Лета Триглава

— Поднимем, — уверенно бросила Васса. — Я теперь ничего не боюсь. Я со смертью знаюсь, лекарскому искусству обучена, в огне едва не сгорела. Нешто до хрустального терема не доберусь?

Она засмеялась, и смех вышел натужным, страшным. Тряхнув головой, Васса проследовала за Хватом. Ива опасливо потянулась за ними и вздрогнула, когда за спиной с грохотом захлопнулась дверь.

— Лучину бы, — произнесла в темноте.

Вместо ответа Хват подлетел куда-то ввысь, и в тот же миг внутренности челна озарились блеклыми сполохами: то тут, то там вспыхивали огоньки и тянулись пунктирной линией выше человеческого роста. Запрокинув голову, Васса с изумлением осматривала железные листы, испещренные диковинными символами, переплетение шнуров, зеркальные скорлупки да трубки.

— Как поднять, Хват? — спросила она.

Вслед за оморочнем прошла по гулкому полу: каждый шаг отдавался эхом. Не было ни рулевого колеса, ни парусов — зато были рычаги, как у самоходки, да круглые отметины на железной пластине. Хват метнулся к одному рычагу, к другому, коснулся одной из отметин, выкрашенной в зеленый. Васса коснулась ее пальцем, и где-то в глубине челнока загудело, завибрировало. Пахнуло горелым — но тут же прошло.

Васса потянула рычаг.

Гудение усилилось, отзываясь в каждой косточке. Показалось, что волосы на голове поднялись и зашевелились сами по себе. Но страх и тут не пришел. По подсказке Хвата Васса ткнула в другие отметины, потянула второй рычаг, и тотчас почувствовала, как пол качнулся, а на плечи словно навесили набитый песком мешок: тяжесть пригибала к полу, не давала вздохнуть.

— Держись! — крикнула Иве.

Та ухватилась за свисающие с потолка шнуры.

Дрожа и качаясь, летучий корабль поднимался в воздух.

Послышался треск ломаемых потолочных перекрытий. Взламывая крышу, челнок поднимался выше, все выше.

— Одним бы глазком поглядеть! — вздохнула Ива.

Ее зубы цокали, от этого слова едва различались, смешиваясь с гулом и грохотом там, внизу.

Хват ринулся вбок.

Лязгнули и откинулись петли, открывая неровное оконце. В него, точно в волшебном зеркальце, виднелся оставленный Китеж.

На улицах бесновались мертвяки.

Смешались пепел и кровь.

Огонь и дым ползли, точно живые, пожирая столицу.

Бежал обезумевший люд — да только куда убежишь? Куда ни кинь взгляд — везде чудовища да смерть.

— Китеж… — выдохнула Ива, и по ее щекам полились слезы. Она укусила кулак, чтобы не зареветь в голос. — Ты говорила, что поможешь!

Вассе удалось заклинить рычаги.

Оставив их, сама приникла к оконцу, и с ужасом глядела на гибель города, мучаясь от желания помочь и невозможности помочь. Внизу проплывали проломленные крыши, разбитый частокол, оставленный без присмотра ров, куда некогда полуденницы хотели отвести реку.

— Не далась нам Светлояра-река, — сквозь слезы проговорила Ива. — Тверды ее берега, непослушны воды. А ведь могло бы выйти… Вымыть из города всю эту гниль!

— Вымыть, — повторила Васса.

Воспоминания нахлынули смутные, далекие. Будто читала книжицу в хоромах Хорса о чужих богах и чужих героях. Догадка прошила голову, как блиставица.

— Держи рычаги! — велела Иве. — Толкай от себя! Но осторожно!

Полуденница послушалась, и челнок тотчас же нырнул носом вниз, будто проваливаясь в яму. Сцепив зубы, Васса прицелилась через оконце.

— Еще! Плавно!

Плавно не получалось.

Корабль дергался, летел вниз. Огонь стлался под брюхом. Чернели подрытые берега реки, и сквозь охваченную огнем землю Васса будто видела, как что-то блестит по краям — железо? Может, потому река не поддавалась им, что текла в кем-то построенных желобах?

Палец лег на спусковую отметину привычно, без страха. Белый луч, пробив стекло, устремился вниз. Коснувшись земли, взметнул ввысь ошметки почвы и оставшейся травы. Корабль закачался, будто на волнах.

— Теперь на себя тяни! Живее!

Ива дернула рычаги, и челнок, едва коснувшись днищем бурлящих волн, взял курс на небо.

Закрыв пробитое оконце ставнями, Васса метнулась к другому и видела, как водяной поток с кипением, с ревом и брызгами сметает на своем пути постройки, как гасит огонь. Сильна Светлояра-река, неистова: ворвавшись в город, смоет навиев, как мусор и нечистоты. Смоет всех обреченных, волхвов, богачей, благородных господ и нищих. Спасется лишь тот, кому на роду написано спастись, и Васса спасет лишь тех, кого можно.

Так верила она, прижимая к груди железную пластинку из головы Хорса и наблюдая, как стольный град Китеж медленно и неотвратимо погружается под воду. Но слез по-прежнему не было.

Глава 39. Твердь небесная

Все выше, выше! Над умирающими городами, над волнами, над макушками самых высоких сосен, над облаками, над месяцем! Прочь из отравленной Тмуторокани! Прощай, Китеж! Прощай, Поворов! Прощайте, могильники и чащи! Прощай, Даньша! Земля, прощай!

Натянулись и порвались связывающие ладью-месяц серебряные цепи. Светило царапнуло рогом бок корабля, и Васса крепче сжала рычаги. Летучий корабль накренился, но быстро выровнял полет, и в быстро темнеющие оконца было видно, как валится за лес лишенный цепей месяц. Вспышка — и озарило белым полнеба. После зарева пришел громовой раскат. Ива зажала уши ладонями, зажмурилась, тряся головой, точно хотела проснуться и увидеть, что по-прежнему находится в гриднице, а может, в постели княжича — румяного, ласкового и живого. Но Ивина жизнь тоже осталась далеко внизу, и будет ли ей счастье в новом мире Ирия?

Прижав к колотящемуся сердцу ладонь, Васса чувствовала, как кожу холодит железная пластинка из головы Хорса, и это дарило успокоение и надежду.

Поплыла под подошвами палуба: летучий корабль будто рухнул в воздушную яму.

Сцепив зубы, Васса что есть силя потянула рычаг на себя. Корабль дернулся и затрясся, набирая ход. За оконцем среди сплошной звездной черноты запульсировали огненные блиставицы.

— В грозовое облако идем! — крикнула Ива, не отлипая от окна. — И какое огромное, ух!

— Обойти можно? — отозвалась Васса, с тревогой наблюдая, как вокруг них клубятся и уплотняются тучи.

— Не вижу! Мрак — хоть глаз коли!

По окнам полоснуло новой впышкой, могуче громыхнуло-раскатилось по небесному своду, и по краю туч пошли плясать голубые да алые сполохи. В их пульсирующем свете небесный разлом казался еще чернее и еще пустыннее, чем прежде. Влететь бы прямо в него, минуя надвигающуюся грозу — и боязно лететь. А ну, как лгал и Хорс, и черный волхв? Пронзят они небесную ткань и выпадут в ничто. Тут и придет погибель.

Зарницы полыхали чаще. Искры мерцали все быстрее, все неистовее, превращаясь, наконец, в быстро крутящиеся огненные колеса. Над тучами рассыпались звезды: не звезды — глаза. В каждом горел огненный зрачок, каждый мигал, жмурился, открывался снова, пульсировал, прожигал насквозь.

— Сварг Тысячеглазый! — взвыла Ива, валясь на палубу.

Хват заметался над рычагами, следом за ним отметины на железной пластинке вспыхивали одна за другой, и корабль принялся нырять то влево, то вправо, лавируя в облачных прорехах.

Васса не знала, что делает Хват, но понимала, что ни в коем случае нельзя бросать рычаги. А потому сплела вокруг железа пальцы и, насупясь, следила, как тучи собираются в исполинскую песью морду, испещренную глазами-зарницами и усаженную клыками блиставиц.

— …Пр-ро-очь!.. — прогрохотал снаружи раскатистый бас.

А может, приказ прозвучал внутри головы Вассы.

Может, это разыгралось воображение, и Сварг небесный, отец над богами, не говорил ничего, а только выдул ураганную мглу, крученную штопором и сразу поглотившую летучий корабль. Его увлекало прочь от разлома. Вцепившись в рычаги, Васса едва держалась на ногах. Не стало ни потолка, ни пола. Кружились в карусели звезды и земля. Ива, уцепившись за шнуры, хватала ртом воздух, но держалась.

— Батюшка Сварг, — стонала, — Мехра Костница да Гаддаш… Простите и не гневайтесь…