Шестая сказка

Девушка сникла после своего рассказа. Мирас заметил, как беспомощно, будто сломанные крылышки, топорщатся ее лопатки, как уныло висят пряди волос вдоль бледных щек.

– Твоя душа бы не нашла покоя, – шепнул парень. – Ей бы пришлось вечно бродить по свету, ища искупления за поступок.

– Да, – кивнула Амаль. – Но это ли не свобода, после четырех стен и клочка неба с рваными облаками за окном!

И такое неистовство послышалось в ее словах, что, казалось, повеял ветер. Он звал за собой. Во тьму. Манил бесконечными дорогами, неоткрытыми землями, странствиями и страстями. Только разве возможно прочувствовать их, будучи неприкаянной душой? Зная, что родные при виде тебя ощутят лишь страх и сомнения в своем рассудке? Что в мире живых ты сам живым не будешь!

Мирас не сдержал порыва и обнял Амаль. Она дернулась поначалу, а потом смирилась и доверчиво, свернувшись маленьким клубочком, прижалась щекой к тому месту, где раньше билось сердце.

3

Сидя в объятиях друг друга, Амаль и Мирас задремали. И сон в послесмертии ничем не отличался от сна при жизни, разве что спали они не на перинах и простынях. Проснувшись почти одновременно, обнаружили, что световой круг немного вырос в диаметре, теперь можно было не скрючиваться в три погибели, сесть удобнее, а если не хочется, встать и размяться за пару-тройку шагов.

– А ты, – вдруг поинтересовалась Амаль, – чем жил?

Мирас задумался. Наигравнейшей целью его жизни являлось найти предсказанную суженную, как надеялась матушка. Но правильно ли будет это рассказывать девушке, ставшей его женой в послесмертии? Не огорчит ли ее эта весть?

Пока он размышлял об этом, Амаль, задрав лицо к небесам и воздев руки, попросила яство, которое ее отец готовил лично, и флягу с водой. Мирас едва успел подхватить рухнувший горячий пирог, ароматный, истекающий мясным соком, обжигающий пальцы. Фляга же, запотевшая от ледяной воды, просто свалилась рядом, хорошо, что не на голову.

Амаль разложила на земле платок, Мирасу, как на скатерть, положил угощение. Молодожены ломали пирог и ели, без ножа и вилки, запивая попеременно прямо из фляги, будто бродяги, не ведающие приличий. Отсутствие приборов их нисколько не смущало. Напротив, происходящее даже нравилось. Или они были настолько голодны?

– Твой отец и правда пек такие пироги? – насытившись, поинтересовался парень.

– Да, – кивнула девушка, – до того, как в нашем доме появилась Рамина. Да и после, когда нам хотелось насладиться общением друг с другом. Мы уходили в путешествие, через лес, по затерянной тропе, к охотничьему домику. Мачеха и ее дочери считали такое времяпрепровождение скучным и плебейским, а нам нравилось. Отец разжигал камин, месил тесто и пек такой пирог, – она со вздохом положила в рот последний кусочек, прожевала. – И запивали мы всегда сладкой водой из протекающего рядом с домиком ручья. Вкус детства. А что насчет тебя?

Мирас вновь посчитал неуместным рассказывать, какими яствами его баловала матушка: припасенными лучшими кусочками для любимого единственного сына – ведь у Амаль материнской любви не было. Юноша просто коротко пожал плечами, мол, ничего особенного.

Настаивать Амаль не стала. Допила последний глоток воды из фляги и без особых раздумий выбросила ее во тьму. Та поглотила вещь с тихим чавком, на миг показавшись зверем, выжидающим, пока его побалуют лакомством.

Но, оказывается, Мирас рано расслабился. Амаль села, глядя ему прямо в глаза, и проговорила:

– Однако хоть что-то же я должна знать о тебе, муж мой, – с особой иронией выделив обращение.

Да, как ни прискорбно осознавать, он супруг этой переменчивой, как погода, девушки, и они заключены вместе в Вечном Мире, ограниченном лишь пятном света. Парень прикинул, что может поведать о себе, не задев тонких струн души Амаль, прочистил горло, будто готовясь к долгому повествованию:

– Я родился далеко от твоего города. Жил не в такой роскоши, как ты, но моя семья не голодала, – он решил упустить тот момент, что его семья состояла лишь из него самого и матери, бывшей единственной дочерью местного учителя и женой не слишком известного в мире художника, умерших в один месяц от страшного мора, и так и не увидевших внука и сына соответственно, но оставивших после себя дом и небольшое наследство. – Мне дали образование. Я любил читать, пытался рисовать. А однажды отправился в путь, – Мирас запнулся, едва не выдав вбитого в голову матушкой несбывшегося пророчества, – повидать свет. На тридцатый день пути на меня напали разбойники, ограбили, раздели донага и бросили умирать. Из последних сил я дополз до ворот Храма, в котором потом нас и сочетали браком.

Парень умолчал еще и о том, что незадолго до путешествия его мать умерла, завещав обязательно найти предсказанную при рождении единственную возлюбленную. Мирас продал опустевший дом, чтобы выручить за него деньги для странствия, подарил книги деда и картины отца местной библиотеке и отправился на поиски, с горечью и надеждой в сердце одновременно.

– Сочетали, – повторила девушка ядовито, – браком. У меня хоть возможности отказаться не было! А тебя привели, как бычка на заклание! Приодели, накормили, опоили…

– Я не успел…, – попытался остановить поток горьких обвинений парень.

Но она будто не слышала его.

– Что же посулили тебе за брачные обеты со мной? – неприязненно поинтересовалась Амаль, отводя пронзительный, будто прожигающий насквозь взгляд в сторону. – Ты же был жив, мог отказать, увидев, что я… Не та!

Мирас смешался от горечи в ее словах и слукавил:

– Я был тяжко болен и увидеть тебя не успел.

– Но ведь так не должно быть! – вскричала в небеса девушка. – Если брак заключен без согласия, должен существовать путь для его расторжения!

В воздухе удушающе запахло цветами.

– Ты чувствуешь? – вновь обратилась к Мирасу Амаль.

Парень кивнул, оглядываясь по сторонам в поисках источника аромата.

Молодым людям было совершенно невдомек, что это Рамина в этот момент усыпала их общую могилу цветами из сада. Срезанные стебли истекали горьким соком, бархатные бутоны же, увядая, испускали яркий, терпко-сладкий запах.

4

Мысль, что брак без согласия можно расторгнуть, показалась заманчивой и легла на благодатную почву.

Мирас задумался, что, в общем-то, ему ведь не пророчили, что встреча с его единственной возлюбленной состоится сразу, что перед ней его не ждут ни испытания, ни злоключения, ни смерть. Пока ничто происходящее не противоречило предсказанию, ведь Амаль супруга ему только формально, он ее не любит. Наверное, встретить суженную можно и в Вечном Мире? Чтобы оправдать надежды матушки стоило постараться.

Амаль тоже прикинула, что после расторжения брака душа ее вырвется из этого плена, бесплотным духом она облетит все земли, которые прошел отец, ступит везде, где ступала его нога, вдохнет воздух, которым дышал он, и не важно, что никто не перемолвится с ней словечком, не прикоснется, не разделит печаль, это и лучше!

Только как провернуть задуманное? К кому обратиться? Где тот судья, что рассудит, объяснит и восстановит справедливость? Мирас и Амаль единственные на этом пятачке.

Они попробовали так и сяк изложить свою просьбу. Однако слова улетали в бесконечность, не давая облегчения, не принося никаких даров, не подсказывая решение проблемы.

– Может все гораздо проще? – неуверенно предположила девушка и бросила на Мираса неожиданно робкий взгляд из-под длинных ресниц. – Нам только стоит решиться.

– О чем ты? – он и предположить боялся, что имеет в виду Амаль, хотя, наверное, догадывался подспудно.