Спаситель

Завтра, говорила она, пойдем мы за шишками недалече – в кедровку у старого пастбища, я буду бродити подле мельницы, собирать вал…

Тишка спешил. Не обманет же! Вот уже и мельница, за нею одинокая лутошка, но поблизости никого.

– Анютка! – позвал он негромко. Вдали мелькнуло что-то белое. Две бабы шли вдоль опушки, но совсем далеко – с полверсты и вскоре скрылись за пологим холмом. Тишка испытал разочарование. Неужели и она там? Не дадут побыть вдвоем, хлебнуть вдоволь пьянящего любовного зелья, насладиться друг другом, прогонят! Эх…

Тишка снова позвал – никакого ответа. Нет ее здесь. И вдруг – мелькнуло что-то в десяти шагах за лутошкой. Тишка рванул, окатываемый жаром ужаса. В мокрой траве и листьях лежала Анютка. Нежное лицо бледно и покойно, будто не чувствует холода. Мятый сарафан и нижняя юбка задраны, обнажая прекрасные ноги, которые так хотел он осыпать поцелуями.

Тишка бросился с разбегу на колени, проехался на них по мокрой траве, угодил рукой в корзину с высыпавшимися шишками.

– Анютка! Анютка! – стал он трясти ее за плечи, сам трясясь, будто в горячке.

Голова девушки запрокинулась, и он увидел страшные кровоподтеки на нежной шее.

***

Вопреки ожиданиям древорубы отобедали скоро и тотчас пришел один из братьев Шумилы – хмурый и похожий на валун горбатый Анашка с дедом Антифеем и всех погнал работать. Филипп с братьями не дождавшись Тишки, отправились на засеку. Древорубы пришли следом, работы благо пока хватало на троих – один занимался обрубкой сучков, пока двое таскали. Сами древорубы забирались все дальше в чащу в поисках дерева получше и в целом работали неспешно. Братья тоже не утруждались.

В какой-то момент древорубы ушли уже метров на сотню, братья присели отдохнуть, и тут из лесу выбежал на них Тишка – вид растрепанный, в глазах ужас будто медведя увидал, сам какой-то мокрый.

– Что такое? – Филипп встал навстречу Тишке, схватил за плечо.

Тот шатался будто пьяный. Братья тоже поднялись, обступили его.

– Уязвили… Анютку… погу… били… – срывающимся голосом проскулил он, шаря кругом круглыми как у мыши глазами.

– Что?

– Мертвая она говорю, брат… мертвая!

В это время вдали раздался дикий бабский визг.

Филипп переглянулся с братьями.

– Живо говори, что случилось!

Тишка кое-как рассказал, глотая слезы. Плохо дело, подумал Завадский.

Крики вдали множились.

– Тебя кто-нибудь видел? – спросил Филипп.

– Ась? – Тишка глядел сквозь него.

– Отвечай! Видел кто-нибудь?!

– Не… не. Токмо… токмо Меркул…

– Кто?

– Сый… брат Шумилки овый!

– С лицом дебила который?

Тишка кивнул и вдруг прищурил глаза.

– Убо он! Он же истнил ее, брат! – закричал вдруг Тишка.

– Тихо!

Тишка схватил Филиппа за рукава.

– Он убо шел от вешняка, и мы с ним разминулись! Брат, иде уговорились мы свидеться с нею! Еже онамо он делал? Он же! Он и погубил ее!

Филипп хмуро поглядел в сторону поселения, только сейчас открылся ему весь масштаб новой проблемы. Он оттолкнул Тишку, присел на бревно.

Тишка тем временем продолжал бесноваться.

– Надобе сыскать его, брат! – с жаром говорил он, взмахивая тощими руками. – Сыщем!

– Что? – не понял Филипп.

– Угомонись, отрок! – бросил хмуро Антон.

– Надобе отмстить! Сыскать страхолюда да снять выблядку голову! Я сам…

Филипп вскочил, схватил Тишку за горло, прижал к сосне.

– Ты еще не понял, придурок?! Ты в жопе теперь! У них здесь свой биом! Ты здесь никто. Тебе надо думать только об одном – как не сдохнуть! Ты понял меня?!

Тишка задыхался, по грязным впалым щекам катились слезы.

– Не слышу!

– Да-а… – Проблеял Тишка.

– Мы все в заднице по твоей вине, сраный Ромео! Я тебе говорил сидеть тихо, а не мозолить всем глаза с местной девкой!

За деревьями замелькали приближающиеся древорубы. Крики в поселении привлекли их.

Филипп выругался и отпустил Тишку.

– Будем уходить, брат? – тихо спросил Антон.

– Тогда они точно решат, что это наших рук дело… Работаем дальше. Никто не в курсе. И присматривайте за этим. – Филипп указал на Тишку.

– Давай вставай, – Бес схватил присевшего Тишку за шиворот, поднял и толкнул к поваленной сосне, – иди работай.

Двое древорубов ушли в поселение и не вернулись, остальные отыскали себе новую засеку в полверсте от старой и стволы теперь приходилось таскать с новой на старую. Прошло три часа, Филиппу так и не удалось заглянуть в поселение. Он присматривал за Тишкой, тот работал молча, только лицо его было хмурым и серым. Стемнело. Вышел старший из оставшихся древорубов и сказал, что работы закончены. Двинулись в поселение.

Еще издали увидели они меж темных стволов множество костров, и услыхали гул возбужденных голосов. Выйдя к недостроенной церквушке, Филипп увидел в центре поселения на небольшой площади большой костер и толпу людей – казалось вся община собралась там. Некоторые держали в руках факелы.

Древорубы направились к ним, Филипп же с братьями встали поодаль. Люди в толпе один за другим оглядывались на них. Стоявшие за костром светились страшными ликами, будто толпа распинателей на картинах, иных скрадывал мрак. Филипп знал, что его с братьями плохо видно во тьме, но жуткое чувство под натиском этих безмолвных взглядов охватило их всех. Старший древоруб что-то рассказывал Шумиле, указывая на них. Шумило слушал спокойно, иногда что-то спрашивал, кивал, бросая на Филиппа взгляды вместе с остальными. Толпа расступилась, пропуская вернувшихся с засеки древорубов, снимавших шапки и среди них у костра показались узкие дроги, на котором лежала на спине мертвая Анютка.

Тишка резко вздохнул и тотчас Филипп понял почему – прямо за дрогами стоял Меркул и скалился в красном свете костра, глядя прямо на него.

Шумило с тремя братьями тем временем отделился от толпы и направился к Филиппу. Антон и Бес, не сговариваясь выступили чуть вперед, прикрыв Тишку.

– Что случилось? – спросил Филипп у подошедшего Шумилы.

– Кто-то удавил девку у мельницы. – Ответил он, изучающе разглядывая Завадского.

Филипп посмотрел в сторону костра, где лежало тело.

– Очень жаль. – Сказал он спокойно. – Когда?

– До полдни броднила она подле мельницы. Бабы видели ее, да таже… Вы не видали али мочно слыхали еже бо?

– Нет, – Филипп покачал головой, и братья Антон и Бес покачали головами с ним в унисон, – мы весь день работали в лесу.

– А твой отрок? Оне вроде яко сыстнились [подружились] вмале накануне. Ино да мочно еже ведает?

– Он все время был с нами и ничего не видел.

Шумило глядел Филиппу в глаза. Завадский видел только половину его лица, освещаемую костром, вторая пропадала во мраке.

– У нее есть отец и мать? – спросил Филипп.

– Она сирота.

– Понимаю, горе есть горе. Можем ли мы чем-то подсобить?

Шумило поджал губы, глянул на своих братьев и осторожно коснулся руки Филиппа, шепнув в лицо:

– Отойдем, брат.

Они отошли во тьму.

– Вонми, – начал Шумило, – я ведаю еже вы работали и непричастные к злодеянию, инда наши древорубы овые бысти с вами весь день, врать не станут, обаче…

Шумило демонстративно поглядел на толпу у главного костра и продолжил:

– Обаче люди, убо сам ведаешь, не особо доверяют чужакам, да кольми якое зло ключилося, споро жаждут они расправы над виновниками.

– К чему ты клонишь, Шумило?

– Боле не годе вам работать полма дня. Заутро, брат, затемно надобе вам уйти.

Филипп понимающе кивнул.

– Уговор наш в силе, кляч да телегу вы получите, токмо… ты сулил за сие деньги.

– Да, но ты предложил вместо этого нам поработать.

Шумило вновь пристально поглядел на Филиппа.

– Ты разве още не уразумел, брат, еже новые невзгоды – новые протори [расходы].

– Хорошо, я заплачу рубль.

Шумило приблизил к Филиппу свое лицо, заглянул пристально снизу, обдав едким запахом лука.

– Нет, брат, ты видать и впрямь не уразумел.