Страница 53 из 64
— Не могу, — стонала Ива сквозь искусанные в кровь губы. — И рада бы уже, а как позовет — так серде и колотится! Жизни нет без него, да и с ним не жизнь. Мы ведь в смерти повенчаны, и люблю его…
— Разве это любовь? — хмурилась Васса. — Любовь — она, как птицу, тебя поднимает, крылья дает, радость и свободу. А тебе крылья до крови режут. Эх, ты! Полуденница-огневица…
Целовала в холодный лоб и напевала колыбельную, засевшую в памяти от давней, оставленной жизни.
На ночь закрыла двери на три засова, опустила ставни.
В гриднице никого.
Только потрескивали лучины да сновали по углам тени.
Васса не спала. Прислушивалась к шорохам, к далекому стуку топоров у башен, к резким выстрелам из пищалей. Скольких навиев удастся отбить сегодня? И сколько придет потом?
Показалось, или заскреблась в подполе мышь?
Ива тотчас проснулась, уставив в пустоту немигающий взгляд.
— Почудилось, — успокоила Васса. — Спи.
Сама прокралась к дверям, прислушалась.
— Впус-сти… — проник в щели змеиный шепоток.
Васса отпрянула с колотящимся сердцем, перехватила огневую плеть.
— Люба зовет, — бесцветным голосом произнесла Ива. — Идти надо.
Застонав, опустила на пол босые ноги.
— Коли зовут, так не тебя! — шикнула на нее Васса. — Лежи уж!
Звякнули засовы, точно кто-то снаружи проверял их на прочность.
— Княжьим соизволением! — донеслось из-за двери. — Не откроете — хуже будет!
Выхватив из походного мешочка горсть соли, Васса бросила ее под дверь.
Снаружи визгливо вскрикнули, вскрик перетек в злое шипение.
Сзади прилетел удар.
Мир закрутился и распался на фрагменты. Охнув, Васса осела на пол, точно в тумане наблюдая, как Ива негнущимися пальцами открывает засов.
— Сейчас, — повторяла, будто заведенная кукла. — Сейчас-сейчас…
Лязгнул, открываясь, первый.
Подобравшись, Васса дернула полуденницу за подол сорочки.
Ива развернулась — глаза как плошки, зубы отстукивали дробь. Пнула, что есть мочи, Вассу в плечо. Та увернулась и выхватила огневую плеть. На миг ожгло пальцы. Ожгло — и прошло. Хлыст развернулся, щелкнул по воздуху над Ивиной головой. Та перехватила плеть голой ладонью, и по гриднице поплыл запах паленого мяса.
Вскрикнув от испуга за сестру, Васса выдернула плеть.
Ива точно не чувствовала боли. Вернувшись к двери, открыла второй засов.
— Он ведь убьет тебя, дура! Выпьет до донышка…
Отбросив плеть, Васса бросилась на полуденницу.
Обе покатились по полу, пыхтя и давя друг дружку. Ива рычала, выворачиваясь из захвата, молотила по полу босыми ногами. Васса оседлала сверху.
Дверь дернули — на этот раз с большей силой.
— Впус-сти-и! — пронзил тишину усиленный эхом вой.
— Входи, люба! — успела выкрикнуть Ива.
Васса зажала ей рот ладонью и выдохнула сквозь зубы, почувствовав, как в кожу впились острые зубы.
Поздно.
Последний засов сорвался с грохотом.
Дверь отлетела. Из тьмы дохнуло холодом кладбища, тленом, высохшими цветами.
Что-то темное, высохшее сбило Вассу одним ударом и нависло над Ивой, хрипя и пуская на полуденницу вязкую нить слюны.
— Я ждала тебя, люба! — простонала Ива, протягивая руки.
Васса шарила и не находила отброшенной плети.
Княжич обернулся.
Глаза сверкнули угольями.
Раздув ноздри, принюхался, с наслаждением выдохнул, поводя по алым губам острым языком. Затем ударил Иву наотмашь и в один прыжок оказался подле Вассы.
— Твоя… слаще… будет, — прохрипел, горбясь над девушкой.
Холодная слюна потекла по плечу, на Вассу дохнуло могильным смрадом, в глазах потемнело.
Застонав, нащупала рукоять плети, но не упела поднять.
Гридницу озарило блиставицей.
Тонкий белый луч протянулся от порога до плеча княжича. От кафтана повалил дым.
Страшно вскричав, чудовище отпрянуло и завертелось на месте, точно обваренный пес.
Вошедший пнул его под ребра сафьяновым сапогом.
— Прочь! — прогремело вверху. — Хуже будет!
— По… жалееш-шь! — прошипел княжич, отползая обратно во тьму.
Черный волхв убрал за пояс что-то, похожее на пищаль, подхватил на руки Вассу, и та, ткнувшись лбом в его плечо, застонала-заплакала, сквозь слезы повторяя:
— Я ведь уберечь хотела… уберечь…
— Навьи, когда прицепятся — не отстанут, — спокойно проговорил Хлуд Корза. — Силу надо иметь, чтобы противиться зову. Живая?
— Да… А Ива?
Привалившись к стене, смотрела, как Хлуд относит обеспамятившую полуденницу на постель. Через лицо Ивы тянулись кровавые борозды, оставленные когтями чудища.
— Мазь приложить — быстро заживут.
— Он ведь ее звал. Почему тогда… меня? — Васса утерла слезы, на миг устыдившись, что расплакалась, как малая девчонка, на глазах у волхва.
Хлуд молча взял ее ладонь в свою, заглянул в лицо, а показалось — в самую душу. Ух, как горели его очи! Далекие, точно огневые шары в небе. Холодные, как небесный огонь. Кафтана на волхве нет — только странная роба с нашивками: звезды да полосы.
— Сама не поняла еще?
Васса сглотнула, покосившись на Иву. В голове клубился туман. В горле щипало, там толкались не нашедшие выхода слова.
Черный волхв мягко потянул ее за собой.
— Куда?
— Не бойся, не обижу, — вместо ответа произнес Хлуд. — За подругу тоже не беспокойся, в ближайшее время княжич сюда не вернется. Угрожать может, а как до дела дойдет — против меня у него кишка тонка будет. Знаешь, что это?
На вытянутой ладони лежала пуговка. На пуговке — звезда с пятью лучами.
Грудь сдавило от боли, и Васса хотела бы зажмуриться, чтобы не думать, не вспоминать, но все равно помнила.
Яков Хорс.
Несбывшаяся любовь.
— Значит, ты тоже — бог? — тихо спросила Васса. Хлуд улыбнулся, показав белые зубы. — Не бог, — поправилась Васса. — Чело-век?
— Многое знаешь, милая, — отозвался волхв. — Большие знания — большие печали.
— Знаю. Но хотела бы знать больше. Про богов и огневые шары, про огромный летучий челн, про Ирий…
Запнувшись, умолкла. Хлуд тоже ничего не сказал.
В молчании они заперли двери. В молчании шли через горницы в полумраке и тишине.
Продолжали стучать топоры.
Продолжали визжать пищали.
— Чем ты княжича обжег? — первой нарушила молчание Васса. Жутко было — да любопытство брало верх. — Будто блиставицей, а без огня.
— Портативный лазер, — ответил Хлуд.
В полумраке его фигура казалась лишенной головы, только страшно поблескивали глазные белки. Достав из-за пояса пищаль — была она вдвое короче обычной, покрутил перед лицом Вассы.
— Тут кнопка, тут регулятор мощности, отсюда блиставица бьет. Нравится?
— Нравится, — согласилась Васса. — Машинка тоже из прошлого круголетья?
— Оттуда.
— И Мария?
Вспомнила бесстрастное лицо женщины, так похожей на Мехру. Вспомнила шнуры на стеклянном оке Лиха, в утробе шатунов, на культе Хорса…
— И она, верно поняла.
— А ты?
Хлуд рассмеялся, потрепал Вассу по волосам. Прикосновение мягкое, точно отеческое. Девушка дернула головой, сжала в ниточку губы.
— Я живой, только плоть да кровь. И людовой соли нету.
— Откуда же такой взялся?
— Издалека, — ответствовал Хлуд. — С Земли. Так нашу родину называли. Замарали мы ее, не отмыть, с экологической катастрофой и конец света пришел. Ни жизни не стало, ни будущего. Новый дом искали, да так и не добрались. На орбите круголетье кружимся.
— И Тмуторокань мараете, — Васса опустила голову. — Бис-фе-нол в мир выпустили, а с ним беда пришла.
Хлуд не ответил, толкнул дверь.
Горница просторная, потолок высокий, по углам — огневые шары, и свет такой, точно несколько сваржьих очей одномоментно светят. В половину горницы до самого потолка что-то накрыто широкими полотнищами.
— Знал я твоих прадедов, — продолжил Хлуд, останавливаясь и погружаясь в раздумья. — И прабабку твою видел, когда она еще младенцем была. Вот уберечь не сумел. Когда отрава начала распространяться, собирались грязную зону закрыть, а пострадавших в карантин вывести. Кто же знал, что Хорс на такое злодеяние пойдет.