Страница 4 из 14
– Кто ж не знает! Деньги!
– Вот смотри. Ты кроме Сережиной машины еще Сашину, электрика нашего, вымоешь. Ты ее не царапал, поэтому бесплатно мыть не должен. Саша ногу сломал, а у сестры его свадьба завтра. Машина нужна будет. Вот если ты ее вымоешь, я тебе заплачу. А ты уж сам решишь, куда эту денежку потратить.
– Да куда ее потратить, даже на кино не хватит.
– А чтобы на кино хватило, можешь еще парочку машин помыть. Вот и наберешь.
– А кто захочет, чтобы я ему машину мыл? Я и соседей не всех знаю.
– А ты объявление напиши. А я подпишу. Вот тебе и будет, как ее… реклама!
На следующий день на всех подъездах красовались кривовато написанные от руки объявления: «Вымою Вашу машину. Цена – пятьдесят рублей. Обращаться к Зинаиде Семеновне. Миша». Внизу стояла подпись: «Ручаюсь. З.С.»
Баба Зина принимала заказы на Мишкину мойку. Через пару недель он сидел на лавочке рядом с ней и считал выручку.
– Триста пятьдесят рублей.
– Хватит на кино?
– Хватит. Только мне теперь жалко тратить. Я лучше собирать буду.
– На что? Купить что-то хочешь?
– Самокат хочу, как у Гришки из третьего подъезда. Спортивный такой. Только он дорого стоит. Мамка сказала, что мне его не видать как своих ушей.
Зинаида покосилась на лопоухие, обгоревшие на солнце уши Михаила и фыркнула.
– Вот и докажи мамке, что ты сам можешь заработать. Пусть не все, но хоть что-то. А она добавит, если не хватит.
– Не добавит, – Мишка нахмурился. – Откуда у нее?
– Не твоего ума дело. Ты знай свое, собирай. Понял теперь, как денежка достается? То-то. А с мамкой твоей я поговорю.
Зинаида, конечно, не стала рассказывать Мишке, что точно знает, где Светка возьмет деньги, чтобы купить ему вожделенный самокат. Алименты, которые непутевый Мишкин отец платил пусть нечасто и понемногу, все до копеечки лежали у Светки нетронутыми. Бывшего своего мужа, гуляку и выпивоху, Светка все еще любила, но жить с ним отказалась наотрез.
– Вот что за человек, теть Зин, вот ты скажи? Дом есть, жена есть, сына просил – родила. Что еще ему надо? Ведь сама знаешь, я и готовлю хорошо, и дома у меня всегда порядок, а вот поди ж ты, все чего-то ищет. Сам не знает чего… – Светка вытирала злые слезы, сидя на лавочке рядом с Зинаидой. – Если бы он пришел, повинился, разве ж я стала бы его дома лишать? Жили бы! А так… И Мишка без отца растет, и я никого к себе подпустить не могу. Ни одному мужику больше не верю и не поверю уж никогда.
Зинаида похлопала Светку по коленке, утешая, а сама думала о том, какой красивой была молоденькая Светланка, когда выходила замуж за Сергея. Как прятала глаза от смущения, когда на свадьбе громко кричали «горько!». Как гордо носила она Мишку и как горько плакала, когда узнала, что Сергей собрал вещи и переехал в соседний район к новой «женке». Мишке не было тогда и двух лет. Как на глазах менялась Светка, превращаясь из скромной и улыбчивой девушки в молодую скандалистку. И ни разу Зинаида не позволила никому осудить Светлану. Тихонько разговаривала с ней, уговаривая быть помягче, поспокойнее. Но стоило кому-то заикнуться в сторону Светы, как тут же Зина закрывала рты безапелляционным:
– Свое бревно вытащи сначала, потом на других пеняй! Не тебе судить!
Светка об этом, конечно, не знала, но догадывалась. И поэтому никогда Зинаиде не перечила, зная, что та ее жалеет. Никому себя жалеть Света не позволяла, а здесь сама не понимала, почему не возражала. Если бы спросила, то услышала бы:
– Так жалеть – по-русски значит любить. Что ж тут удивительного, что я тебя жалею?
Жалела Зинаида всех, кроме себя. Эта удивительная смесь из любви и жалости была для Зины смыслом ее жизни.
Только к себе жалость у нее закончилась в тот самый день, как невестка Зинаиды стиснула ее руку в последний раз и прошептала:
– Мама, не бросай его! Слышишь? Не смей!
Катя болела долго. Боролась как могла, понимая, что единственный сын останется сиротой. На Зинаиду Катя особо не надеялась поначалу. После того как единственный сын Зины утонул, спасая друга, та совсем сдала. Днями напролет лежала, отвернувшись к стене, и совершенно не обращала внимания на то, что происходит вокруг. Катя, которая боялась Зинаиду как огня и терялась каждый раз, как та смотрела в ее сторону, собрала вещи и переехала к свекрови.
– Что ж вы, мама, совсем себя запустили? А внука кто нянчить будет? У меня, кроме вас, никого! Или мне у чужих людей помощи просить? Митя не простил бы мне такого.
И Зинаида встала. Внук занял все ее время и мысли. Катя не мешала, понимая, как необходимо сейчас держать Зинаиду хоть чем-то. А ручки у Андрея Дмитриевича оказались очень цепкими. Держал он бабушку крепко и отпускать не собирался.
– Баба! – первое слово внука стало для Зинаиды самым главным подарком в жизни.
Погрузившись в заботы о внуке, она напрочь упустила из виду невестку. И когда Катя первый раз потеряла сознание, вывернув на пол почти готовый борщ и чудом не обварившись, Зинаида вдруг осознала, как слепа она была все это время.
– Катюша, доченька, ты что?!
Следующие четыре года стали для Зинаиды настоящим испытанием. Она носилась по больницам, успевая и присматривать за Катей, и заниматься внуком. Ничего и никого не стесняясь, она шла на поклон к любому, кто мог хоть как-то помочь Кате. К сожалению, все усилия Зины оказались тщетными и Кати не стало.
– Не успел ты толком намамкаться… – заливалась слезами Зинаида, обнимая внука.
Попрощавшись с Катей, она проснулась на следующий день совершенно другим человеком. Не было больше той Зинаиды, которая могла позволить себе лежать, перемалывая свое горе по крупинкам. Глядя на спящего внука, она поняла, что с этого дня жалеть себя ей больше не придется. Времени не будет.
Андрюшка рос очень живым, шкодливым, но в то же время все понимающим. Зинаиду он жалел и старался, как мог, по-ребячьи радовать. То открытку в садике нарисует, то пол вымыть пытается. А уж когда Зинаида его к кухне допустила – счастью предела не было. В шесть лет Андрей мог нажарить такие блинчики, что даже Зина ахала.
– У меня такие не получаются!
Бабушка нарадоваться не могла, глядя, как растет этот мальчишка, одновременно похожий и на мать мягкостью и добротой, и на отца – силой слова и твердостью там, где дело касалось справедливости. Окончив школу, Андрей отслужил, выучился и теперь работал шефом в одном из лучших ресторанов города. Он давно уже не жил с бабушкой, но неизменно дважды в неделю приезжал к ней, чтобы выслушать ворчание:
– Опять понавез деликатесов! Андрейка, ну не ем я твоих гадов! Вот если бы ты мне котлетку привез – тогда да.
– И котлетку, и тефтельку, все привез, бабуль! Ты только ешь, пожалуйста.
– Куда ж я денусь? Если ты готовил, как же я откажусь? – Зинаида усмехалась и ставила на стол блюдо с маленькими румяными пирожками.
– Ба! Что ж ты со мной делаешь! – Андрей со стоном усаживался к столу. Такие пирожки ему не давались. Сколько раз он пробовал, стоя рядом с бабушкой, готовить их, а все не то выходило. Главного секрета он так и не смог поймать.
– А нет его, Андрюшенька! Я для тебя готовлю, вот и получается вкусно.
Зинаида смотрела, как ест внук, и мечтала о том, как будет кормить правнуков такими же пирожками. Половинку свою Андрей нашел, а вот с детьми не спешил.
– Бабуленька, все будет! Время нужно. Или тебе уже воспитывать некого? Во дворе детвора перевелась и молодежи не осталось?
И детворы, и молодежи во дворе хватало, и зоркое око Зинаиды не дремало. Вот и сейчас Насте досталось по полной программе.
– Ты что это, девочка моя, себя так низко полоскаешь? – Зинаида, прищурившись, разглядывала худощавую Настену. Давно ли Лида ее в коляске по двору катала, слушая, как та голосит, а вон уже какая барышня вымахала! Девятнадцать скоро. Красивая, вся в мать. Вон в модели подалась и даже что-то получаться стало.
– Что делаю? Теть Зин, я вас не понимаю.
– А что тут понимать? Коль с женатым мужиком связалась, так не уважаешь себя нисколько, так?