Страница 1 из 32
Елена Бабинцева
Вековуха. Беляна из рода Рарога
Глава 1. Беляна
Длинная рубашонка была залита кровью. Я плакала и звала на помощь хоть кого-то так громко, что сама не слышала себя. Но никого не было. Лесная чаща молчала. Все подружки да дружки разбежались кто куда, когда к нам на поляну внезапно медведь вышел — учуял запах малины в берестяных коробах. И, может, не хотел косолапый зверь зла делать, да попалась я ему под лапу. Махнул ей перед лицом, и стало в голове темно от боли и страха. Я закричала и кинулась прочь, по памяти, к деревне.
Когда я вышла к людям, меня уже хотели бежать искать. Оказывается, подружки прибежали, рассказали про медведя, и что их Беля́на осталась там одна. Мужики тут же собрались изловить косолапого, чтобы больше неповадно было.
Я пролежала в постели почти два месяца. Сначала ходили ко мне подружки, новости да сплетни рассказывали. Иногда я выходила на крыльцо родительской избы и садилась на скамью. Лицо было пока перевязанным, и не было видно, какой подарочек оставил хозяин леса.
Когда я сняла повязку, то очень долго и горько плакала. Длинный узкий шрам тянулся ото лба, через глаз, и опускался на щёку и шею. Кому теперь я такая нужна буду?! Родители успокаивали, приводили знахарок да лекарей, но только всё без толку. Шрам никуда не делся.
Минула осень. Начались зимние посиделки. Из соседних деревень стали приезжать молодые парни для сватовства. А я нарядилась в самое красивое своё платье, заплела золотистые косы, украсила себя бусинами да лентами и села у порога, поглядывая в окошко. Минул день, и никто не пришёл.
Видимо, подружки добрые поведали какая беда коснулась их Беляны, самой красивой девицы в деревне. Все меня жалели, да никто ко мне больше в гости не ходил.
А я кляла свою судьбу, пыталась утопиться в речке, но родители да братья бдели за мной. Видано ли! Такой позор накликать! Топиться вздумала! Найдём ещё жениха! Молода ещё! Вот увидишь, ещё отбоя не будет.
Родительские слова я не забыла, но не верила в них. Шли годы. Два старших брата женились. Третий, младший брат, тоже не стал долго ждать и выбрал себе жену, одну из моих подружек.
— Ты уж сестрицу не бросай… — украдкой говорила мать ему, думая, что я их не слышу. — Возьми к себе. Пусть по дому помогает, а потом, когда детишки пойдут — нянькой будет.
— Не переживай, матушка, Белянку нашу не брошу.
Я понимала, что деваться мне некуда. В родительском доме уже нельзя оставаться. Возраст уж какой… А теперь, когда последний из братьев женился, надо было идти к нему в дом. Да и кого в жёны взял… тьфу! Любомиру! Ни ткать не умеет, ни вышивать, а уж к печи никогда не подходила! И теперь придётся всё это делать за неё…
Любомира хоть и была подружкой верной когда-то, но меня постоянно нагружала работой с утра и до вечера. А я не могла отказаться, потому что теперь я без мужа, одна на свете, и замуж никогда не выйду. И я должна быть благодарна брату и его жене, что взяли к себе.
Но чем больше дней проходило, тем больше я не хотела оставаться под одной крышей с братом и его женой.
А началось всё так…
Я несла тяжёлые вёдра с водой. Коромысло натирало плечи, хотелось остановиться и отдохнуть, но люди постоянно глазели в мою сторону, как бы невзначай заглядывали в лицо, хотели увидеть шрам. Кто-то тихо причитал надо мной. Я шла, низко опустив голову, косы растрепались, и волосы лезли в лицо. Мне даже платка носить нельзя было… не мужняя потому что.
— Вековуха! Вековуха идёт! Белянка!
Детвора, как обычно, шумела мне вслед. Остановиться, да коромыслом бы их всех отходить! Но я продолжала свой путь. Дел ещё было много. Бельё постирать, да в избе убраться. А потом ещё и вечернюю трапезу готовить… Любомира уже на сносях была, вот-вот срок подходил. Где уж ей домашними делами заниматься. Но, по чести говоря, она и прежде не занималась ими особо. С подружками гулять бегала, от домашних дел отлынивала.
Я пришла к избе брата и со двора услышала, как Любомира громко кричала на своего мужа.
— …а коли беду накличем?! Дитё ведь ни в чём не виновато!
— Какую беду?! Сестра это моя, а не кикимора лесная!
— А вот и кикимора! Без мужа! Изуродована! Сколько ей навесили плохого на плечи? Не знаешь?! Вот и я не знаю! А слова-то людские, что репей по весне! Цепляется, а потом попробуй, отдери!
— И что ж ты хочешь?!
— Спровадь её! Родителям верни!
— Негоже так поступать! Я обещал о ней заботиться! Сестра это моя!
— А я — жена! А скоро и матерью буду! Люди уже на нашу избу косятся, да сплёвывают, чтобы их такая судьба не постигла!
Наступила тишина. Брат, конечно, Любомиру не послушается. Но и оставаться в их доме я больше не могла. Если что при родах случится с дитём или роженицей, всё на меня повесят, палками да камнями забьют…
Я поднялась на крыльцо, зашла в избу. Любомира сидела на лавке, обнимала живот и тихо плакала. Брат сидел за столом, мрачный, как туча. Я подошла к нему и села рядом.
— Не печалься, братец. Вернусь к родителям. Пускай люд говорит что хочет. А ты скажи, мол, боюсь за дитё. Пусть пока отдельно поживёт.
Он поднял на меня глаза и взял мои руки в свои намозоленные и натруженные ладони.
— Век твою доброту поминать буду, Белянка.
Я промолчала. Любомира даже не повернулась ко мне.
Собираться я стала, когда солнце уже закатилось за острые пики лесов, чтобы лишние глаза не углядели, куда это сестра у Желана собралась. Но моя поклажа была небольшой: пару рубах, лапти, да пояски, которые сама соткала.
Минула неделя, за ней другая. Любомира благополучно разродилась двумя крепкими мальчишками. Старейшина деревни нарёк им имена, которые надобно втайне держать, чтоб никто не сглазил. Первые рубашки подарили. Меня на праздник никто не позвал, но оно и понятно. Я там ни к чему.
Когда родители со смотрин вернулись, то серьёзно решили со мной поговорить.
Отец всё мялся, не мог сказать, посматривал на мать, будто искал помощи. И мама, вздохнув, сама заговорила.
— Беляна, нам тут добрые люди посоветовали, что тебе надо во врачевание да ведьмовство податься…
— Угу, добрые люди! Собаки!
— Да погоди, отец, — сурово проговорила мама, — чего сразу ругаешься.
— А потому что собаки и есть! Ты говори! Говори, как нам было сказано! Не можешь?! Так, я скажу!
— Совет только дали, да и только!
— Советы эти… как гвоздь в лапте! — огрызнулся тятя. — Как я кровь свою и из рода выгоню?!
У меня всё внутри оборвалось. Уйти из рода значит уйти из семьи, забыть своё имя при рождении данное… Страшнее участи не придумать. А чтобы ведьмою быть, надо было Богам себя посвятить. Быть, как новорождённый, чистым.
И так было понятно: меня уже давно не привечали в деревне, что я как бельмо на глазу, мешаюсь. Когда беда какая придёт, не приведи Род, я же во всём виноватая и буду.
Я вздохнула и взяла отцовы руки в свои ладони.
— Батюшка, не сердись. Авось, и правда совет хороший. Не люба я здесь больше. Чуть, какая беда, так вековуха мимо прошла, сглазила. Уж сколько раз такое было. Матушка, верно говорит, нельзя мне тут дожидаться неизвестно чего. Уж лучше я сама…
Отец тут расплакался и крепко меня обнял. Они добра мне хотели. Не может родитель смотреть, как его дитё казни придают. А так хоть жива буду. Смогу издали глядеть, как деревня живёт, а может когда и лекарством помогу, хворь отгоню да заговорю урожай от сглаза.
Ведьма, которая нынче в лесу у нас обитала, тоже вековухой была. Да только давненько это было. Тогда то была старуха седая, но почитаемая и уважаемая. Много тайн она ведала, с духами да нечистью лесною знается. Любую беду может отвести. Может, и от моего недуга лекарство будет. Всё ж лучше, чем здесь…
Рано поутру в наш дом постучались. Мать наскоро накинула платок на голову и пошла открывать. На пороге стояла высокая фигура, затянутая в тёмный платок. Ведьма вовсе не была сухой да скрюченной старухой. Она была высокой женщиной с пронзительными зелёными глазами, седыми волосами, убранными в косы, на лбу ремешок с неизвестными мне знаками, на шее множество амулетов, на поясе мешочек с травами, в руках посох простой.