Страница 19 из 81
— Это ты зря, — сказал Захар Михалыч с обидой. — Там не звери лютые сидят. Не знаю, как ты, Пал Палыч, — он повернулся к Соловьеву, — а я сегодня не усну, если мы не разобравшись накажем парня. Совесть не даст уснуть.
— Прими снотворное. Или тяпни сто граммов. Помогает, говорят.
— Кому как. А я считаю, что для успокоения совести нет лучшего средства, чем справедливость.
— Добывай ее, кто тебе мешает?
— Хватит, товарищи! — призвал к порядку Мочалов. — Голосуем два предложения в порядке поступления: первое — объявить Стукалову строгий выгорор с занесением в учетную карточку. Кто «за»?
Руку поднял один Соловьев.
— Понятно. Второе предложение: отложить разбор персонального дела коммуниста Стукалова до выяснения обстоятельств...
Проголосовали все, кроме Соловьева.
— Принимается предложение Антипова, — объявил Мочалов. — Я думаю, что ему мы и поручим...
— В яблочко! — воскликнул Соловьев радостно. — Поддерживаю! Заварил кашу, пусть и расхлебывает.
— А чтобы соблюсти полную объективность, в помощь Антипову я предлагаю коммуниста Соловьева, — сказал Мочалов.
— Меня?! — Соловьев вскочил.
— Именно. Поскольку вы как бы на разных позициях, а люди оба принципиальные.
— Но у меня нет свободного времени.
— Времени ни у кого нет.
— Михалыч пенсионер.
— Что ты сказал?! — взвился старый Антипов и тоже вскочил со стула. — Ты, что ли, меня на пенсию отправил?.. Да я тебя переработаю! Сначала ты уйдешь, а потом я. Нашел пенсионера!
— Прости, нечаянно вырвалось... — смутился Соловьев. — А за то, что втянул меня в это дело, век тебе не прощу, Михалыч.
— Мне твое прощение, Пал Палыч, как субботе пятница. Обойдусь.
— Чур без рукоприкладства, чтобы не пришлось разбираться с вами, — пошутил Мочалов.
— Договоримся по-хорошему, — сказал старый Антипов, подмигивая Соловьеву.
— С тобой договоришься, — отвернулся тот. — Ты у нас как памятник без пьедестала.
На другой день прямо с работы Захар Михалыч пошел к Стукалову в общежитие, где жили молодые специалисты. Он не имел какой-нибудь ясной цели, просто хотел поговорить. У себя дома люди обычно раскрываются легче.
Стукалов был в комнате один. Похоже, он не оченьто обрадовался, увидав старого Антипова.
— Не прогоните, Алексей Петрович?
— Наверно, не имею права?
— Почему ж? Вы меня не приглашали, ваше право принять нежданного гостя или прогнать.
— Мне безразлично, — сказал Стукалов. — И называйте меня на «ты», ведь я вам в сыновья гожусь.
— Мало ли кто кому в сыновья годится! — Захар Михалыч внимательно оглядел комнату. Чисто, аккуратно, все прибрано. Не подумаешь, что здесь живут два холостяка. — Хорошо у вас, — сказал он удовлетворенно.
— Нормально, не жалуемся.
— А сосед кто?
— Борис Нечаев.
— Да ну? — почему-то удивился Захар Михалыч. Нечаев работал сменным мастером в кузнице. — Дружите?
— Трудно сказать. Мы с ним скорее приятели, чем друзья.
— Что же так?
— Разные люди. — Стукалов пожал плечами. Ему совсем не хотелось поддерживать этот ненужный, как он считал, разговор.
— Что люди разные, не беда. Люди все разные, Алексей Петрович. С виду вроде похожи, а вообще разные. С таким, как сам, и дружить, наверно, скучно. Все равно что с самим собой. Обдумал?..
— Нет. Думай не думай, Захар Михайлович, сто рублей не деньги.
— Однако их нужно заработать.
— Это я к слову. Спасибо, что заступились, только напрасно вы затеяли. Честное слово, напрасно.
— В жизни ничего не бывает напрасно, — возразил Захар Михалыч. — Все с пользой. Вот я пришел, посмотрел, как вы тут живете-можете, и в этом тоже есть польза. Чем больше знаешь, тем больше видишь. А меня ты не смущайся. Я старик уже, всякого повидал на свете — и хорошего, и плохого тоже...
— Какой вы старик!
— Старик, старик, — вздохнул он. — Почти шестьдесят годочков. Внуки большие. Не успеешь оглянуться — правнуки появятся. Дожить бы только... Не пойму я никак, Алексей Петрович, что вы могли не поделить с Николаем Иванычем? По работе что-нибудь?
— Вы его знаете? — спросил Стукалов настороженно.
— Давно знаю, — ответил Захар Михалыч. — Ты здешний? Что-то я не припомню...
— Приезжий. По распределению.
— Тогда понятно. И какие же у вас общие дела?..
— Общие?.. — Стукалов как-то нехорошо усмехнулся, и старому Антипову показалось, что он сейчас раскроется, расскажет всю правду.
В этот момент скрипнула дверь, и в комнату боком вошла девушка.
— Ты не один?.. — растерянно пробормотала она, увидав Захара Михалыча, и попятилась назад. — Я потом зайду, попозже...
— Ладно, — сказал Стукалов.
— А мы уже все дела закончили, — поднимаясь, сказал Захар Михалыч. — Всего хорошего, Алексей Петрович. Не забудьте о моей просьбе. До свиданья. — Он кивнул девушке.
В сущности, ему больше нечего было делать здесь. Все ясно. Он не мог ошибиться, память на лица у него всегда была отменная — девушка, пришедшая к Стукалову, младшая дочка Бубнова. Значит, у них любовь?.. Значит, есть все-таки общие дела с Николаем Иванычем? Потому Стукалов и не захотел рассказывать правду на партбюро, чтобы не впутывать в эту историю ее. Молодец парень! По-мужски поступил. Но что же у них произошло с ее отцом?..
Захар Михалыч вспомнил, что Нечаев работает сегодня во вторую смену. Есть возможность немедленно поговорить с ним, покуда они не сговорились со Стукаловым. Должен же он что-то знать, раз живут вместе.
Нечаева он нашел в молотовом пролете.
— Девушка, которая к Лешке ходит? — переспросил, уточняя, Нечаев. — Бубнова Ольга. А что?
— Дело тут одно...
— В следователи переквалифицировались?
— А ты не зубоскаль. Что у них происходит?
— Подробной картины создать не могу, — сказал Нечаев, разводя руками. — Лешка человек скрытный, себе на уме. А Оля... По-моему, она по уши в него втрескалась.
— Любит, что ли? — Захар Михалыч поморщился. Терпеть он не мог всяких жаргонных словечек, за что ругал часто и старшую внучку, которая приносила домой эти словечки с улицы.
— Со страшной силой! — уверенно ответил Нечаев. — Или я ни черта не понимаю в женщинах...
— В этом-то можешь не сомневаться, — улыбнулся Захар Михалыч.
— А ее предок, как его?..
— Кто, кто?
— Родитель, стало быть. Он ненавидит Лешку всеми клетками своего насквозь прогнившего организма.
— Ты бы поосторожнее о людях, — неодобрительно сказал Захар Михалыч.
— В гробу я его видел! Он Лешку к дому ближе чем на ружейный выстрел не подпускает, собакой травит. Прямо современные Ромео и Джульетта. Я бы на месте Лешки начхал на этого жлоба. Правда, мне Ольга не нравится, не в моем она вкусе, но раз он не может жить без нее... А‑а, слабохарактерный он, размазня! Прежде чем сплюнуть, неделю размышляет, насколько это нравственно. Отымка, одним словом.
— А это еще что такое?
— Отымка-то?.. — Нечаев рассмеялся. — Фольклор, Захар Михайлович! Моя бабушка так тряпки называла. Еще будут ко мне вопросы или я могу быть свободным?
— Стукалов любит ее?
— Об этом посторонних не спрашивают.
— Верно, — согласился Захар Михалыч. — А что у них с ее отцом произошло, не знаешь?
— Вроде бы Лешка дал ему по рукам, хотя нужно было врезать по морде, чтобы на всю жизнь запомнил. Таких жлобов учить надо, приобщать к культуре! Эй, куда прешься?! — закричал Нечаев на мужчину, который спокойно шел по пролету. — Жить надоело?!
Тревожно ударил колокол. Мужчина отпрянул испуганно. Мимо него, едва не задев, проплыла поковка вала, подвешенная на цепях, — потащили на термообработку.
— Бродят тут!.. — Нечаев выругался. — Потом отвечай за них перед прокурором. А Лешку нужно выручать, Захар Михайлович. Он за себя не постоит. Раззява, каких свет не видал с рождества Христова.