Лана из Змейгорода

Лес и река ей, конечно, отдавали все, что могли, но ее магия умела лишь исцелять и оберегать. Хозяин Нави не просто убивал, он заставлял страдать, останавливал сердца, вытягивал жизнь из каждой былинки, выпивая лес досуха с жадностью ненасытной прорвы. Даже зимний холод, которым управляла его мать, не наносил лесу такого урона, и Лана слышала предсмертные крики всех малых созданий, которых она должна была оберегать.

В отчаянии она призвала силу воды, закручивая водоворот, которым пыталась смыть подступавшую к ней со всех сторон скверну, однако пронизанный силой жизни поток, осыпался ледяными иглами, а Лану накрыло снежной бурей. И в тот момент, когда она едва не сдалась силе наступающего на нее тлетворного ветра, Лана почувствовала, как навстречу ей, удерживая ее связь с миром живых, протянулась тоненькая ниточка. Продираясь через предобморочную глухоту, точно сквозь развешенные на просушку готовые для прядения кудели, она с удивлением узнала знакомый пастушеский наигрыш.

Вещий Медведко вместо того, чтобы при приближении Хозяина Нави бежать куда глаза глядят или хотя бы поскорее добраться до Змейгорода и предупредить о вторжении супостата, не бросил русалку одну. Отогнать Кощея он, конечно, не мог. Не просто так баяли, что тот войска и орды способен положить. Но наполненная жизнью и ярым солнцем бесхитростная мелодия позволяла Лане продолжать сопротивление, держась за переплетение звуков, как утопающий за спасительную веревку.

Другое дело, что долго так продолжаться не могло. Силы у Медведко были отнюдь не бесконечны. Хотя отваги его горячего живого сердца хватило, чтобы собрать перепуганных духов и создать подобие щита. Вроде тех, что в случае опасности возводили воины и старейшины Змейгорода. Кто ж из ящеров приходился парню отцом? В том, что родство не в десятом колене, а гораздо ближе уже сомнений не возникало. Лана напитала своей магией преграду, переплетая звуки с каплями дождя, наполненными торжествующей жизнью.

— Ничтожный смертный! — шипел Хозяин Нави, которого от дудочки Медведко буквально корежило. — Ты кому посмел бросить вызов? Ты хоть понимаешь, что я тебя не просто уничтожу, а заставлю страдать всю оставшуюся в моей власти вечность. Даже те лиходеи, которых заживо гложут чудища Нави, устрашатся, видя твою жуткую участь!

Медведко лишь молча вцепился побелевшими пальцами в дудочку, из последних сил выводя заветный наигрыш. В груди у него что-то булькало, на губах лопались кровавые пузыри, но он не сдавался, продолжая играть, и Лана из последних сил подпитывала его магией, оттягивая неизбежный конец. О том, какие муки ожидают в Нави ее, Кощей не успел или не захотел поведать, и эта неизвестность еще больше пугала.

Одержать верх в неравном противостоянии они с ее нежданным защитником не могли, путей к бегству не существовало. Порождения Нави, которых призвал на помощь Кощей, наступали со всех сторон. Они бились в созданный из звуков и водяных капель щит, с шипением откатывались назад и вновь наступали. Когда Медведко пошатнулся, припадая на одно колено, Лана поняла, что это конец. Кровь уже не пузырилась, а лилась из горла и носа отважного пастуха, и ей оставалось только продолжить сопротивление одной или покориться неизбежной жуткой участи.

«Лана, держись! Ребятушки, держитесь!»

Когда в сознание вторгся милый, знакомый голос, которому она внимала во сне едва ли не каждую ночь, не чая услышать наяву, Лана поначалу решила, что обморочный морок сыграл с ней злую шутку. Но щит постаралась укрепить, ухитряясь поддерживать еле живого Медведко. Кощей, конечно, еще больше разъярялся, раздосадованный ее сопротивлением, грозя новыми карами, но надежда придавала сил.

И все же когда, продравшись сквозь черные тучи, на поляну слетел покрытый золотистой чешуей крылатый ящер, Лана не поверила своим глазам. Тем более что из-за застилавшей взор серой ряби уже мало что могла разглядеть, да и соображала с трудом. Кощей тоже от неожиданности ослабил напор. Не видел он, к счастью, вошедшей в Змейгороде в поговорку мертвой петли Яромира, не поверил, что такое возможно.

Этим замешательством и воспользовался дерзкий, мятежный ящер. На выходе из своего смертельно опасного падения, вновь расправляя крылья, он подхватил на спину полуживых Лану и Медведко, взмывая с ними в небеса.

Глава 12. Громовая стрела

— Невероятно, — только и сумел прошептать Медведко, отплевывая кровь и чудом удерживаясь на спине круто взмывшего в небеса ящера.

Мало кто из смертных мог похвастаться тем, что видел землю с высоты птичьего полета. Тем более что ящеры летали даже выше орлов. Другое дело, что ситуация, в которой им довелось нынче оказаться под и над облаками, к созерцанию не очень располагала. Лана успела только с болью отметить стремительно расширявшееся отравленное скверной Нави пятно посреди покрытого нежной весенней зеленью пробуждающегося леса.

В свое избавление она, впрочем, поверить не могла, как и осмыслить, как и каким образом ящер, поселившийся вместе с изгнанным Горынычем на Сорочьих горах, вновь оказался в окрестностях Змейгорода. Не чая, как перевести дух, она хваталась за жесткие костяные отростки защищенного бронею хребта, придерживая теряющего сознание спутника, и поминутно шептала в бреду: «Яромир, любимый!» Словно боялась, что наваждение рассеется и ящер исчезнет, превратившись в одного из драконов Нави.

Почему-то заветные слова нашли выход лишь нынче во время их первого совместного полета, свершавшегося совсем не так, как рассказывали старшие замужние сестры и подруги. Впрочем, у них с Яромиром все шло кувырком, не по правилам, с надрывом, а теперь еще и на грани жизни и смерти. Но именно потому, что время измерялась даже не мгновениями, а взмахами широких кожистых крыльев, хотелось крепче прижаться к телу ящера, ощущая, как под пластинами брони перекатываются могучие мышцы, покрывая поцелуями каждую чешуйку. Кто знает, если бы тогда в дни Коляды она не держалась так строго, может быть, и Горыныч не хлебал сейчас горькую долю изгнанника.

Яромир на ее признание пока никак не реагировал и только заклинал тоже мысленно: «Лана, держись». Взмывая выше облаков или стелясь по земле, так что удавалось разглядеть даже малую травинку, он закладывал еще более невероятные виражи, нежели тогда на гульбище, словно пытался, поменяв местами небо с землей, запутать противника.

Хозяин Нави просто так свою добычу отпускать не собирался. Достаточно быстро опомнившись, он тщился беглецов поймать и вернуть, не позволяя им вырваться из гигантской воронки. Яромир удерживался в воздухе только упрямством и колоссальным напряжением воли, пытаясь, если не прорваться к Змейгороду, то хотя бы уйти от настигающего их смерча. Временами он еще изворачивался и огрызался огнем, пытаясь с его помощью противостоять силе Нави и магии смерти, не позволяя Кощею превратить загубленных лесных жителей в полчища умертвий.

Лану и Медведко на драконьей спине мотало из стороны в сторону, так что приходилось цепляться руками и ногами, обдирая ладони и ступни о жесткую чешую и помогая себе магией. Ветер свистел в ушах, не давая толком вздохнуть. В лицо, забивая ноздри и норовя попасть в глаза, летели земля, прошлогодние листья и прочий весенний мусор. Ледяные осколки язвили кожу.

Принять истинное обличье Лана сейчас не могла и не только потому, что силы лебяжьих крыльев для противостояния смерчу точно не хватило бы. Без ее помощи бедный Медведко давно бы уже просто разбился. Закрепить на спине ящера сетку им не хватило времени. А бросать спасителя на растерзание Хозяину Нави Правда не дозволяла.

— Врешь, не уйдешь! — ревом смерча завывал Кощей, вырывая с корнем столетние дубы и корабельные сосны. — Никто не смеет на мою невесту посягать!

У Ланы сердце в груди разрывалось, когда она наблюдала, какие жуткие раны ее мучитель наносит бедному лесу. Впрочем, получив дар русалки, Кощей превратит в разоренную тлетворную пустыню все ее угодья. Выпьет все соки, отравив и погубив жизнь, а потом, не сумев насытить жажду, отправится дальше. Старейшины говорят, Навь в своей алчности способна пожрать саму себя.