Лесные тропы

Смирные птицы останутся тут жить до осени, пока молодежь не вырастет. Весной пигалицы прилетят и вновь положат тут оливково-пестрые яйца.

А если чибисят, хотя бы полувзрослых, забрать в клетку, дать им землю, воду, траву и кочки из этого самого болота, все-таки они все переколеют. Неизвестно, чего им не хватает.

Цапля

Трудно подобраться к цапле. Она как будто спит, стоя в воде на одной ноге и втянув всю шею в плечи. Но смотрит зорко ее сердитый желтый глаз. Весной мрачные серые птицы гоняются друг за другом, крича громкими хриплыми голосами.

Гнездо цапли почти всегда на высоком дереве, редко на большом кусте; это непрочная груда кое-как набросанных ветвей и травы. Яиц бывает до шести, они бледно-зеленые. Птенцов цапли легко принять за лисят — такие у них остро-хищные мордочки, клювы, похожие на рты, длинный пух, напоминающий волосы; только лисята светло-желтые, а птенцы цапли темно-бурые. В таком виде они остаются две — три недели, обрастают перьями и начинают лазить по ветвям родного дерева. Носы у них вытягиваются и заостряются скоро. Старые цапли, принося мелкую рыбу, лягушек, червей, бросают их сверху в гнездо, иногда кладут на его край, — молодые расправляются с добычей сами.

До осени, до отлета, молодежь выучивается ловить рыбу и стоять, втянув шею, на одной ноге, но косица из длинных рыжих перьев на голове вырастает только у трехлетней цапли.

Журавли

У журавлей, дружно живущих парами, редко бывает три яйца; почти всегда два — очень крупных, узко-длинных, глинисто-коричневых с пятнами, тяжелых: каждое весит до 500 граммов. Гнезда журавли не устраивают; яйца лежат прямо на грудке сухой травы, полусгнившей осоки, кое-как положенной на кочку.

Но эта кочка окружена такой лесной трущобой, глухим болотом, что добраться до нее нелегко, а найти ее очень трудно. Журавль сторожит зорко, слышит удивительно чутко и на всякого врага кидается драться; самка в бой не вступает и старается птенцов увести. Журавлята желто-пуховые, затылки у них не лысые. Темно-красная лысина выступает, когда серая птица уже летает на огромных крыльях и кричит, точно в медный рожок трубит. Пухового журавленка можно принести домой. Он ест червяков, мух, жуков, лягушек, разрезанных на куски, свежую траву, потом хлеб, кухонные остатки, все, что дают курам и уткам. Почему журавлю не есть корма домашней птицы? Он кто такой? Он «журка», он ходит по двору, бегает за детьми, выпрашивает подачки и только посматривает под облака, когда с вышины несется медно-трубный клич пролетающих диких птиц. Домашний журавль не летит за ними, хотя бы его сильные крылья и не были подрезаны.

Коростель

В летние дни, когда цветут травы болотистых лугов, оттуда, с лугов, вместе с благоухающим ветерком доносится странный резкий звук: как будто кто-то, дергая, разрывает тугую ткань. Это кричит коростель, маленькая светло-рыжая птица куриного склада. Его зовут также дергачом, и странный крик его повторяется тем настойчивее, чем жарче день. Когда он спит, этот дергач? Он молчит разве утром, час — два после зари, а то все кричит; особенно коростель старается, орет в душные темные ночи.

У него, у рыжего, крошечные дети черны, как уголь. Их всегда много: десяток, а то и больше. Выводятся они из рыжеватых яиц, испещренных рыжими пятнами; и черные пуховички убегают, кажется, в тот миг, как выклюнутся. Коростелиха или дергачиха, не отличимая от ее рыжего супруга, не обижается, когда смотрят ее гнездо, неплохо свитое из сухой травы. Она, отбежав от гнезда, ждет, когда враг уйдет. Тогда она возвращается и усаживается на гнездо, маленькая рыженькая болотная курочка, не умеющая считать: два — три яичка можно унести, она не замечает. Но застать ее на гнезде с цыплятами, кажется, нельзя — разве попасть к ним в тот самый миг, когда они выклевываются. И найти их необыкновенно трудно. Он плут, этот рыжий дергач; он первый мастер затаиваться в густой траве болота, бегать между кочками. Летать он не любит, поднимается неохотно, когда на него чуть ли не наступят. А про дергачат и говорить нечего: черные плутишки так и шныряют по-мышиному, так прячутся, что не всякая собака их отыщет.

Кряква и чирок

Дикие утки гнездо и детей защищают самоотверженно. Крупная кряква кидается на собаку, на лисицу, дерется крыльями, клюет. Лапы у нее мягкие, клюв плоский, тупой. Сильно ударить нечем. Если бой неудачен и враг не отступает, то утка пускается на хитрость, притворяется подбитой, еле ползет по воде под самым носом у врага, лишь бы уманить его за собой, отвести от гнезда.

Чирок в драку не вступает: слишком мал; что уж тут драться. Но оба чирка, и утка, и селезень, неустрашимо встречают врага, чуть ли не в самую пасть его зубастую лезут: на, ешь меня, маленькую утку, оставь в покое мое гнездо. И хитрят не хуже кряквы.

Утка на воде ест, спит, живет больше, чем на земле, а гнездо устраивает не иначе, как на сухом месте; в болоте, но так, чтобы вода не подступала к гнезду.

Кряква стаскивает в грудку сухую осоку, мелкие ветви, кое-как сплетает их между собой во что-то вроде плоской корзинки и выстилает ее дно сухой травой, пухом осины, перьями, случайно подобранными. Бледно-зеленые яйца утка, сходя с гнезда, прикрывает пухом, надерганным из собственной груди. Заботится о гнезде кряква одна, потихоньку от селезня: если он увидит, то яйца разобьет, гнездо растреплет и ее, утку, оттаскает. Селезень-чирок помогает своей утке приносить веточки и осоку для гнезда. Оно свито поискуснее, чем у кряквы; стенки его высоки и до краев выложены зеленоватыми яйцами. Как маленькая утка ухитряется покрыть и согреть своим узким телом иногда двенадцать яиц? Уточка сидит усердно, изредка на минуту, на две сходит поесть и — опять на яйца, прикрытые пухом. Чирок-утенок очень смешное существо: светло-серый пуховый орех, а по плоскому носу, по лапкам сразу видно, что это утка, не какая-нибудь иная птица. Утята кряквы темно-зеленые, как болотная тина. Они в ней, в тине, и прячутся, пока совсем маленькие. Когда они подрастают; то делаются полосатыми: по желтому пуху темно-зеленые полосы. Такая окраска незаметна среди осоки и камыша, где бегают полувзрослые утята-хлопуны: они долго не могут летать и, спасаясь от врага, прежде чем нырнуть, бегут по воде, хлопая голыми крыльями.

За одной кряквой иногда плавает два десятка разных утят: один в темном пуху, а другие уже хлопуны полосатые. Такого выводка кряква вывести не может; у нее бывает не больше двенадцати утят; значит, остальных она подбирает, где случится.

Если крякву с выводком чем-нибудь сильно напугать, то она поспешит увести утят в более покойное место. Они бегут за ней переваливаясь.

По дороге, случается, лежит толстый сук или образовалась сухая, без воды, яма. Маленькому утенку не перелезть, не перепрыгнуть, не переплыть. Темно-зеленые пуховички толпятся перед препятствием, беспомощно пища. Тогда утка берет каждого из них за шею клювом и, перенеся, возвращается за следующим.

Диких уток подпускают к домашним; они растут, выкармливаются, но если им крыльев не подрезать, то осенью они, молодые утки, улетают.

Есть утка-че́рнеть. Она лучше ныряет, чем летает. Питается она рыбой. Должно быть, чем-нибудь особенным кормит она своих детей: утенок чернети в неволе с домашним выводком ходит, плавает, но ничего не ест и, прожив кое-как день-два, гибнет.

Лысуха

Охотник, осторожно пробравшийся в глушь лесного болота, может иногда увидеть, как черная курица плавает на воде. Это лысуха. У нее на лбу белая костяшка, как будто лысина. Лапы у нее куриные, без перепонок, но плавает и ныряет она не хуже утки. Бледно-зеленые с крапинками яйца лысуха укладывает в… плавающее гнездо. Да, кусок болотного хлама, не то пучок полусгнивших палок, перепутанных корнями, не то выветрившаяся, покрытая мхом кочка, и на ней гнездо, а в нем лысуха дремлет повесив нос. Ветерок легонько гонит все это по тихой воде. Лысуха очень осторожна и чутка. Треснул сломанный сучок на берегу — и зеленый островок с гнездом плывет пустой: лысуха беззвучно, как тень, нырнула. И черные не то цыплята, не то утята при тревоге исчезают молча, мгновенно.