Страница 6 из 11
– И сразу жить веселее стало, – улыбается Кира. – Ой, как работать ле-ень, – потягивается. – Боров сейчас притащится с проверкой, – нажимает кнопку включения компьютера.
Смотрю на часы, висящие над дверью. Ну да, минут через десять явится. Прошарит по всем острым взглядом мелких глазок, выискивая опоздавших. И тогда можно будет вызвать на ковер и почесать чувство собственной важности.
И как только стрелка показывает девять пятнадцать, дверь в кабинет по-хозяйски распахивается.
– Доброе утро, – лыбится Боров. – Как приятно видеть всех на рабочих местах, – а взгляд упирает в меня.
Нестерпимо хочется передернуть плечами. Намек более чем прозрачен. Ждет, что начну рассыпаться в благодарностях? Не дождется. Работу свою я выполняю вовремя. Ошибок почти не бывает.
– Доброе утро, – отзываемся нестройным хором. У одной Светы в голосе радость. Все давно знают, что она хочет потеплее пристроиться. Как сама всегда говорит, что молодость уходит стремительно, а душу лучше греть в норковой шубке. Все шпыняет нас с Кирой тем, что мы слишком молоды.
– Ну работайте, – осмотр окончен и Боров уходит.
– И чего таскается? – ворчит Кира. – Ну видно же в программе, кто на месте уже.
Пожимаю плечами. Такая мелочь, не стоящая внимания. Но эти липкие внимательные взгляды напрягают. Что он во мне разглядеть пытается? На работу я хочу в более чем скромном виде. Ни косметики, ни нарядов. Даже на корпоративы хожу в джинсах и кофте. Всегда подчеркнуто вежливая и отстраненная.
Кира еще что-то ворчит себе под нос, но я уже не слушаю. Начинаю разбирать заявки. День идет своим чередом. Но ближе к концу опять забегает Олеся.
– Уль, зайди к начальству.
– Опять? – удивляюсь. – Я еще не успела накосячить.
– Не знаю, – Олеся разводит руками. А Кира поднимает на меня взгляд встревоженных глаз. – Вообще мог бы позвонить тебе или сбросить сообщение в линк.
– Что случилось? – спрашивает Кира.
– Понятия не имею, – встаю из-за стола. Вытираю о бедра вспотевшие ладони. Почему-то сердце колоть начинает. Очень нехорошее у меня предчувствие.
Тряхнув головой в попытке отогнать глупые мысли, иду в кабинет начальника. Как всегда стучу и вхожу после разрешения. Делаю пару шагов и застываю. Глазам своим не верю. Предчувствие нехорошего набатом бьется в голове. Полыхает красной лампой просто.
Чтобы Боров на меня смотрел так спокойно? И, можно даже сказать, ласково…
По телу прокатывается дрожь. Я даже чувствую, как холодная капелька пота стекает по спине.
– Проходи. Чего застыла? – спрашивает. А меня от его улыбочки передергивает.
Подхожу к столу ближе и останавливаюсь.
– Садись, – указывает на стул. А я едва челюсть не роняю. Никогда такого не было! В неожиданную доброту Борова верится слабо. Поэтому сердце начинает биться о ребра гулко и болезненно.
– Садись, – кивает. – Разговор есть.
Под его внимательным взглядом сажусь на самый краешек стула. Смотрю на него настороженно. Не нравится мне все это. Очень не нравится!
– Ульяна, я запросил в отделе кадров информацию по твоим больничным, – говорит, как камни роняет, весомо, с нажимом. – Очень много их. Очень.
– У дочки слабое здоровье, – тихо говорю. – Но всю работу я сделать успеваю.
– Похвально, – и кивает как болванчик. – А дети требуют много денег и сил. Тяжело тянуть ее одной, да?
Молчу. Все еще не понимаю, к чему этот разговор. Ему какое дело? Работа работается, замечаний нет. Клиенты довольны.
– Я справляюсь, – вздергиваю подбородок. – Дочка растет. Перерастает потихоньку этот период.
Больше ничего объяснять не собираюсь. Не его это дело. Я вообще уже начала подыскивать, куда бы нам съездить хоть на недельку отдохнуть и подлечиться. Несколько дней отпуска у меня еще есть. Единственное, надо извернуться так, чтобы дочь в этот период не простыла. Но летом, если оно не холодное и не дождливое, она болеет намного реже.
– Процедуры и санаторий помогли бы, – бьет по больному. – Но это все требует денег. Больших денег. Вот если бы тебе кто-то помогал…
Холодею вся, понимая, куда Боров клонит. И ведь как красиво стелет! Издалека заходит, в самое сердце бьет.
– Не спеши, – поднимает руку, останавливая меня, когда видит, что хочу встать. – Чего ты вся напряглась? Я тебе помощь предлагаю. Поддержку. Закрою глаза на это, – кладет ладонь на стопку листиков. Видимо, мои больничные. – Деньжат подкину. Станет проще. Легче. Ты девка красивая. Молодая. А уже с нагулянным ребенком.
Вздрагиваю от этих слов. Скотина!
– Ксюша не нагулянная, – говорю зло.
– Да кому это интересно? – усмехается. – Что-то не вижу очередь из желающих тебя замуж взять с довеском. Не все мужики и своих детей-то любят. А уж чужих, – выговаривает многозначительно. – А я поддержу. Будешь как сыр в масле кататься.
Хочется вскочить со стула и устроить скандал. Влепить пощечину. Но я сдерживаюсь. Хотя злость во мне кипит, готовая сорвать тормоза. Только вот скандал я закатить не могу. Себе хуже сделаю. Боров может сильно осложнить мне жизнь.
Знаю я, как бывает. Потом на работу в приличное место не возьмут. Или того хуже – будут постоянно подкатывать вот с такими предложениями.
И как, гад такой, еще позарился на меня? Светка вот из декольте выпрыгивает. Трется что та кошка, а все никак. На все согласна!
А мне так противно, будто в помои окунули. Прямо не говорит, но и так ясно, что потребует от меня. Едва не тошнит. На висках уже волосы мокрые от пота. Фу! Даже думать мерзко, что я с ним… Будет меня трогать… Везде… Целоваться полезет…
Не уверена, что мне удалось сдержать гримасу отвращения. А ведь у этого мерзкого Борова жена есть. Нормальная женщина. Двое детей уже взрослых. Седина в бороду? Старый хряк!
Шарит по моему телу маслянистым липким взглядом. Хочется немедленно в душ, чтобы смыть эту паутину. Тошнота усиливается. Я бледнею и едва выговариваю дрожащими губами:
– Это так неожиданно… Я не готова…
А у самой в голове мысли скачут бешеными белками. От страха не могу вспомнить, сколько денег есть на счету. Я в полной панике! А она плохой советчик.
– А я не тороплю, – улыбается уверенно так. Будто я соглашусь. Да, ситуация у меня почти безвыходная. Но она не хуже, чем была уже у меня. – Ты подумай. Хорошо подумай. Только не сильно долго. Я же помочь могу. А могу и наоборот.
Залепить по этой лоснящейся морде с мерзкой ухмылочкой! Написать заявление. Привлечь за домогательства. Только вот… Никто не поверит. Меня обвинят и в грязи вываляют.
Самадуравиноватая…
– Я же тебе добра желаю, – никак не заткнется Боров. – Денег будет больше. Ты же красивая девка, а одеваешься как нищенка. Платье себе купишь какое. Туфли. В салоны сможешь ходить. Женщины любят тряпки и всякие процедуры. А ты скоро сдохнешь, столько одной тащить. Ну, чего молчишь?
– Слов нет… – выговариваю с ядовитым сарказмом.
Но Боров не понимает. Ухмыляется. Думает, что я уже попалась. Соблазнилась лечь под женатого ради тряпок и маникюра.
– Я не ко всем так щедр.
Я думала, что его улыбочка не может быть более мерзкой. Может. Противно! Просто противно и мерзко.
А слова есть. Только они все матом и далеко не о согласии. Скотина! Моральный урод! Ловко и со знанием дела загоняет меня в угол. Только вот болезненный урок свой я уже получила. А безвыходных ситуаций не бывает.
– Что-то ты бледненькая, – сочувственно качает головой. – Ну иди подумай. Хорошенько подумай, Ульяночка.
Встаю со стула и на ватных ногах выхожу из кабинета. Ни на кого внимания не обращая, иду в туалет. Пугаюсь своего отражения в зеркале. Я похожа на привидение.
Открываю холодную воду и умываюсь. Дышу. А сердце вот-вот выпрыгнет.
Из кабинки выходит Кира. Замечает меня.
– Уль! – бросается ко мне. – Тебе плохо? Скорую? – в глазах испуг.
– Ненавижу сирень, – зло выплевываю. – Ненавижу.
– Почему? Аллергия? – Кира не понимает.
– Потому что когда эта дрянь цветет, в моей жизни случается самая лажа.