Развод

Двенадцать лет прошло.

Двенадцать лет, как у меня больше нет лучшего друга.

И если отбросить всё-всё, то я не солгу, если скажу, что я скучаю. Тоскую по крепкой мужской дружбе. Друга близкого я так себе и не нашёл.

Но в этом “всё-всё” и дело. Его уже не переступить. Оно слишком широкое, слишком глубокое и тёмное.

— Ты хотел меня видеть, — Сабуров смотрит внимательно, взгляд колючий. Он спокоен, но крайне собран.

— Хотел. Поговорить надо, — киваю в ответ.

Девушка-бариста приносит две чашки кофе и ставит с подноса на стол перед нами. Горько-манящий аромат щекочет ноздри, а ещё одна короткая пауза заполняется лишь негромким бормотанием телевизора с нейтральной музыкой без слов.

— Спасибо, — коротко благодарю её, Саб же и глазом не ведёт.

— Что-то ещё?

— Нет, спасибо.

Девушка уходит обратно за стойку, а я возвращаю взгляд к Сабу.

— Говори.

— Мне надоело воевать, Сабур, — говорю откровенно, как есть, но про осторожность не забываю. — Двенадцать лет. Ты не устал?

— Я полон сил.

— Я, собственно, тоже. Но мне надоело. Я предлагаю прекратить. Скоро, как ты знаешь, новый аукцион. Ещё два здания на набережной. Ты давно хотел открыться у реки. Набережная длинная — всем места хватит. Я не буду участвовать в торгах.

Он молчит несколько секунд. Смотрит на меня, пытаясь понять, в чём подвох.

Но его нет. Всё как на духу, блть.

— Щедрое предложение, — хмыкает и делает глоток кофе. — И неожиданное.

— Я думаю, прошло достаточно времени, чтобы научиться сосуществовать в одном городе. Война изматывает. Она деструктивна.

Сабуров кивает, вскинув брови. Не доверяет мне. Признаться, я бы тоже отнёсся скептически, предложи он мне внезапно сложить шпаги.

Он ведь действительно очень хотел открыть филиал на набережной, бился за это несколько лет, но пока так и не получалось. Процесс размещения заведений общепита вдоль реки контролируется через аукционы администрацией. И у Саба никак не удавалось выиграть.

— И что же ты хочешь взамен?

— Ирину. Ты не маячишь на её горизонте ни по каким причинам. Оставляешь её в покое.

Сабуров опускает голову и усмехается. Он совершенно не удивлён моими условиями. Условием — всего лишь одним.

— Скажи мне, Гордей, — снова поднимает глаза и немного прищуривается. — А какая тебе разница? Ирина больше не твоя жена. Какие у тебя основания есть просить меня оставить её в покое?

— Я понимаю, Сабур, у тебя есть право злиться. Как и у меня. Мы оба тогда сотворили нехорошее. Но прошло двенадцать лет. У нас с Ириной дочь и десять лет брака за плечами.

— Вот именно, что за плечами. Ты забрал у меня женщину, Гордей. Твоя Рита была шлюхой, а Иру ты отнял подлостью. Я не умаляю своей вины перед тобой, но и твоё предательство никогда не прощу. Вы в разводе, она больше не твоя жена. Я тебе ничего не должен.

Как я и думал, он не оставил идею заполучить Ирину. И мне кажется, дело тут совсем не в любви. Месть? Гештальт закрыть?

— Развод не важен. Это лишь формальность, временные трудности в нашей семье. Нашей, Саб. Ирина — моя женщина, — говорю твёрдо и чётко, чтобы он уяснил это.

Но в ответ Сабуров снова усмехается и смотрит свысока.

— Была твоей женщиной. А теперь уже не твоя. Ты опоздал, дорогой друг, — смотрит многозначительно.

Грудь простреливает и в районе сердца немеет. Неосознанно сжимаю руки в кулаки, ощущая ритмичную быструю пульсацию в виске. Представить, что Ирина, моя Ирина, принадлежала другому — нереально! Невероятно больно.

— Ты лжёшь, — отвечаю Сабу как можно спокойнее.

— А ты сам у неё спроси, — он подмигивает мне и встаёт из-за стола, бросает возле нетронутой чашки купюру.

Мозг застилает, заливает жгучей жижей ревности. Она струится по венам, разъедая ткани на своём пути.

Я ему не верю.

— Ни одному твоему слову я не верю, — меня тоже подрывает. — Ира бы тебя на три метра не подпустила.

— Уверен? — он выгибает бровь, пронзая меня ещё раз. Сказать, что внутри не селятся жгучие сомнения, я не могу.

Мне стоит нечеловеческих усилий не вцепиться ему в воротник и не вытряхнуть душу. Пальцы горят, перед глазами красная пелена.

— До встречи на аукционе, Гордей, — спокойно, с насмешкой говорит мне Сабур, а потом одёрнув полы пальто, уходит.

Я опускаюсь обратно в кресло. Бросаться вдогонку и устраивать потасовку желания нет. Ну, точнее, есть, но я давлю его. Это ни к чему хорошему не приведёт.

— Может, ещё кофе? — негромко подаёт голос девушка-бариста.

Опускаю взгляд на чашку. Ощущение растерянности нарастает.

Часть меня кричит, что Ира не могла. Она бы не стала. Но другая…

Это я лгал ей, — не Сабур.

Это я так легко отпустил её, — не он.

Это я причинил ей боль, а не он.

Сабур же, словно рыцарь на белом коне, выплыл перед ней в сияющих доспехах, дождавшись, когда в наших отношениях проляжет трещина.

На месте Иры я бы сравнил и… мог сделать выбор не в пользу себя.

Телефон оповещает о входящем на электронку. Лиза, наконец, выполнила моё поручение.

Документ. В нём список — локация и время.

Офис, офис, офис… Несколько заходов под полночь и рано утром из моей новой квартиры, а потом… хм. Неделю назад в двенадцать пятьдесят из кофейни “Мята”. Оттуда же в двенадцать ноль восемь три дня назад.

Смотрю по картам — кофейня “Мята” в двадцати минутах езды от моего офиса. И я в ней никогда не бывал.

Смотрю фотки в интернете, и понимаю, что интерьер мне знаком. Когда вспоминаю откуда — внутри всё обдаёт кипятком. Это то самое место, которое я видел на фотографии, что показывала мне в своём телефоне Маргарита. Именно там встречались Сабуров с инспектором по пожарной безопасности, который имел нас по полной. Именно там на спинке диванчика, рядом с Сабуром, лежало пальто Ирины.

Glava 39

— Что? — поднимаю глаза на девушку-баристу, выныривая из своих мыслей.

— Я спросила, хотите ли вы ещё чего-нибудь? Кофе, чай, может голодны? У нас блинчики с мясом есть, сырники со сгущёнкой, горячие бутерброды.

— А что-то покрепче кофе есть? — вздыхаю.

— Нет, — качает она отрицательно головой. Смотрит на меня с сожалением. — У нас безалкогольное пространство.

— Жаль, — киваю. Ну что ж. — Тогда ничего не нужно. Спасибо.

Расплачиваюсь по QR-коду по счёту и по второму для чаевых и выхожу на улицу. Снег срывается, мелкие снежинки швыряет ветром, заворачивая в хаотичные маленькие короткие смерчи в воздухе. Холодно.

Запахиваю пальто и испытываю давно забытое желание — хочется курить. Причём дико. Глотнуть горький никотин, почувствовать, как удушливый дым наполняет лёгкие.

И бухать тоже хочется. Чтобы в стельку, как свинья. Сбить мандраж и утром уже подумать над всем. Пусть и на больную голову. Это странно, но с похмелья мне думается легче. Будто шелуха и лишние сомнения отпадают, когда в затылке звон.

Сажусь в машину и еду в бар. Ну и похер, что времени и трёх дня нет. Знаю тут один круглосуточный.

На удивление, народ в баре есть. Неужели столько людей бухает в разгар рабочего дня? Или это особое место для тех, кому в душу гвоздь воткнули?

— Виски. Двойной, — говорю бармену, расположившись у стойки.

Он кивает и приступает к обслуживанию.

— Если вы приемлете закуски к виски, то можем предложить красную рыбу на гриле, креветки или жареную телятину.

— Нет, спасибо, я виски не закусываю.

— Как знаете, — улыбается парень. — Сейчас с этим всё стало намного демократичнее. К виски сейчас даже дыню подают.

— В принципе есть не хочется, поэтому не надо ничего.

Захотел бы — в ресторан поехал. А сейчас мне нужно выпить. Я редко прибегаю к такому способу расслабиться, не считаю алкоголь чем-то незаменимым в нашей жизни. Но бывают моменты, когда хочется. Когда тянет сбросить нарастающее напряжение именно таким образом.

Бармен кладёт лёд в стакан и заливает тёмным бронзовым виски. Тёрпкий запах ударяет в ноздри, вызывая предвкушение.