Минуты между нами

– Громова, ты без меня пропадёшь! – шепчу ей на ухо, играя языком с её серёжкой-гвоздиком, а потом перевожу взгляд на Егора. Лживый шакал раздувает ноздри, но понимает, что ни черта не может мне предъявить: Громова всё ещё со мной, а я всё ещё главный!

Лихачёв коряво улыбается и делает вид, что несказанно рад встрече. Гадёныш! Что ж, эта игра определённо начинает мне нравиться!

В приветственном жесте машу ублюдку рукой и, ухватив за талию обмусляканную куклу, подхожу ближе к парню. Вижу, как раздуваются его ноздри, а грёбаная ревность ядом разливается по венам, и всё откровеннее начинаю ласкать его зазнобу своим языком. Господи, как же мне сейчас хреново!

– Одиннадцатый «А»! Все собрались? – вырывает меня из невыносимой агонии звонкий голос нашей классной. – Автобус пришёл! Давайте посчитаемся, и в путь! Дорога долгая – как-никак, шестьдесят километров от города.

Григорьевна суетливо начинает водить пальчиком по каждому из нас, проставляя галочки в своём списке, а я тем временем вплотную подбираюсь к Егору.

– Здарова, брат! – хлопаю подонка по спине. – Как настроение?

– Нормально, – сипит тот, нервно сдувая со лба белобрысую чёлку.

– А я смотрю, у вас всё серьёзно? – произношу нарочито громко и веду подбородком в сторону Ильиной. – А говорил, спор, спор!

Эта «мышь» снова сменила нормальную одежду на бесформенную чёрную толстовку и, как последняя идиотка, продолжает ласкать сумасшедшим от любви взглядом профиль Горыча. Когда до этой дремучей дуры дойдет, что ее использовали?! Впрочем, плевать я на неё хотел!

– А… ну… ты… – разводит руками Егор, а сам отходит от местной чувырлы в сторону. Спор спором, но запятнать свою репутацию общением с Ильиной можно на раз. Хрен потом отмоешься! И Егорка это понимает, как никто другой, тем более, если помышляет занять моё место.

– Да ладно тебе, Лихачёв! – притворно ржу, не без удовольствия отмечая, сколько пар глаз сейчас следят за нами. – Только слепой ещё не заметил, как ты смотришь на нашу «мышку». Странный выбор, конечно. – Сморщив нос, окидываю взглядом Ильину под нервное хихиканье Ульяны. – Но, походу, первая любовь не ржавеет, верно, Горыч?

Идиотский смех Громовой мгновенно смолкает. Егор заметно напрягается, а бледные щёки Ильиной расцветают алым. Постыдная тайна вот-вот станет достоянием класса и, уверен, больно ужалит расчётливое сердце Ули. Она же привыкла любить победителей, так пусть попытается разглядеть такового в лице Егора, когда я озвучу правду.

– Крот, ты чего? – предостерегающе пыхтит Егор, играя желваками.

Ну вот, теперь вижу: придурку не на шутку страшно. Выглядеть в глазах одноклассников жалким Ромео, которому однажды от ворот поворот дала не просто девчонка, а наша клуша Ильина – позор в кубе. Егор понимает, озвучь я грёбаную правду, и ему никогда больше не взлететь. Наша Лера – это мёртвый якорь, который кого хочешь потянет за собою на дно.

– А что, есть что скрывать, Горыч? – снова ржу, пока подонок хватает ртом воздух.

– Я понятия не имею, чего Ильина трётся со мной рядом, – бухтит Егор, раз за разом смахивая непослушную чёлку. Оглядывается по сторонам, ища поддержку в глазах пацанов, но, видимо, так и не понял: танцевать на костях аутсайдеров – предел их мечтаний!

– Вали отсюда, Лера! – кипятится Лихачёв, не желая больше иметь ничего общего с Ильиной.

Это раньше она была нормальной, класса так до девятого. Я успел застать время, когда Лера носила юбки и даже пыталась флиртовать с парнями, умела смеяться и не боялась постоять за себя. У неё даже подруги были. Если мне не изменяет память, она общалась с Голубевой и вполне могла занять место Громовой. В отличие от последней Ильина всегда неплохо соображала и, кажется, подавала надежды в спорте. А ещё ей верили все на слово, а она этим пользовалась и часто распускала сплетни, за что и поплатилась!

Впрочем, Егор совершенно точно не собирается ворошить прошлое. Знаю, как он стыдится своих детских чувств к нашей крысе, а потому не сильно удивляюсь, когда придурок изворотливо врёт:

– Я просто проспорил Даниле, что уговорю Ильину поехать с нами, – оправдывается перед зеваками Лихачёв. – А она уши свои развесила, дура!

– Мне проспорил? – вглядываюсь в лживые глаза Лихачёва. Господи, как искусно он врёт! Сколько раз Егор точно так же смотрел мне в глаза, прикидывался другом, а сам втыкал нож мне в спину.

– Ненавижу! – жалобно пищит Ильина, шарахаясь от нашей компании, как от заразных больных.

– Ладно, признаю – проиграл! – смеётся Лихачёв, наблюдая за беглянкой. – Доволен, Крот? Провёл меня, и опять в шоколаде!

Да только я не успеваю прояснить ситуацию, а Ильина – смыться подальше: нас всех тормозит звонкий голос классной.

– В автобус! В автобус! Живее, ребята! – Она, как курица-наседка, сгребает нас в охапку и подталкивает к бело-синему «пазику».

– Я передумала. Я домой хочу! – скулит на заднем плане Ильина, жалкая, как и всегда! Да и Бог с ней! Сейчас меня волнует Лихачёв!

И пока Ирина Григорьевна разбирается с Лерой, я хватаю ублюдка за шкирку и требую объяснений.

– И давно ты научился лгать, Егорка? – Голос мой тихий, но Лихачёв знает, что я не шучу. Ещё одно неверное слово, и вместо квеста придурок поедет в больничку.

– Ты обещал, что никому не выдашь меня! – шипит сквозь зубы Егор.

– А ты клялся мне в дружбе, Горыч, забыл? – Боль острым лезвием полосует по сердцу. – Разве друзья лгут?

– Так я и соврал тебе, Крот, во благо! – Лихачёв всё ещё надеется выйти сухим из воды. Идиот!

– Ты солгал! – Крепче сжимаю ворот его кофты. Ещё немного, и на шее ублюдка останутся следы. – И не только сейчас…

Разочаровываться в людях всегда непросто, но я оставляю Горычу шанс повиниться и тем самым не разрушать до конца наш хрупкий мир, но Егор его упускает.

– Да я просто испугался! Ты сам виноват! – Он пытается освободиться, но куда там: его страх против моей боли – ничто!

– Даже так? И в чём моя вина?

– А какого чёрта ты пристал ко мне с Ильиной?! Я же сказал тебе, что не по доброй воле обхаживал эту мымру.

– А по чьей?

– Не важно! Это вообще не моё дело… Но я тебе клянусь, Данила: это единственный раз, когда я солгал!

– Значит, больше никогда?

– Никогда!

– Да ты прямо сейчас мне в лицо врёшь! – Я всё-таки сдавливаю горло ублюдка до алых полос на коже.

– Ты о чём? – хрипит гад.

– Я всё видел, Горыч! На парковке сегодня утром… Тебя и Громову.

– Ты всё не так понял!

– Да что там понимать?

– Я объясню!

– Зачем? Хочешь Громову, так забирай! Я не жадный. Только скажи, тебе самому не тошно целовать их всех после меня?

Лихачёв перестаёт вырываться и смотрит на меня с презрением. Ответ очевиден: тошно.

– Егор, Даня! Вас одних ждём! – ураганным ветром налетает на нас классная. – Ну! Кротов, отпусти Егора! Пойдёмте! Пойдёмте! Успеете ещё подраться!

Выпускаю из рук ворот толстовки Лихачёва и иду к автобусу: мы ещё обязательно вернёмся к этому разговору, но только не под носом Ирины Григорьевны и не на глазах у одноклассников.

Нам как опоздавшим достаются единственно свободные места в автобусе – спереди, по разные стороны от классного руководителя. В её занудной компании и без того долгая дорога кажется и вовсе бесконечной. Яркими красками зарождающейся осени за окном мелькает лесополоса, а серая змейка трассы всё сильнее запутывает наши следы. Мой внутренний компас давно дал сбой – я не понимаю, куда нас везут. Впрочем, это и не важно. Все мои мысли роятся вокруг ситуации с Улей и Егором. Но сколько бы ни прокручивал в голове случившееся, верное решение на ум не идёт. Я обязан отомстить, проучить предателей, чтобы больше не одной твари неповадно было плести интриги за моей спиной, но в то же время понимаю, что дико устал от всего этого дурдома.

– Ещё раз напоминаю! – Голос Ирины Григорьевны колокольчиком звенит в башке. – За территорию базы никто не выходит. В закрытые домики – ни ногой! Нам выделили корпус номер семь. Там оставляем сумки, лишние вещи и ровно в одиннадцать встречаемся на веранде у столовой.