Спаситель

Васька перепугался до смерти, зайцем рванул налево, ощущая кислый привкус во рту и выступивший пот на спине. Через десяток шагов споткнулся о сухой ветровал в снегу, оцарапал ветками лицо, выронил пищаль и потерял шапку. Вскочил, стал с ужасом рыскать кругом. Повсюду только ветки, и каждая вторая мерещится пищалью, а схватишь – колкий сушняк. Шарил Васька руками во тьме, шарил, до крови изодрал их, и уже чуть не плакал от отчаяния, а пищали все нет. Пошел вперед и вдруг в пяти шагах увидел в снегу ветку, сунул руку – железо. И как улетела так далеко? Выхватив из снега холодную пищаль, Васька прижал ее к груди, и побежал уже во всю прыть, высоко поднимая ноги и вскоре совершил вторую ошибку – выбежал прямо к стоянке. Густой лес внезапно кончился и буквально в десяти саженях от него боком стоял перед избой бородатый стрелец-караульный. Васька замер как вкопанный. Стрелец, реагируя на шум стал оборачиваться, но как-то слишком расслабленно, что, впрочем, только добавляло Ваське страху. Через мгновение он увидит его и что делать – бежать? Стрелять? А заряжено ли? Он и позабыл. В любом случае, прахом из-за него пойдет все, поднимется преждевременный шум, поубивают братьев. И в самом деле – баляба. Он видел, как оборачиваясь, стрелец снимает с плеча мушкет, лицо его уже прямо устремлено было на Ваську. Сейчас заорет! Но стрелец лишь медленно опустился на колени, а затем рухнул животом на землю. В спине его торчала стрела.

Следом перед избушкой, из которой раздавался хохот, стремглав пролетела тень – будто черт верхом на горной козе. За нею уже выросли знакомые силуэты. Ваське показалось, что они будто соткались прямо там из тьмы, а теперь крались вдоль стены, по очереди пригибаясь под уютно светящимся низко прорубленным окошком. Васька узнал Данилу – тот деловито махнул кому-то напротив, и прошептал беззвучно губами – тотчас тьма с другой стороны соткала брата Афанасия, а следом и Августина. Словно коты, учуявшие запах рыбы, братья стояли, замерев у стены, вертя только одними головами. А где-то носился проклятый черт полукровка. То и дело слышался в ночи знакомый тихий свист его стрел. Да не все что ли в избе? – перепугался Васька. А если черт его примет за стрельца?

В следующее мгновение Данила широко махнул рукой и брат Афанасий ногой сокрушил дверь, братья тут же один за другим стали врываться в избу, раздались крики, следом сразу – пальба, рубильный звон, грохот, матерщина. Больше всего Ваську ошарашили страшные крики. Так кричат только чтобы заглушить страх, сражаясь насмерть. Крики эти окончательно привели его в чувство и он побежал к реке.

У берега фыркали запряженные лошади, нервничали, топтались – звуки боя пугали их. Васька подумал было, что их оставили у прибрежной коновязи на время – глупо держать лошадей так далеко от стоянки. Он бросил пищаль в ближайшие розвальни, раздал стрелецким лошадям по заранее припасенной морковке, погладил каждую по храпу и принялся распрягать первую. Знакомая любимая работа отвлекла его от криков и пальбы, и даже мороз как будто отступил. Руки уверенно раздергали узлы, сняли дугу. Освободив от саней одну лошадь, Васька взял сенца с саней, подкормил распряженную лошадь и поглядел в сторону избушки. За перелеском постройки не видать, только меж сосен поднимался густой грибовидный дым. Там еще кто-то стрелял и орал. Кажется бойня каким-то образом вышла за пределы избы – плохой знак. Орали с разных сторон. Васька отогнал подкативший страх и вернулся к работе, помогавшей ему брать себя в руки. Проверил ужи запряженных саней. Одна ему не понравилась – больно худая, того и гляди порвется, как понесут. Васька извлек из мешочка свежую ужу, примотал ею оглоблю поверх старой, завязал двойным мудреным узлом, поднялся и вздрогнул – прямо перед ним за санями стоял стрелец без шапки с растрепанной бородой, под распахнутым кафтаном вздымалась могучая грудь. Крупный, костистый, из-под крутых надбровных дуг жалит жесткий взгляд больших страшных глаз. Ростом – с лошадь, то есть на полторы головы выше Васьки.

Васька опустил взгляд на розвальни, увидел знакомый отломанный приклад и сам не зная как схватил пищаль, не очень ловко перехватил ее, но все же нацелил на стрельца, который уже огибал сани, приближаясь к нему. Увидев нацеленную на себя пищаль, стрелец замер.

– Ты чево-то, паря? – сказал он расплываясь в улыбке и слегка разводя крупные как весла руки в стороны. – Еже тщишься, не ворог я тебе.

– А ну не належай [не наступай]! – крикнул Васька. – Стой, иде стоишь.

– Стою-стою аз. Откель ты, паря?

– Сказано тебе – не плюскай!

Так молча простояли они с полминуты. Стрелец с застывшей улыбкой и поднятыми в локтях руками безотрывно смотрел на Ваську, доставляя тому дискомфорт, а потом среагировав на очередной истошный вопль поворотил лицо к берегу где вдруг стало светло от сильного пожара – должно быть задалась избушка.

– Во-то братяся [дерутся] мужики, – сказал стрелец так, словно бойня не касалась их обоих.

Васька тоже с напряжением посмотрел на берег. Меж сосен безумствовало яркое пламя, у пятачка стало светло как днем, но никого не видать, только крики в отдалении.

– Во-ся разумею, паря – отпустил бы ты меня с Богом, а? – осторожно попросил стрелец.

Где же они, с досадой думал Васька и что ему делать? А ежели придется стрелять? А ежели стрельцы побеждают, а не братья? Страх ужом заполз под кафтан, и Васька напрягся, чтобы не вздрогнуть. Убить глядя в лицо? Хватит ли духу? А если только подранит или того хуже – осечку даст? Этот здоровяк же голыми руками изломает его, как медведь. А ежели явится подмога стрельцу? Да заряжена ли вообще пищаль? Ему показали только раз, да раз он сам зарядить попробовал. А теперь и позабыл все. Васька начал паниковать.

Стрелец будто читал его мысли, будто видел насквозь – глядел большими круглыми глазами в упор, без страха.

– Отпустил бы ты меня, паря. – Повторил он. – У меня жена, ребятушки малые. Сиротами не оставь. Убо пойду я, еже тебе станется… Уйду в ночь, яко дух, никто и не видал.

– Да привяжи ты помело! – почти заорал Васька, и снова в нетерпении поглядел на берег.

В другое ухо надсадно ныла заверть, шкурила колючей крупой голую щеку и шею. Там на другом берегу нависал над Томью посеребренный лунным светом курган, словно гигантский бабр, готовый к прыжку.

Да что же там происходит! Уж больно долго! Живы ли братья?

– Не бери грех на душу, парень! Отпусти ты меня. – Жалобно просил стрелец.

Васька заметил, что он стал как будто ближе. Как он его подпустил?

– А, черт с тобой! Иди! – Васька мотнул пищалью и тотчас будто гора свалилась с плеч. Вот оно, правильное решение.

Стрелец же вместо того, чтобы дать стрекача, зачем-то стал его усердно благодарить, говорить неуместные банальности про «вовек не забуду», да еще кланяться стал – вот же остолбень.

– Да иди ты уже… – Процедил Васька.

Стрелец, продолжая кланяться как японец, стал отступать на Томь, через несколько шагов, не поднимая взгляда он развернулся и убежал во тьму. Васька дождался, пока в пугающих криках растворятся его шаги и вернулся к делам своим – надо было еще проверить подпруги.

Он положил пищаль в сани. Позади, совсем рядом раздался тихий треск – будто ледышка, попавшая под тяжелый каблук. Васька резко обернулся с запозданием понимая как же он глуп. Огромный стрелец стоял прямо перед ним. Отсветы пожарища страшно плясали в его застывшем улыбающемся лице.

Васька заморгал со страху глазами.

Следом стрелец набросился на него, оба упали в розвальни, Васька от навалившейся на него горы, чуть хребет не сломал о копыл. Лошадь с испугу пошла, неся их за собой. Тем временем гигантские ладони сомкнулись на тощей Васькиной шее дубовой колодой, борода стрельца лезла ему в лицо. В глазах потемнело.

– Во-то милость тебе, возгря сраная! – со зловонием извергалось ему в лицо, но Васька ничего не слышал – в ушах стоял какой-то внутренний свист, который слышал только он. Ни вдохнуть ни выдохнуть – Васька оцепенел от ужаса и разумом и телом. Понимал только что это все, конец.