Этот большой мир

– Но если грузы на станцию будет доставлять так просто, то зачем же на орбите ещё и гидропоника? Не легче ли возить свежие овощи и фрукты с Земли?

– На всякий случай, студент, на всякий случай. И потом – будет ведь ещё постоянное поселение на Луне, и когда ещё там смонтируют приёмный «космический батут»? А вот провизия и кислород понадобятся сразу. Его ведь тоже будут строить с размахом, не на десяток-другой учёных, а сразу на несколько сотен обитателей – так что и гидропоника ох, как пригодится!

– Скажите, Геннадий Борисович… – Димка замялся, но всё же решился спросить. – Почему вы мне так легко всё это рассказываете? Ведь раз никто – из обычных людей, я имею в виду, – не знает ни о гобийском артефакте, ни о лунной находке, ни об истинной подоплёке «Программы Трёх», то, значит, всё это держится в секрете? А я ведь всего-то подписку о неразглашении давал…

Собеседник покосился на Димку – на этот раз без тени иронии.

– Подписка – дело серьёзное, и я бы не рекомендовал с ней шутить. Но дело, конечно, не в подписке. Ты прав, разумеется: вся программа наглухо засекречена – «чернее ночи», как говорят наши американские коллеги. Но сейчас работы вышли на такую стадию, когда в них задействовано очень много людей, и скоро скрывать что-либо станет уже невозможно. Так что в течение ближайших двух месяцев о программе «Великое Кольцо» – такое официальное название она получит, решение на этот счёт уже принято – будет объявлено с трибуны Генассамблеи ООН. А после этого… – инженер снова улыбнулся. – После этого, друг ты мой Дмитрий Олегыч, наш мир изменится до неузнаваемости.

Вот он, сбывшийся кошмар попаданца: оказаться в мире, на первый взгляд, в повседневных, бытовых деталях неотличимый от того, ты оставил – и внезапно выяснить, что на фундаментальные сущности это сходство не распространяется! Что послезнание твоё не стоит выеденного яйца, что многое здесь, от карьер политических деятелей до тенденций технического прогресса, пошло по иной колее. И даже книги здесь пишут – и будут писать! – другие. Нет, не принципиально иные, но всё же, отличающиеся от тех, что тебе известны. К примеру, ефремовский «Час «Быка», в моей реальности вышедший в виде отрывков в технике Молодёжи» в шестьдесят, кажется, восьмом году – надо будет отыскать этот номер в библиотеке, хотя я и без того уверен, что увижу там совсем другое произведение, мало похожее на то, чем я зачитывался в своей юности. А с чего бы ему спрашивается, быть тем же самым? Я, конечно, тот ещё литературовед – но знаю, что в «том, другом» варианте истории «Час Быка» создавался под впечатлением культурной революции в Китае. Впрочем, не буду настаивать: может я и не прав, и могучий интеллект Ивана Антоновича обошёлся бы и без столь явных ассоциаций. Возможно и то, что он сознательно представлял свой роман как антимаоистский, на что ясно указывали журнальные иллюстрации, заранее предвидя обвинения в идеологических ошибках и клевете на советскую действительность – привет Юрию Андропову, поднявшему этот вопрос на заседании Секретариата ЦК… И недаром, наверное, Ефремов так высказывался о своём творении: „Ярая книга! Пропитана яростью, которая накопилась у нас. Это удивительно! Я их понять никак не могу. Они рубят сук, на котором сидят…“

Но ведь здесь этот сук никто не рубит, верно? Ладно, бог с ним, с Китаем, в котором «культурная революция», хоть и состоялась, но обошлась без иных уродливых перегибов и, соответственно, не вызвала такой реакции в нашей стране. Сам СССР стал другим за эти двадцать восемь без малого лет – если принять за точку бифуркации обнаружение «звёздного обруча» гобийской экспедицией Ефремова, что тоже, строго говоря, далеко не факт. История вышла… светлее, что ли? Добрее к людям и их судьбам? Мне трудно подобрать подходящие определения, но факт остаётся фактом: Карибского и Берлинского кризисов здесь не случилось, Вьетнамская война, как я уже успел выяснить, хоть и состоялась, но в «лайт-версии», без того ожесточения, что в «нашей реальности» – да и закончилась она на три года раньше. Да, ядерные субмарины с межконтинентальными ракетами на борту всё ещё бороздят океаны и прячутся подо льдами, а другие ракеты ждут своего часа в бетонированных стартовых шахтах – но, похоже, угрозу ядерной войны никто больше не рассматривает всерьёз, а ядерное разоружение, полное или частичное – не более, чем вопрос времени. Чехословацких событий шестьдесят восьмого здесь тоже не случилось, обошлись полицейскими мерами. Скорее всего, примерно так же было и в Венгрии. Не было, надо полагать, и Новочеркасского расстрела, не в последнюю очередь спровоцированного идиотскими решениями лысого кукурузника – а ведь все эти невесёлые события как раз и пришлись на то время, когда Иван Антонович работал над своим романом…

Для меня же вывод более, чем очевиден: обычное для попаданца занятие вроде «спасения СССР» тут не прокатит. Потому что – не от чего его спасать! Я иронизирую, разумеется, но ведь то, что я успел узнать и увидеть собственными глазами более всего напоминает тот светлый, полный надежды и грандиозных ожиданий мир, из которого стартовали космонавты "Зари" – и неудивительно, что здесь этот фильм практически не отличается от того, что я видел в своём детстве. Или – прошлое той Земли, где жила Алиса Селезнёва, и летали по галактике звездолёты и был в Москве удивительный «КосмоЗоо»…

Размечтался? А как не размечтаться, если в недавнем выпуске «Очевидного-невероятного» Капица долго и пространно рассуждал, когда люди доберутся до Юпитера и Сатурна – через три года, или всё же придётся подождать ещё десяток лет? А потом мы до хрипоты спорили о том же на занятии кружка юных космонавтов? И ведь не на пустом месте спорили – руководитель кружка развесил на доске плакаты, демонстрирующие действие «орбитальной катапульты» и долго объяснял, каким образом это устройство приблизит человечество к Дальнему Космосу. Кстати, оказалось, что специалисты называют его «космическим батутом» – услыхав это, я хрюкнул, сдерживая смех, поскольку на память немедленно пришёл язвительная рекомендация Рогозина, данный в своё время американцам: «летать на орбиту с помощью батута». Выходит, здесь его совету последовали?

Всё это здорово, разумеется, но мне, попаданцу, что теперь прикажете делать? То-то, вот и я понятия не имею. По всему выходит – просто жить. Жить – и радоваться тому, что здесь вполне могут сбыться те надежды, которые не сбылись там.

Но может, я чего-то ещё не знаю, и на самом деле картина не столь радужная? Как говорили, в недоброй памяти девяностых: «Если ты не понимаешь, кто в схеме лох, это значит что лох – ты сам». Что ж, как говорят в Одессе – будем посмотреть…

– Не секрет, что за семейные обстоятельства такие, что надо пропускать целый учебный день?

Разговор состоялся на следующий день, после пятого урока, которым был русский. Я передал классной дедову записку, получил официальное разрешение не приходить в школу в субботу, так что на вопрос свободно можно было и не отвечать. Но – зачем?

– Дед собирается в Запрудню, это посёлок под Москвой. Там его родня – живут, работают, и всё такое… Дед ездит иногда к ним в гости и вот, решил взять меня с собой.

Строго говоря, я сказал правду: в Запрудне немало дедовых родственников, и даже егерь дядя Семён, служащий в местном охотхозяйстве, приходится деду сколько-то – юродным то ли племянником, то ли братом. Хотя – чего мне скрывать? В конце концов, истинную цель этой поездки при некотором полёте воображения можно воспринять, как стремление пойти по стопам иных русских писателей, немало когда-то походивших по среднерусским лесам с ружьишком и собакой.

– А ещё мы собираемся поохотиться. Собаку вот попробовать, как она по вальдшнепу будет работать… Молодая ещё, года нет. Учить-то её учили, а на настоящую охоту до сих пор не брали – надо же когда-то и начинать? Да вон, Титова её видела, мы живём в соседних домах и каждый вечер вместе собак выгуливаем…