Развод

Я ушла в быт и ребёнка, погрузилась в семейную жизнь с головою. Гордей продолжал быстрыми темпами расти в бизнесе, а после смерти своего отца возглавил его.

Мы были счастливы. Каждый наслаждался своей ролью. Идеальные: идеальный муж, идеальная жена, идеальный ребёнок.

А потом… что-то изменилось. Не знаю, в какой момент и что именно, но мы будто… стали чужими. Не сразу, конечно, и сами не заметили, как это произошло. Словно мы плыли, плыли, и только потом заметили, что между нами метры и метры водной глади. И уже не дотянуться.

Мы просто утратили нашу общность. Разговоры за ужином сводились к обсуждению успехов Вики в игре на фортепиано и занятиям с репетитором по английскому.

Мы больше не смотрели фото с последнего отпуска, лежа перед сном, не залипали вместе в сериале — теперь у каждого был свой. Не говорили о друзьях, ведь теперь у меня были свои подруги, а у него партнёры по бизнесу.

Нас больше не объединяло ничего, кроме дочери. Ну и секса. Он тоже был, да. Раза два-три в неделю без вдохновения.

Нет, конечно, оргазмы никуда не делись. Но… побледнел тот дурманящий эротический дух, та самая химия, так тянувшая нас друг к другу. Остался просто спорт. И оргазм в конце, чтобы легче было уснуть.

Мне становилось горько, когда я думала об этом. Когда пыталась отыскать искру в его взгляде, но не видела её.

И однажды после секса я ему сказала:

— Нам надо развестись.

А в ответ прозвучало то самое “хорошо”...

Желудок сжимается. Не стоило залпом пить столько вина, тем более я за весь день съела только салат из зелени с креветками.

Глубоко дышу, пока не перестаёт мутить, а потом забираю бутылку и роллы в гостиную. Сбросив платье прямо на пол, я открываю шкаф, чтобы достать халат, но взгляд останавливается на бледно-голубой мужской рубашке.

Почему она здесь? Гордей же все вещи забрал. А эту забыл, что ли…

Рука сама тянется и пальцы прикасаются к тонкой ткани. Скользят по ней, а потом крепко сжимают. Сдёргиваю рубашку с плечиков и сминаю в руках. Резко втягиваю запах, который она хранит. Его запах…

Я сменила простыни и наволочки как только Гордей ушёл. В этот же день. Но подушка всё равно пахнет им. Слабо, едва-едва. Она пахла им целых десять лет, последние несколько из которых для меня в этом не было ничего особенного.

Но именно сейчас и именно эта рубашка вдруг вызывает резкую вспышку возбуждения, накатившую так внезапно и мощно, что я задыхаюсь. Зажимаю её между ног и сползаю вниз на пол.

Что со мною? Что я творю? Почему я это делаю?

Может, это мой способ, моя потребность попрощаться и отпустить?

Я впитываю его запах до одурения. Лёгкими, кожей, всем нутром. Уже и не помню, когда так ярко его ощущала. Сжимаю бёдра сильнее. Во рту пересыхает.

И я кончаю. Так сильно, как не получалось все последние годы.

Glava 3

Я заканчиваю сводить таблицу, закрываю вкладки и выключаю компьютер. Успела!

Набрасываю плащ и одновременно вызываю в приложении такси, а потом выбегаю в приёмную.

— Ирина, ты уже всё? — окликает меня Саша, моя коллега.

— Да, отчёт Антону Макаровичу я отправила, завтра перешлю примерные креативы, — киваю ей, про себя ругаясь на службу такси, которая до сих пор не подобрала мне машину.

— Я тоже заканчиваю. На кофе зайдём или ты торопишься?

— Сегодня никак, Саш, — копаюсь в сумке в поисках расчёски. Такси, слава Богу, очухалось, правда ждать почти семь минут. — Мне Вику до половины шестого нужно забрать из музыкальной школы. Так что по средам я точно пас.

— Ну давай, может, следующим разом, — улыбается Саша.

— Пока-пока, — машу ей и тороплюсь к лифту.

Без машины неудобно. Терпеть не могу ездить на такси, но своё авто пришлось оставить в сервисе. И сказали, забирать не раньше пятницы.

Пока еду в такси, пишу маме, что успеваю за Викой, и ей не придётся отпрашиваться с работы. Мама работает медсестрой в детской поликлинике, и там начальство очень негативно относится к разного просьбам уйти пораньше.

— Вот здесь, пожалуйста, — показываю таксисту на ворота музыкальной школы, а то он, кажется уж как-то сильно разогнался и будто мимо собрался.

— Понял, — кивает мужчина и тормозит.

Я выбегаю и тороплюсь ко входу. Занятие уже как раз закончилось, и Вика должна одеваться. Она знает, что без меня нельзя выходить, будет ждать в коридоре на лавочке.

Но едва я вхожу в фойе, слышу знакомые голоса.

— Представляешь, у меня сегодня наконец-то получилось сыграть эту сонату! Сколько мы мучились! Тамара Григорьевна меня похвалила, — радостно щебечет дочь.

— Ты у меня умница, солнышко, — отвечает ей мужской голос.

Тут я как раз поворачиваю за угол и вижу их — Вику и Гордея.

— Привет, мам! — Вика бросается ко мне и тянется поцеловать щёку. — А ты почему здесь?

— За тобой приехала, — киваю бывшему мужу, здороваясь.

— Так сегодня же среда — меня забирает папа. Ты забыла?

— Точно, — легонько хлопаю себя ладонью по лбу. — Действительно забыла. Ещё и волновалась, что опоздаю.

Чувствую себя растеряно. Стою и смотрю, как Гордей помогает Вике надеть ветровку и ловлю неприятное ощущение, будто я не при деле. Лишняя в моменте.

После дня нашего развода прошёл месяц. Я нашла работу и пытаюсь активно влиться в социальную жизнь после шести лет, проведённых дома. Вернуться в профессию, доказать самой себе, что умею не только борщи варить и рубашки гладить.

Гордея за этот месяц видела не часто и то мельком. Он приезжал за дочкой по средам и пятницам, а на следующий день привозил обратно, иногда даже не поднимался. Наверное, вот так нос к носу мы столкнулись впервые.

— Давай вещи, — протягиваю Вике руку.

— Так я же сегодня к папе. Мам, ты чего?

— Точно.

Хочется дать себе затрещину. Что-то я совсем закружилась, запуталась в днях.

— Но мы сначала в парк пойдём, на площадку. Там вату вкусную продают. Папа обещал мне банановую. Поехали с нами, мам, ты же всё равно без машины пока.

— А что с твоей машиной? — Гордей сосредоточено сводит брови.

— В ремонте, — коротко отвечаю. Не знаю, почему его это теперь волнует.

— Малыш, я вызову такси, пока поработаю дома, а вы с папой езжайте, — улыбаюсь дочке.

— Ну ма-а-ам! — Вика включает тот самый свой фирменный взгляд лапочки-зайки. — Ты и так очень много работаешь! Нужно хоть иногда отдыхать. Поехали!

Я понимаю, что она скучает. Нет, не по маме и не по папе. Она скучает по семье. Какой бы понимающей и умненькой она не была, Вика — всего лишь маленький ребёнок, любящий обоих своих родителей. Ей сложно осознать, что как было уже не будет.

Я поднимаю глаза на Гордея, пытаясь понять, что он думает на этот счёт.

— Поехали, Ирина, — кивает, порадовав дочь, а потом мы тебя после парка к дому подкинем, там недалеко.

— Хорошо, — соглашаюсь я, и мы выходим на улицу.

Оказывается, машина Гордея припаркована прямо за воротами школы. А я мимо пробежала и не обратила внимания.

Он помогает Вике пристегнуться в кресле на заднем сидении, а я сажусь на переднее. Странно ощущать себя здесь, а раньше было так привычно. Частью жизни было, чем-то естественным. И запах в салоне, и ручка под локтем и даже едва заметная, только мне известная затяжка на полотне ремня безопасности, оставленная моим поясом от плаща.

Гордей садится за руль и заводит машину. Я опускаю глаза и замечаю, что он ещё не снял обручальное кольцо. Надо же, забыл, наверное. Интересно, а его эта новая пассия из-за этого не высказывает недовольство? Или ей всё равно.

Перевожу глаза на свою правую руку и интуитивно сжимаю её в кулак. А я ведь тоже своё не сняла. Забыла, честное слово. Оно так привычно там сидит, что я даже и не подумала.

До парка едем молча. Вика негромко напевает песню из любимого мультика, Гордей следит за дорогой, а я… я пребываю в каком-то странном напряжении. Чувствую, что пульс повышен, хотя не замечаю, что прям нервничаю. Да и с чего бы мне нервничать?