Этот большой мир

Димке Ветрову, считавшему себя (и не без оснований!) поклонником и большим знатоком научной фантастики, Ленинск живо напомнил город-космодром Мирза-Чарле, описанный братьями Стругацкими в повести «Стажёры». Всё здесь было такое же: и огромные грузовики, тянущие прицепы-платформы с контейнерами, и ряды складов-пакгаузов на окраине, и, главное – люди, по большей части, молодые, от студентов в брезентовых, исполосованных надписями и эмблемами куртках-стройотрядовках до инженеров, сотрудников космодрома, и офицеров разных родов войск, которых в Байконуре тоже было великое множество.

Не было, правда, злачных мест, вроде описанных в повести бара "Ваш старый Микки Маус", но этот пробел вполне замещали кафе на центральной площади и двух выходящих на неё бульварах. В одном из них Димка с удовольствием съел три шарика отличного, не хуже чем в московском «Космосе», мороженого, которое молодая, улыбчивая официантка подала ему в блестящей вазочке из нержавеющей стали.

А вот иностранцы в городе как раз были, и в немалом числе. В общежитии, где разместили практикантов, целое крыло было отведено американцам, студентам из Калифорнийского Технологического института, прибывшим на Байконур на практику по обмену. Димка знал, что в Штатах, на космодроме мыса Канаверал находится сейчас группа наших студентов – он и сам рассчитывал попасть в её состав, да помешало слабое знание английского. Это тоже была одна из зарубок, сделанных им на будущее: сотрудничество СССР и США в космической области развивалось стремительными темпами и без отличного знания английского, который наравне с русским становился международным языком общения в космосе, делать в этой отрасли, похоже, нечего.

Хватало на улицах и женщин, и не только из числа сотрудников космодрома. Горожане, обитающие по соседству с самым крупным на планете «звёздным портом», жили обычной жизнью: рожали и воспитывали детей, домохозяйки ни торопились куда-то с авоськами и хозяйственными сумками; мамочки выгуливали коляски с малышами, а несколько раз мимо Димки пролетали стайки загорелых до черноты мальчишек и девчонок. Одна из таких стаек пронеслась вдоль улицы и Димка, поравнявшись с ними, услышал, как ребята громко обсуждают предстоящее купание в реке. «Надо бы тоже сходить, искупаться. – подумал он. – А то в арыке за зданием общежития, вода грязная, да и нет её почти, а душ, хоть и действует исправно, не в состоянии принести удовлетворение.

А солнце здесь злое, неприветливое. Хотя на календаре всего-то середина апреля, и по ночам порой становится довольно зябко, – но днём город, закованный в асфальт и бетон, прокаливается сверх всякой меры, становясь совершенно непригодным для жизни. На реку, что ли, сбегать, в самом деле? Да, пожалуй; только лучше подождать, когда спадёт дневная жара и позвать с собой ребят. Если повезёт, то в магазинчике рядом с общежитием можно взять пива, но это вряд ли, к вечеру обычно всё разбирают. И ладно, и обойдёмся – главное, можно будет погрузить усталое тело в какую ни то, а всё же проточную воду, и наплаваться, наплескаться вдоволь. А потом натянуть рубашку прямо на мокрое тело и так и идти через половину города – а когда вернёмся в общагу, то повалиться на койку, не забыв хорошенько запечатать окно, чтобы не проснуться с утра с отвратительным скрипом на зубах и с бровями и шевелюрой, словно припорошенными серым пеплом.

Пыль… здесь всюду пыль. А что делать? Никто не обещал лёгкой жизни будущим покорителям межзвёздных просторов!

За спиной бодро затарахтело.

– Дима? Ветров?

Молодой человек обернулся – пока он гадал насчёт похода на реку, сзади подкралась жестяная коробка с гайками, именуемая ЛуАз – 969 «Волынь». Незаконнорожденное дитя оборонки, прямой потомок ТПК, «транспортёра переднего края», моторизованной тележки, способной взять на борт кроме водителя, пару носилок или шестерых сидячих раненых, оснащённой полным приводом, лебёдкой, и способной, к тому же, плавать, в гражданском варианте превратилось в уродливое средство передвижения, которое и автомобилем-то не у всякого язык повернётся назвать. В крупных городах вроде Москвы или Ленинграда эти угловатые уродцы, похожие на детские педальные машинки, зачем-то увеличенные в несколько раз, попадались нечасто. А здесь, в Ленинске, да и на самом Байконуре они чуть ли не на каждом шагу – эти неприхотливые машинки, выкрашенные в цвет горохового супа, выдают в личное пользование сотрудникам среднего звена, по большей части, инженерам, занятым на космодроме, сборочном заводе и многочисленных вспомогательных службах. При отсутствии нормального общественного транспорта (здесь его заменяют заморенные служебные ПАЗики, совершавшие рейсы по неопределённому расписанию) это чуть ли не главное средство передвижения по городу – вместе с многочисленными мотороллерами и велосипедами, на которых не стесняются разъезжать даже военные.

– Ты сейчас в общежитие? – Геннадий Борисович перегнулся через боковое сиденье и приоткрыл низкую трапециевидную дверцу. – Давай подвезу, мне как раз в ту сторону.

Идти Димке всего ничего, квартала три, но отказываться было неловко. Он кивнул – «спасибо, ГенадьБорисыч!» – и забрался в открытый кузов – временный владелец транспортного средства не стал утруждать себя установкой брезентового тента, который всё равно не спасал от вездесущей пыли. Инженер повернул торчащий в жестяной приборной панели, ключик-крохотульку. Двадцатисемисильная «запорожская» четвёрка знакомо закашляла (у Димкиного отца был горбатый «Запорожец»), звук отразился от голого металла кабины, ЛуАЗ снялся с места и резво выкатился на проспект.

До общежития доехали меньше, чем за пять минут, и за это время Димка успел изрядно наглотаться пыли. Прощаясь, Геннадий Борисович пожал ему руку и спросил:

– Я слышал, ты, вроде, интересовался возможностью распределиться после диплома сюда, на Байконур?

От неожиданности Димка, как раз выбиравшийся из машины, споткнулся, с трудом удержавшись на ногах. Ну да, он говорил о чём-то таком, но только в компании других студентов, но ни в коем случае не при «старших товарищах», вроде аспиранта Хохлова, куратора практики. А вот на тебе, Геннадий Борисович откуда-то знает?..

– Да ты не переживай, я не против. – инженер, заметив Димкино замешательство ободряюще улыбнулся. – Хотел даже обсудить это с собой, но сейчас совершенно нет времени. У вашей группы на завтра что намечено?

– С утра нас повезут на космодром, на новый стартовый стол. Потом обед и самоподготовка в библиотеке! – с готовностью отрапортовал Димка.

– Ясно. – Геннадий Борисович сделал пометку в извлечённом из нагрудного кармана рубашки с блокноте. – Новый стартовый стол – это хорошо, это в тему. Вернётесь вы, надо полагать часам к трём, потом обед, ещё часик накинем на библиотеку… Давай поступим так: когда закончишь со своими делами – сразу не уходи, посиди, что ли в кафетерии, там пирожки вкусные…. Я освобожусь в половину шестого и буду ждать внизу, в холле. Хочу тебя кое с кем познакомить.

Удивительно, но сцена с ножом продолжения не имела. То есть настороженные взгляды одноклассников никуда не делись, но вчерашнего страха (а то и откровенной вражды) в них уже не наблюдалось. То ли сработала импровизация с «мексиканским танго», то ли свою роль сыграло то, что история была последним, пятым уроком, и после него все разошлись по домам – но до учителей эта история не дошла. Поправка: пока не дошла. На этот счёт я не питал иллюзий: кто-то наверняка поделится, да и родителям многие уже рассказали, а те молчать не станут. Но расследования по горячим следам не случилось, а это уже немало. Что наплести потом, я как-нибудь соображу, не таким бобрам лапшу на уши вешал – и ничего, глотали…

Кулябьев и Черняк держатся от меня подальше. Может, и стоит закрепить достигнутый успех, наложив заключительный штришок типа «ну что, Олежик, пуговички мама пришила, или сам расстарался? Поди, пальчики все исколол? Ну, так это не страшно, иголка не перо, заживёт…» но по здравому размышлению я решил воздержаться. Судя по затравленным взглядам, оба и так дошли до нужной кондиции, и проблемой быть перестали, во всяком случае, на обозримое время. Меня это вполне устраивало, поскольку голова была забита другим – сегодня вторник, занятие в кружке Юных космонавтов. И как только прозвенел звонок с последнего урока, со всех ног бросился вниз – и через четверть часа уже отпирал дверь квартиры.