Спаситель

– А ну же не плющи, выборзок! – закричал он. – Ин убо поделом – верно высекли тебя, язык что помело!

– Простите, братья старшие, обаче годе сказывать о сем. – Примирительно, но при этом твердо сказал Истома. – Нас всех выбросили в выгребную яму в своем же доме. Растоптали нас. Ты, Пеликан, все отдал безродным клевретам Карамацкого, еже строил всю жизнь. Откупщики ево обобрали тебя пуще разбойников. Но им и теперь мало! Они разоряют твой дом, твою семью, яко пауки, пока не сожрут тебя и твоих детей до костей. Ты убо отдал сына своего в закупные холопы? А ты быти зде большим промысловиком, твой товар покупали ни даже цины, хозяином Сибири зде быти, а стал кем? Рабом безродных вымесков!

– Довольно с меня! – купец схватил шапку, двинулся к дверям. Истома встал у него на пути.

– Ну, байник, пресноплюй, до нежды раны растревожил, а толку? – усмехнулся десятник Кроль. – То без тебя мы все сие не ведали? Благодари Бога еже…

– Тебе не смешно, Кроль?! – закричал Истома. – Ты теперь яко Филофей трусость свою буде волей Господа покрывати? Да не смущается сердце ваше и да не устрашается! О том толкуешь?!

– А что ты предлагаешь, сумасброд?!

Истома улыбнулся, положил руки на плечи стоявшему перед ним Пеликану.

– Сядь, Пеликан Давидович.

Купец повиновался, неохотно вернулся на лавку, но смотрел на Истому недовольно.

– Я присно думал о том и чаял уже будто ответа и не сыщу, пока не повстречал людей, овые зовут себя братьями. Они зде недалече, на юге живут уже так и вскоре буде и тут. Они построили град Солнца, забрали в область себе все ближние остроги, стязателей, проклятых – приказчиков и полковников насадили на пики и живут вровень между собой все – казаки, староверы, стрельцы, холопы, решая все братским кругом. Силы их нужа – целое войско и ежели сумели они, паче сумеем тщимшись и мы, убо ведаете сами, силы такие в нашей земле бо еже. Вы знаетесь с народом – с хрестьянами, просильцами, посадским людом, простыми казаками и стрельцами, ведаете яко растет их возмущение мытарями. Воевода, Карамацкий, клевреты их, откупщики, разбойники – еже одна ватага, овую скинем мы, елико тоже станем силою, единако братьями…

Троица надеявшаяся было получить дельный ответ, почувствовала себя обманутой, снова приуныла – переглянулась. Купец с бескомпромиссной уверенностью на этот раз натянул шапку, целовальник покачал головой, а десятник Кроль поворотив лицо в стену – цыкнул.

– Вонми-ка, Истома. – Сказал он. – Елико я живу, все слышу такие сказки. То царствие божие, то огнеопальное спасение, теперя во-ся Солнечный град. Блядство какое. Уж ты-то не зазорься, чай борода уже не первый год.

– Слыхивал я про тот град, да прав Кролюшка – слухи все это, – поддержал старого друга целовальник, – по молодости ты охоч да сказок, Истома, да мы уж за жизню наслухались всякого. Одно правдой оказалося – Стенькин поход, да и то погуляли недолго – четвертовали «царя народного» на Болоте. Ин ладно, пора мне.

Целовальник упер руки в колени, намереваясь подняться, но Истома взмахнул обеими руками.

– Обождите! А елико покажу я их вам и самолично они обо всем скажут?

– Кого?

– Новых братьев моих! Из Солнечного града!

На этот раз встали разом все трое.

– Ты уж прости, Истомушка, – сказал десятник, – не ведаю смогу ли вновь от служебных дел отлучитися, да паки ради бродяг, овые тебе яко отроку доверчивому лапши навешали.

– Не годе, Кроль, сызнова собираться. Зде они, выслушайте их, да поглядите сами.

– Иде зде? В лесу?! – удивился целовальник.

– Досталь умом тронулся! – махнул рукой купец.

Троица пошла к дверям, но прежде к ним подскочил Истома, и отворив, крикнул в мороз:

– Заходите, братья!

Сначала ничего не произошло, а после за дверью послышался приближающийся многоголосый говор. Троица замерла, глядя на приотворенную дверь. С громким скрипом она вдруг распахнулась и стали в избу один за другим входить крупные воины. Тут были Филин, Данила, Аким, Антон, братья Егор и Бартоломей, головорез Мартемьяна – Сардак и несколько бывших стрельцов и казаков из южных острогов. Кроль узнал в толпе, внезапно заполнившей тесную избу Андрея Носова – молодого десятника из отряда Пафнутия, одного из верных людей Карамацкого, который был отправлен полтора месяца назад принужать Причулымский и Ачинский остроги. Только кафтан его был непривычен для их сотен – не худ и залатан, а новенький, шерстяной. На ногах – кожаные расписные сапоги с загнутыми носками. На плече – иноземный дробовик с серебряными накладками, на поясе – сверкающая есаульская сабля. Остальные воины тоже как на подбор – крупные, сытые, добротно укомплектованные. Кое-кто в кожаных перчатках, а кто без них – при одном-двух перстнях на пальцах.

Однако больше всего поразило отступившую к лавке троицу – как по-свойски приветствовал их Истома и как они обнимали его в ответ, будто брата.

– Братья! – воскликнул Истома, показывая вошедшим воинам на троицу, – овые люди верные. Они знали отца моего. Знайте, верить им годе яко мне.

Кое-кто из «братьев» кивнул, троица тоже ответила неуверенными кивками.

– Андрей же ты?! – осторожно обратился Кроль к бывшему десятнику Пафнутия.

– Здравствуй, Кроль, – вальяжно кивнул ему бывший сослуживец.

– Верно ли сказывает Истома о Солнечном граде, и еже живете онамо вдосталь, а всех мытарей скинули на пики?

– Верно, – спокойно подтвердил Носов, – токмо зовется наш град Храмом Солнца.

– А еже сталось с Пафнутием и хлыщом его верным сученышем Феодорием Терпиловым?

– Пафнутия вздернули мы в Причулымском остроге, онамо дозде в петле болтается иным гостям в назидание, а извратнику Терпилову, что сечь любил казаков да стрельцов, отсекнули голову и скормили мартемьяновым свиньям.

Троица переглянулась.

– И живете в достатке?

– Яко никогда ни живали. У нас на всех целый град больше Тобольска.

– Никто не ущемляет?

– Ни даже. Поборы, ясаки сами себе платим.

– А правду сказывают, что посреди вас воевода некто разбойник и колдун Филипп, а при нем демонолицый черт во устрашение? – спросил целовальник Шелкопряд.

– Есть среди нас воин Филипп, – кивнул Данила, – токмо не разбойник он и не воевода, а брат нам яко и все мы промеж собою.

– А кто же правит вами?

– Ин никто не правит, сбирается круг и на ем все сказывают и решают братским советом.

Вперед выступил Данила.

– Ежели хотите быти хозяевами у себя и верно сказывает брат наш Истома, еже лютуют ваш воевода с рындарями, стало быть легко люд поднимете. – Сказал он.

– Токмо вздивиячитесь [будьте одержимыми], – добавил Антон, – хотите победить малой кровью, действуйте быстро и смело, яко нужники.

– Сице, с чего ж зачинать? – спросил Кроль.

Воины многозначительно замолчали, только Данила кивнул на стоявшего перед ним Истому.

– Зачнем с самых верных и надежных людей, братья, – обратился Истома на этот раз к троице, – опасно [осторожно] сказывайте еже видели, слышали, ничайте [склоняйте] людей, пущай ползет слух по слободам, посадам, монастырям и земствам, вонмайте веру еже они не одни, еже за ними нужа против бояр великая. А чрез седмицу повстречаемся сызнова, токмо приведите на сей раз людей [вящше] больше и таже [потом] скажу, что делати будем.

***

Подходя к воеводской коморе, письменный голова Семен Федорович Бутаков поправил кружевные манжеты голландского платья, которое позволял себе иногда надевать, несмотря на косые ухмылки дворни, протянул руку к дубовой двери, собираясь постучать, как вдруг внимание его привлекло движение справа. Бутаков повернул голову – из темного угла коридора молча взирали на него двое страшных рандырей Карамацкого. Семен Федорович чуть было не вздрогнул от неожиданности. И посем, они всякий раз зде таятся яко хорты в логове? – подумал он. Следом распахнувшая дверь воеводской коморы едва не сшибла его. На него выкатился тяжелый как огромное пушечное ядро Карамацкий, вращая бешенными глазами.