Поворотный момент

— Ничего не умею, — опустив руки, голову и взгляд, прошептала Фёкла.

— Это не страшно. Научим, если кусаться не будешь.

Купчиха почувствовала, как сильные руки схватили её под мышки, в буквальном смысле приподняли над полом и поставили на ослабевшие ноги. Девушка чуть не упала, но ей не дали. Не дали несмотря на огромный груз апатии, свалившийся на хрупкие плечи. В голове побитым щенком скулила только одна мысль: «Дождаться спасения».

Дверь распахнулась и в неё вошла Дарька с младенцем на руках, а по шее девушки из двух небольших ранок бежали капли крови.

Рекс с прищуром оглядел вошедшую:

— Сильно?

— Нет, — отмахнулась та и улыбнулась, — госпожа с любовником немного увлеклись. Им было мало крови, которую я принесла c кухни, и они оказали большую честь, испив моей. Но они пьяные — по разу соснули для свежего вкуса, и только лишь.

Фраза звучала бы смешно, если бы не контекст, вытекающий из слов вместе с каплями крови из укусов на шее.

А Дарька меж тем села на свою кровать, устало прикрыла глаза и добавила:

— Буся, госпожа велела отправить к ней тебя.

Фёкла на мгновение замерла. А затем у неё снова подкосились ноги. И если бы не Рекс, упала.

— Я не хочу, чтобы меня ели, — пролепетала купеческая дочка, испуганно посмотрев на сторожевого человека. — Пожалуйста, спасите.

— Не съедят. Они сытые, а не придёшь, хуже будет, — отозвался Рекс и повёл Фёклу, которая еле держалась на ватных ногах, к двери.

Лестница, коридоры, вход в покои упырей были как в тумане, а потом купчиху просто затолкали в полутёмную, комнату. На этот раз она была освещена не тусклыми лампами накаливания, а несколькими едва горящими парафиновыми свечками в стаканах из оранжевого стекла. На громадной кровати валялись двое — сама Камелия и какой-то парень. Оба полностью обнажены.

Рядом раздался негромкий голос Рекса: «Я за дверью», а затем хлипнуло, оставляя девушку наедине двумя вампирами.

Фёкла, ожидая, что на неё сейчас бросятся и станут рвать горло. А когда упыриха радостно взвизгнула и нагишом соскочила с кровати, купеческая дочка зажмурила глаза и попятилась, уперевшись спиной в тёплое дерево двери.

Но вместо того чтоб укусить, Камелия схватила девушку за руку и потащила к кровати, а затем быстро сняла с неё заменявший одежду фартук, оставив лишь в кроссовках.

— Рон, смотри, какой человек у меня есть! Она дикая! Самая настоящая! И я её дрессирую. Правда, красивая?

— Она не опасна? — лениво оторвав голову от подушки, спросил упырь. Он совершенно не стеснялся того, что все голые, словно Фёкла была просто говорящей мебелью.

— Не. Лучше посмотри на это.

Камелия надменно указала пальцем на стол с трюмо.

— Буся! Принеси нерводёр!

Купеческая дочка поджала губы и медленно посмотрела на инструмент пыток. Она и так была бледная, потому как кровь отхлынула от лица настолько, что бледнеть и зеленеть дальше было просто некуда, даже губы посинели. Но деваться тоже некуда, и Фёкла медленно подошла к трюмо. Пальцы взяли предмет, оказавшийся на удивление тяжёлым, словно сделанным из свинца, золота или иридия.

— Зачем? — прошептала купеческая дочка, протягивая вещь неподъёмными, словно не своими руками — слишком сильна была память о той боли, что причиняет нерводёр.

Камелия вырвала орудие из онемевших пальцев Фёклы и бросила на кровать.

— И-и-и! — радостно завизжала она и посмотрела на своего любовника. — Ты видишь?

— И чё? — лениво спросил упырь.

— Ничё ты не понима-а-аешь, — надувшись, протянула Камелия. — Она дрессируется. Ты же видел айковое свечение ошейника — это страх. Она боится нерводёра, но принесла.

Голая упыриха повернулась к девушке и указала пальцем на пол перед собой.

— На колени.

Фёкла посмотрела на нерводёр и медленно опустилась, а упыриха обхватила голову девушки, прижала к своей груди и начала гладить, как гладят собаку или кошку.

— Умничка, Буся, умничка.

Нервы купеческой дочки не выдержали постоянного напряжения, и Фёкла разрыдалась. Сперва опустили до уровня кухарки, заставляя готовить и убираться. Теперь хвалят за то, что в зубах тапочки приносит, не хватало ещё хвостом вилять и преданно глядеть в эти нечеловеческие глаза цвета медного купороса.

Нервы, натянутые до предела тьмой того тупика, в который попала их обладательниц, зазвенели и заныли. Фёкла медленно обняла упыриху левой рукой, а правой дотянулась до нерводёра.

— Э! — воскликнул упырь, привставая на локте, но было поздно. Купеческая дочка с силой закричала, оттолкнула вампиршу от себя и вскочила на ноги.

— Сдохни, сука!

И сжала в пальцах орудие пыток, прицелившись в свою мучительницу.

Нерводёр загудел, а Камелия, упавшая на кровать, звонко засмеялась.

— Дура! Он не действует на детей кровавого бога!

Фёкла от неожиданности застыла и попятилась, а потом выскочила из покоев. На пути встал Рекс.

Купеческая дочка на секунду замерла. Пусть в упырей пыточный кастет не стреляет, но Рекс — человек.

Фёкла вскинула руки с оружием. Ручной мужчина не успел уклониться, и когда нерводёр загудел, выгнулся дугой, как эпилептик.

— Где космопорт⁈ — истошно завопила купчиха. — Отвечай!

Рекс упал на колени и согнулся пополам, а потом указал рукой в сторону лестницы, ведущей на главную улицу, тянущуюся в большом туннеле.

— Направо и до конца. Три километра, — через силу выдохнул он.

Фёкла сорвалась с места, не обращая внимания на то, что голая. Из мыслей была только одна: «Бежать». Она билась в висках вместе с частым пульсом.

Пролетев по лестнице так, что перепрыгивала через три-четыре ступени, купчиха оказалась на улице. Мало кто обращал на девушку внимание, словно так и принято бегать среди прохожих в костюме Евы, а тот, кто всё же замечал, натыкался взглядом на ошейник и тут же этот взгляд отводил, делая вид, что его не касается.

Задыхаясь от боли в боку и чувствуя привкус крови во рту, купчиха пронеслась эти три километра как загнанная лань, лишь краем глаз отмечая движение людей на открытых лоджиях на стенах пещеры, на дорожках и переходах. До свода было не меньше тридцати метров, но жёлто-оранжевый свет давил на голову, как крыша тесного ящика.

А потом пред ней предстал громадный шлюз с надписью на нескольких языках, в том числе на русском: «Космопорт».

— Сука! — заорала девушка, согнувшись пополам. — Почему⁈ Ну, почему⁈

А шлюз был хорошо бронирован и наглухо закрыт, и за толстым стеклом стояла охрана, в которой по стойкам и преданно бегающим глазам угадывались четыре бойцовых человека, одетых в тёмно-серые камуфляжи и такого же цвета бронежилет и шлемы. Все вооружены штурмовыми винтовками.

— Уроды! — завопила Фёкла, чувствуя, как к горлу снова подступил тугой ком, а на глазах навернулись горькие слёзы. Купчиха закрыла свободной ладонью лицо и зарыдала, бормоча сквозь всхлипывания: — Мамочка, я хочу домой. Я буду вести себя хорошо. Я буду учиться и больше не буду убегать. Мама, прости меня.

Девушка уронила руки и задрала лицо к освещённому охристым светом своду пещеры.

— Боже, если ты есть, помоги.

— Ты не вернёшься, даже не проси у него помощи, — раздался за спиной сильный и знакомый голос.

Фёкла вздрогнула и повернулась. Перед ней стоял тот самый упырь, что купил девушку у пиратов — отец Камелии.

Он шагнул к купчихе, поднял руку и поддел пальцем чёрный силиконовый ошейник, который по-прежнему был на Фёкле.

— У тебя три выхода: покончить с собой, оказаться в клетке для размножения с кормовыми людьми или достичь успехов. Достигнешь, получишь нормальную работу, нормальный паёк, нормальную комнату и относительную свободу, в том числе свободу родить от того, кого выберешь сама. Больше вариантов нет.

— Это всё из-за вас, — прошептала девушка, глядя в бирюзовые глаза без зрачков.

— Не я тебя украл, — покачал головой вампир, — но если бы я не купил тебя, то ты бы попала либо на астероид к Живодёру, где сошла с ума от бесконечных пыток. Либо попала на опыты в анклав. В лучшем случае — стала крепостной крестьянкой у ностальгирующих по былому величию изгнанных божков.