Страница 35 из 51
Пустые гробы выносились на набережную и вновь укладывались на повозки.
Через двадцать минут процедура была закончена, возле суда остался я с пятидесятью бойцами-свидетелями, что обладали подвешенными языками и могли внятно рассказать судье о событиях ночного штурма логова шайки купца Носова, что еле переставляя ноги, поднимался по черной лестнице, ведомый под локти моими бойцами.
— Давай, Семен Васильевич, с Богом. — я хлопнул по плечу Фельдшера Загибова, что оставался старшим на похоронной процессии и вместе с вахмистром Куценко и начальником канцелярии Платоном Иннокентьевичем Муравьёвым нырнули в здание. Куценко отвечал за охрану здания за время судебного заседания, мы же с Муравьевым двинулись «в процесс».
Судья сидел в окружении двух заседателей. Один был выздоравливающий солдат из соседнего с нами госпиталя, которого выбрали общим голосованием несколько десятков раненых, а второй- худощавый, усатый рабочий лет пятидесяти, направленный рабочим Советом судостроительного завода. Когда наша «делегация» ввалилась в судебный кабинет, судья что-то негромко объяснял своим соседям.
Вообще, как бы не ругали царизм, но в части устройства мировых судов он был прогрессивен. В малограмотной стране бесплатные суды, куда мог, просто с порога обратится любой, даже не имея письменного заявление, это дорогого стоило.
Я представился занял небольшой столик сбоку от судейского, а подсудимые под конвоем были плотно усажены на длинную деревянную лавку. Задержанные выглядели, мягко говоря, не очень. У некоторых резче проявились морщины и прибавилось седины. Хотя им изначально сказали, что в гробы их запихивают только для их же безопасности, для транспортировки, мне кажется, что бандиты и анархисты в это не верили до момента, пока их не извлекли обратно на белый свет.
Ввиду того, что судья категорически отказывался выходить за свою компетенцию, что согласно Уголовному уложения 1903 года ограничивалась годом тюрьмы и пятистам рублями ущерба, и судить подсудимых за их реальные поступки, я обвинил задержанных в вооруженном захвате чужих квартир, без образования преступного скопища, зачитал суду список толпящихся на черной лестнице свидетелей, что учувствовали в ночном штурме здания, захваченного купцом Носовым.
После всех формальностей в кабинет ворвался, задержавшийся где-то, защитник Носова, который сходу потребовал немедленно освободить купца и его прихвостней, так как все предъявленные им обвинения необоснованно. Помещения купец с компанией занял на основании возмездных договоров, честно заплатив за каждую комнату. Ну а то, что цена несколько занижена, так на то и свобода договора, и равенство сторон. На судейский стол легло несколько листочков, из которых следовало, что жильцы квартир второго этажа спорного дома уступают предпринимателю Носову Илье Сергеевичу право пользования квартирами со всей обстановкой и вещами, на неопределенный срок, за пятьсот рублей ассигнациями, кои и получены при составлении договора, претензией друг к другу стороны не имеют.
Приобщил представленные защитой документы судья вопросительно посмотрел на меня. Настало время доказательств со стороны обвинения.
На стол перед судьями были выложены выписки из домовых книг, где было указано, что в квартирах второго этажа проживали не задержанные, а иные люди, показания жильцов квартир на третьем этаже злополучного дома о исчезновении жильцов, ранее проживавших на втором этаже и о угрозах, сопровождающих процесс выселения. В довершении всего были зачитаны показания владельца конторы ломовых перевозок, что ранее незнакомое лицо, впоследствии оказавшееся купцом Носовым, ворвавшись в сопровождении вооруженных людей в его контору по найму ломовых повозок, заставил его за сто рублей переписать право на контору и занимаемое ей помещение на указанного купца. Купец
Заслушав рассказы десятка милиционеров, судьи утомились и выкликнули свидетелей со стороны защиты. В судебный кабинет вошел уже знакомый мне моряк с «Гангута». Мореход был зол, видимо несколько часов ему пришлось провести на улице, безуспешно ожидая в засаде нашего конвоя.
— Кто вы? Назовитесь. — потребовал судья.
— Николай Плахов, гальванер линейного корабля «Гангут».
— Что вы можете рассказать суду относительно нахождения подсудимых в доме по улице Лиговской.
— Я про людей и нахождения в доме ничего не знаю, но четверых человек из организации анархистов Брянской губернии вы должны немедленно выпустить. Объединенная конференция организаций анархистов –максималистов и анархистов –универсалистов постановила… — моряк замахал каким-то листом с рукописным текстом.
— А ты, соленый, тут не шуми…- солдат из госпиталя оторвал от лежащего перед ним листа бумаги четверть, достал кисет, но, под укоризненным взглядом судьи спрятал все под стол и продолжил: — Ты доложи суду, что твои анархисты в чужой квартире делали ночью и куда хозяев их подевали? Если приехали в Петербург на вашу конференцию, то почему с бандюками оказались?
— Ты, сапог, хавальник свой закрой! — окрысился моряк: — Сидит тут, рот разевает! Мы ваш суд не признаем, потому как он старорежимный и…
Гальванер беспомощно оглянулся к дверям, откуда выглядывал знакомый мне «волосатик».
— Реакционный у вас суд! — волосатый анархист ввинтился в зал судебного заседания: — мы требовали революционного суда над нашими товарищами, а не этого посмешища.
— Вы кто, любезны? — судья растерянно посмотрел на меня.
— Если я не ошибаюсь, это гражданин Бодров, секретарь конференции анархистов-универсалистов. Разрешите, я задам ему несколько вопросов в рамках судебного заседания?
— Прошу!
— Господин Бодров, вы знаете этих людей? — я показал на белгородских анархистов.
— Да, это наши товарищи из Белгородской губернии, прибыли к нам на конференцию братских анархистских организаций…
— И на этом основании вы требуете их освобождения от ответственности?
— Мы не признаем старорежимные судилища и считаем, что сейчас имеет право на существование лишь новое, революционное правосудие, правосудие со стороны товарищей по партии.
Глава 17
Глава семнадцатая.
17 марта 1917 года.
«И ввел ее Исаак в шатер Сарры, матери своей, и взял Ревекку, и она сделалась ему женою, и он возлюбил ее…»
Ветхий завет. Бытие. Гл. 24
Я повернулся к судьям, но не успел открыть рот, как на анархистов вызверился заседатель- рабочий с судостроительного завода.
— А ты кто такой есть? — сухонький мужик встал со стула и стукнул по столу мосластым кулаком: — Ты, волосатый, откуда будешь?
— Я член…
— Вот именно, что член! — рабочий повернулся к остальным судьям: — Ну, с полосатым мне все ясно, у нас на заводе такие как он всю войну толкутся, не сколько помогают корабли чинить, сколько пакостят, лишь бы в море, против германца, их не выпихнули…
— Но-но, папаша! — моряк шагнул вперед, но тут же остановился — колыхнувшиеся штыки конвоя воззвали его к благоразумию.
— А вот ко второму у меня вопросы. — не обращая внимания на злобно сопевшего моряка, продолжил заседатель: — Сдается мне, что он и не Бодров вовсе, а Изя Ганиковский из Павлограда… Покажи документы!
— Я с таким обращением со мной мирится не намерен. — Бодров, или как его там, дернул за рукав моряка: — Пойдемте, товарищ Плахов, нам здесь делать нечего. Мы не желаем участвовать в этом позорном судилище и найдем способ выпустить наших товарищей из застенков. Держитесь, братья, час освобождения уже близок.
Когда за анархистами захлопнулась дверь, мировой судья объявил окончание судебного следствия, после чего, пару минут переговорив между собой, судьи встали.
— Суд выслушал представленные доказательств и, с учетом всех обстоятельств дела приговорил….- зачитав фамилии и имена подсудимых, судья: — к девяти месяцам тюремного заключения и выплате денежной компенсации в пользу потерпевших и отдела народной милиции Адмиралтейской части. Приговор может быть обжалован в течении четырнадцати суток путем подачи апелляционной жалобы в окружной суд. Заседание окончена.