил я, подойдя ближе к любопытному призраку.
— Увы, к сожалению, я не могу услышать, что происходит в постройках, — вздохнул парень, а потом опомнился и забормотал, — болтают о каких-то глупостях. Я даже не знаю, зачем они обсуждают ремонт.
— Домашние дела, — улыбнулся я, отчего-то ощущая тепло где-то за ребрами. — Скажи им, что мы уезжаем. Пусть подойдут к машине.
на лице Толика отобразился священный ужас:
— Я? Позвать их? — попятившись, пролепетал он.
— Не бойся, они тебя не укусят, — на всякий случай ободрил я слугу.
— Княжич, я не стану приближаться к этому странному парню. И уж тем более, к этой ужасной женщине.
— Это что за новости? — удивился я. — Ты сейчас отказываешься исполнить мою просьбу? И обзываешь моего бухгалтера ужасной?
— Но ведь… это же… — Толик принялся заламывать руки и мерцать словно выгорающая лампа дневного света.
— Иди уже отсюда, — произнес я устало и махнул рукой в сторону. Толика не пришлось просить дважды. Он рванул прочь и растаял в гуще сирени. Я же вздохнул и направился к беседке.