Титан империи 2

Глава 4

Стоило нам отъехать от усадьбы, у меня зазвонил телефон.

Настя…

— Брат, ты как⁈ — зажурчал ее голосок в динамике.

— Жив. Твой пес тоже. Дать ему трубку?

— Ха-ха, очень смешно… — шикнула Настя и мигом отключилась.

Берс лежал у меня в ногах и не сводил настороженных глаз с инквизиторши. Она сидела напротив, листала блокнот и поглядывала то на пса, то в записи.

Снова на Берса, и снова в записи. Пес отвечал ей тем же.

Людвиг сидел за рулем и вращал «баранку». В его ручищах руль выглядел игрушечным.

Чтобы немного разрядить обстановку, я начал наглаживать Берсу шею. Тот, похоже, принял меня за своего и не возражал.

— Гертруда Михайловна… — нарушил я неловкую тишину. — А что за «новые обстоятельства», о которых вы сообщили моему дворецкому по телефону?

— Подозреваемые дали показания, и их следует уточнить, — охотно отозвалась она. — Уверяю, долго мы вас не продержим. Час, максимум два.

— Хотелось бы надеяться. У меня, знаете ли, дел выше крыши.

— Понимаю, я читала «Фаустовского репортера» сегодня утром, — кивнула она и вытащила из папки знакомый номер газеты. — Про вас с сестрой там вышла неплохая статья…

Я подхватил газетенку и раскрыл ее на развороте. И сразу же наткнулся на художества той же самой Устиновой Н., где она расписывала, как молодой наследник Скалозубовых «по данным источника» собрался промотать наследство своего умершего отца.

Сука! Ну держись… кто бы ты ни была!

Внешне, естественно, я даже не поморщился.

Кроме нескольких статей и репортажей о вчерашних и позавчерашних Прорывах, я наткнулся на заметку под заголовком «Загадочная бойня в сортире»:

«…зверское убийство в баре „Золотая вобла“, случившееся в понедельник, прошло практически незамеченным на фоне Прорывов. Обезглавленное тело Егора Вячеславовича Щелкунова, также известного как Пузырь, обнаружил владелец заведения. По его словам, выпив кружку пива, Щелкунов уединился в туалете, а потом бар сотряс взрыв, оставивший Щелкунова без головы. Версия о самоубийстве следствием отрицается, убийца пока не найден. Это еще один случай из череды загадочных происшествий, случившихся за последние трое суток…»

Да уж… А я совсем забыл про Егорку. Вот и еще одна ниточка нашла свой конец.

— Они больше всякую чушь пишут, — сложил я газету и вернул Гертруде.

А вообще с местными «акулами пера» надо срочно что-то решать, иначе с такой «свободой слова» мы тут все пойдем по миру. Разделаюсь с инквизитором и обязательно загляну в местную редакцию.

— Думаю, полезно почитать про себя всякое, — сказала инквизиторша. — Сразу понимаешь, как к тебе относятся «в народе».

— Уж не думаете ли вы, что в СМИ много людей «из народа»?

— Нет, но простолюдины черпают сведения об аристо в основном из газет и телевизора.

— И об инквизиции тоже?

Она запнулась.

— Про инквизицию в СМИ распространяться строжайше запрещено.

— И не просто так, не так ли?

— На что вы намекаете, Евгений Михайлович? Что мы звери в человеческом обличии?

— Я ни на что не намекаю, — я многозначительно ухмыльнулся. — Но я бы предпочел, чтобы меня не отрывали от дел всякими… формальностями.

— По-вашему, искать предателей рода человеческого — всего лишь формальность?

— Отыскать Герасимова и вытрясти все дерьмо из его родственников вы можете и без моей помощи. Горн не выглядит зеленым новичком.

— Вы главный свидетель, Евгений Михайлович, — пожала плечами Гертруда Михайловна и серьезно посмотрела мне в глаза. — Вы же хотите оставить по себе и отце хорошую память?

— Это что угроза?

— Боже упаси! — фиалковые глаза лукаво блеснули. — Благополучный исход дела выгоден и вам, и Тайной Канцелярии. Вам, как жертве герасимовского произвола. И нам всем, как слугам Его Величества.

— Звучит интересно, — усмехнулся я. — Кстати Гертруда Михайловна, вы ничего не забыли?

— Как же, как же! Снова думаете меня на чем-то поймать?

— Да нет же. Не могли бы вы вернуть мне банку.

— Ох, конечно, — зарделась Гертруда и попыталась передать мне останки конструкта, которые держала рядом.

Но Берс подскочил на месте и зарычал.

— Милый… песик… — застыла она с банкой в руках.

— Берс, сидеть! — приказал я, и пес с неохотой подчинился. — Давайте.

Гертруда с облегчением передала мне злосчастный трофей и плюхнулась обратно на сиденье.

— Только не говорите, что там человеческий пепел…

— Ни в коем разе. Пепел, но отнюдь не человеческий.

— Зачем он вам?

Ведет себя так, словно ничего не знает ни про какого конструкта… Ну что ж. В конце концов, начальство едва ли будет распространятся о своих темных делишках.

— Передам вашему руководителю, — пожал я плечами. — Борис Сергеевич по забывчивости оставил вчера в моем кабинете. Пришлось очень постараться, чтобы собрать все до песчинки.

— Не боитесь руки-то запачкать? — хмыкнула она, поправляя немного задравшуюся юбку.

Я открыл было рот, но тут… Руки!

Сука, Герцен! — пронзило меня словно молнией. Вот о чем я хотел поговорить с Амальгамой! Сраная рука сраного Герцена все еще у меня В КАРМАНЕ!

— Евгений Михайлович, все нормально? — поинтересовалась Гертруда, поглядывая на меня поверх очков.

— Да… — выдохнул я и пригладил волосы. — Вполне. Просто работа с веником очень плохо на нас, аристо, влияет, знаете ли…

Гертруда недоуменно захлопала ресницами, потом хмыкнула и пропала в своем блокноте. Вот и умница.

Прикасаться к оттопыренному карману брюк мне совсем не улыбалось. А вот если сейчас лапа Герцена внезапно решит «проснуться», чего тогда делать? Бить себя по ноге, пока она, наконец, не отбросит копыта? Или…

Гертруда внезапно отложила блокнот, перегнулась через переднее сиденье и открыла бардачок. Людвиг недовольно повернулся к ней.

— Где эти чертовы бланки… — сопела она, ковыряясь в бардачке. — Людвиг, ты не видел?..

Вид аппетитной попки, обтянутой черной юбкой, и черных же колготкок с бретельками был поистине великолепен. Я бы полюбовался им подольше, а может и не удержался даже и протянул бы руку…

НО на повестке у нас другая рука. Действуем быстро!

Опустив окно, я аккуратно вытащил кисть Герцена и выбросил эту пакость наружу. Ее мигом подхватило порывом ветра и унесло.

Вовремя. Задница Гертруды качнулась еще пару раз, и инквизиторша снова плюхнулась на сиденье, сжимая в руках пачку бумаг.

— Прошу прощения, — выдохнула она и поправила очки. — Мы о чем-то говорили?

— Не-е-ет. Далеко еще ехать?

— Порядочно, но Людвиг домчит нас в мгновение ока. Так, Людвиг?

Здоровяк лишь коротко кивнул.

— Надеюсь, вы везете меня не в тюрьму? — ухмыльнулся я.

— Что вы, Евгений Михайлович! — отмахнулась Гертруда, перебирая бумажки. — Всего лишь в следственный изолятор. Всех обвиняемых и свидетелей свозят туда с раннего утра. Мы ждем только вас.

Фаустовский следственный изолятор № 14, который, по словам Гертруды, носил гордое и неофициальное название «Острог», оказался огромным зданием, выстроенным в виде подковы. Нам пришлось проехать город насквозь, а потом еще катить по трассе километров десять.

— Какое интересное местечко… — пробормотал я при виде того, как огромная серая глыба постепенно наплывает на нас.

— Внутри тоже не забалуешь, — хмыкнула Гертруда.