(Не) верные

—А теперь дай мне все это в правовом поле. Чтобы было за что посадить.

Мне бы тоже этого хотелось, но пока…

—Если бы, — недовольно хмыкаю, руки в кулаки сжимая.

—Слушай. Ну хорошо. Допустим, все так. Сейчас-то что? Месть спустя время? Просто потому что хочется?— Арест бровь изгибает, допивая остатки виски.

—Нет, думаю, сейчас он совмещает приятное с полезным. Может выполняет чье-то задание по отмазыванию, старые долги за что-что. Не в первый же раз, а тут хоп, ну надо же, какой приятный сюрприз: есть на кого скинуть мокруху. А еще…— меня вдруг осеняет так нехило.

Но Арест мою мысль первее произносит:

—Ни Игорь, Ни Серый ничерта не помнят.

—Бинго, — бью кулаком по столу.

Решетников и правда вопил мне в камере, что он никогда бы на меня пистолет не навел, и никогда бы наркоту в себя не затолкал. Таких стенаний от него я не слышал никогда.

—И я не могу не верить ему в отношении наркоты. Он даже не курил никогда, Верес. Вообще ноль.

—Мотив? Смысл во всем этом?

—Хотел бы я знать, — перелистываю бумаги и прокручиваю в голове шестеренки. Мне надо срочно поговорить с Серым. Еще раз и не в камере для допросов.

В стенах СИЗО пытаюсь сосредоточиться, но все никак. Ночь не спал, Вику выгнал отдыхать силком, а сам закрылся в библиотеке у Фроста и штудировал дела. Сейчас стою как говно и не могу понять, как так выходит, что мой друг может быть замешан тут не с самой лицеприятной стороны. Скорее, с нелицеприятной.

Не мог. Вот не могу и все. Мне в глаза эти посмотреть надо, чтобы понять все, и смотреть в них в неожиданном месте, а не там, где нас…могут слушать, видеть и писать.

Есть догадки, что нас могут слушать в принципе везде, вот почему первым делом проверяю свой смарт, Вики, дом Фроста на прослушки. Машины трижды проверил, и все равно сажусь каждый раз и снова проверяю, как придурок накрученный. Кто-то вполне может сказать, что я параноик, но как человек военный буду протестовать.

Моя шиза не так проявляется, а если я уже на чем замкнулся, значит, причина для осторожности имеется.

Адвокат еще трындит, что есть то, о чем мы не знаем. Просит пару дней не трогать, якобы найдет доказательства, вот только пару дней у меня нет. Помимо очевидного вопроса с Викой, я пытаюсь сделать так, чтобы и Серого не засадили, потому что я чертовски верю в его относительную порядочность хотя бы в плане наркоты.

Не мог! И наставить оружие на меня не мог! Остальное просто ситуация, которую я пока не понимаю, но очень скоро разложу по чертовым полочкам на молекулы.

Без общей картины сложно понять смысл. А еще и резон для такого мероприятия.

Захожу в камеру к бывшему лучшему другу и застаю того отжимающимся от пола. Вот скажите мне на милость, какой наркоман будет подобным заниматься? Да ни в жизнь!

Мой приход для него сюрприз, да и для всех неожиданной становится просьба, что говорить я хочу в камере. Он один тут, ведь представители власти, сжалились. Не те, кто поспособствовал попаданию в это заведение.

Увидев меня, Серый сразу поднимается, волком смотрит, но руку подает, а я в ответ свою. У нас на метафизическом уровне это отложилось после разговора о том, что «не мог я, Леха, я падлой буду, но не мог, не помню ничего».

—Здоров, — короткое приветствие звучит от него, а от меня кивок. Я жду, пока камера закроется и осматриваю помещение не поднимая головы. Тут прослушку кинуть можно всюду. С камерой сложнее.

Серый верно считывает мое поведение и отрицательно машет головой, указывая мне за спину. Ясно.

Слушают, но не видят. А в камере допросов видели.

—Как ты? — дежурный вопрос летит к нему, пока я разворачиваюсь и всматриваюсь в вентиляцию у потолка. Она меньше обычной, чтобы не было слабости воспользоваться для любых нужд, нарушающих правила пребывания в СИЗО.

—Бывало и лучше. Как Вы?

Вопрос серпом по одному месту проезжается. Ясное дело, что спрашивает он больше о Вике, но не называет буквально. И вроде как сейчас проблема в другом, но ревность в отношении своей женщины присутствует. В глазах у Серого тоже эмоций хоть лопатой греби. Мы оба подсели на Вострову и заболели от этого.

Я по ночам выздоравливаю, но только если она меня касается и целует. Только если я в ней и больше никто на нее не смотрит. Подсел и признаю это.

—Нормально. Как условия? —задаю рядовые вопросы, пока осторожно достаю с заднего кармана подставной телефон, на котором в ожидании ответа печатаю реальный вопрос.

«Вике угрожали?».

Протягиваю Серому, а тот хмурится, но набирая, проговаривает:

—Какие уж условия? Самые лучшие, разве ты не в курсе, что у нас все по букве закона? — в конце он еще ухмыляется, протягивая мне смарт.

«Да. Как иначе я смог бы ее защитить?».

Твою мать! Сжав телефон, чувствую, что я в шаге от того, чтобы провалиться. Интуиция, сука, интуиция, почему ты сразу не отработала. Чутье гребанное мое!

—А у вас что там? Новости какие?

Оживаю, набирая короткое:

«Кто?».

—Ничего нового, Серый. Я пришел сказать, что сам не буду просить ужесточения срока для тебя. Это ни к чему.

«Ты не справишься с ним, слишком влиятельные связи».

Серый возвращает мне смарт, и я от злости начинаю краснеть, кулак ему показывая одной рукой, а второй набирая:

«Имя говори».

—Почему? Неожиданно для тебя. Думал, ты сделаешь все, чтобы меня окончательно в грязь втоптать, — с ухмылкой произносит он, всматриваясь в меня отсутствующим взглядом.

«Ты рискуешь. Меня проучили за то, что я не со всем соглашался. Тебя накажут за подвижки с адвокатом, за попытки разворотить гнездо. Уже пытались наказать моими руками, вернее. Если оставить все как есть и сидеть смирно, то Вику не тронут. А Игорь выйдет через пару лет по УДО. Возьмем меньшей кровью, но прекрати копать».

Вику не тронут. Пусть только попробуют, и тогда это будет их последний день.

«Ты изначально договаривался о таком?», — набираю быстро, а затем всматриваюсь в лицо Серого.

«Я перепробовал все варианты, старина. Во всех он сядет, потому что кое-кто обещал невиновность конкретному человеку. Доказательств никаких, я искал, носом землю рыл. Но даже если бы нашел, это не имело бы никакого смысла. Таких людей не наказывают даже за измену Родине».

—Вика моя без вариантов, зачем танцевать на костях? — произношу финальное, чем наношу очередной словесный удар.

В глазах бывшего друга мелькает праведный гнев, но злиться тут должен, определенно, только я, ведь аргументы друга далеки от идеала. Значит, ты бесишься, да? Но ведь так рад был принудить Вику выйти за тебя, как бы там ни было, друг? Бывший друг.

Почему мне кажется, что ты старался не слишком сильно для честной игры, куда проще смухлевать и насвистеть о невозможности выбора, чем напрячь собственный зад и вписаться впервые там, где это было нужно.

—Что ж, время покажет, кого она выберет, — передернув плечами, произносит он, меня испепелив при этом взглядом.

Херли тут думать, а? Очевидно же, что больше ни о каком выборе речь идти не может.

Набираю на телефоне быстро и сокращаю максимально. Слова бы давно уже вырвались у меня изо рта вместе с реальными вопросами, но спалить себя сейчас непозволительная роскошь.

«Никакого выбора. Это моя женщина и точка. И сейчас ты в сост. не упасть окончат. лицом в болото. Рассказ. все как есть. От меня сейчас зависит ее безоп. И если ты так ее любишь, ты это сделаешь». Пишу на нервяке конкретном, весь вне себя от злости.

Решетников брови сдвигает, по лицу болезненная судорога гуляет, кадык виражирует вверх. Нам обоим хочется дать друг другу в рожу, что смысла не лишено.

—Ладно, ты иди, друг, — последнее слово он произносит с ухмылкой, в ней много горечи и безысходности. На меня больше не смотрит, но руки в кулаки сжимаются. Я его чертовски хорошо понимаю, но и себя я понимаю, а за Вику буду сражаться не на жизнь, а насмерть.

Беззвучно шепчу ему «говори, бл*ть» и выжидаю, прокручивая в руках смартфон. Решетников вырывает его из моих рук и многозначительно смотрит, словно взвешивает все «за» и «против». Молчим оба, и тишина вдруг становится невыносимой. Я ни слова не произношу.