Страница 3 из 5
Конечно же, наш Мишаня, не мог пропустить такого события и, как всегда, пристроившись в сторонке со своим футляром, скромнехонько, присутствовал при всех этих, прямо скажем, эпохальных событиях местного розлива, жадно впитывая, все происходившее.
И, надо же было такому случиться, кто-то запустил тему «Каравана», Элингтона. Что может быть благодатнее, для джазовых импровизаций, тем более на нынешних состязаниях. Во всяком случае, для нашего Мишани. И, уж простите меня покорно, но Маргулис, словно зачарованный, вынув скрипку из футляра, поднялся на сцену, хотя сцены как таковой и вовсе не было, нахально, встал впереди и врубил на скрипочке все, чему научился под «рок-рол на костях».
Ну, ребята, скажу я вам, это было событие. Не только для Маргулиса, но и для всех присутствующих. Вот уж, опять-таки, скажу я вам, никто ничего подобного не ожидал. Олег Леонидович, начинавший свою музыкальную карьеру как скрипач, и, конечно же, понимавший толк, в этом инструменте просто выпал в осадок. Ну, не то чтобы уж совсем. Но все-таки.
Короче. Настал для нашего Миши, его високосный час. Правда, понял это он, чуть, позже, когда закончились, я не побоюсь этого слова, овации, которыми наградили его музыканты обоих оркестров, и к нему подошел Олег Леонидович.
– Ты, кто, мальчик? – Спросил он и хотел взять в руки Мишину скрипку. Но, Миша скрипки не отдал. Пальцы будто приросли к дереву инструмента и никак не хотели размораживаться.
– Да, ты не бойся, я не насовсем. Отдам. – Рассмеялся Лундстрем. И Миша отпустил.
– Я, Маргулис. – Неожиданно охрипшим голосом, проговорил он. Олег Леонидович внимательно оглядел скрипку.
– Ну, здравствуй, Маргулис. – И протянул Мише руку. – Откуда ты, такой взялся?
– Я, местный. – И, почему-то, добавил, от волнения, не зная, что еще сказать. – Тутошний.
– Понятно. А здесь-то, что со своей скрипочкой делаешь, тутошний, ты наш? – Весело и легко рассмеялся, Олег Леонидович.
– Ничего, хожу вот, слушаю.
– А, свинговать, где научился?
– Это, что такое – свинговать? – Миша застеснялся своей безграмотности. – У нас в училище не преподают.
– Ну, не преподают, и ладно. Что-то еще сыграть можешь?
– Не знаю. Наверное, все, что скажете.
– Вот, нахал. Вы только гляньте на него, ребята. Все, что скажете. – Лундстрем повернулся к пианисту – Сема, дай-ка, что-нибудь из Гудмена.
– Без проблем. – И Сема заиграл на рояле тему одной из композиций Бенни Гудмэна, «Давайте радоваться». Олег Леонидович протянул Мише скрипку.
– Валяй, парень, включайся. – И легко подтолкнул нашего Мишаню в сторону рояля.
Миша взорлил. «Хаву Нагилу» он знал вдоль и поперек много лет подряд. Она жила в его душе. И, хотя, он ни разу не импровизировал на эту тему, нынче произошло все, как, само собой, разумеющееся, легко и свободно.
Не могу не отметить, как рассказывал сам Миша много позже, так он никогда больше не играл. Душа его парила. Смычок сам, то едва касался струн, то гулял, перескакивая с одной на другую, а то и впивался в них, во все сразу, будто пытался порвать, уничтожить скрипку, покончив с этим кошмаром.
Кошмаром сам Мишаня назвал тот момент, уже потом. Но, тогда, как, опять же, он рассказывал, чувствовал, нет, пожалуй, не чувствовал, а на самом деле, ощущал себя, не Мишей Маргулисом, а кем-то другим. То ли богом, то ли, наоборот, а черт его знает, кем, наоборот. Может, и этим самым чертом, вселившимся не только в него, но и в его совсем простенькую скрипочку. Но, тем не менее, это была такая музыка… такая музыка…
Я ее слышал. И скажу, что, лучше и, главное, откровеннее, никто, никогда не играл, во всяком случае, в те времена и в том месте. Такой «Хавы Нагилы», до сего дня, не слышал никто.
И когда Миша, рванув, в последний раз смычком по струнам в бессилье опустил руки, еще долго в воздухе звучал последний аккорд. А, в ушах присутствующих, металась гулкая тишина.
На этот раз аплодисментов не было..
– Да, парень, – Олег Леонидович глянул в упор на Маргулиса. – Можешь. Ничего не могу сказать. Можешь. Что скажешь, Сема? – Обернулся он к пианисту.
– Может, – Подтвердил Сема. И еще раз добавил. – Честно, может.
– Ну вот видишь, и Сема со мной согласен. А, чтобы Сема похвалил, дорогого стоит. А, что, Володя, – обратился он к Бержицкому, – отдашь мне парня? Или самому нужен?
– Да парень-то вроде в свободном полете. – Улыбнулся Бержицкий. – Так что решать не мне.
– Ну, ладно, ладно, не тебе. – Олег Леонидович подошел к отдельно стоящему столику, заставленному напитками, плеснул в два фужера по грамульке коньяка, с фужерами подошел к Маргулису. – Употребляешь? – Спросил, и протянул Мишане фужер.
– По праздникам. – Слукавил Миша. – Потом, добавил. – И, если поднесут.
– Ну, вот я и подношу. Однако знай. Начнешь выпивать, когда станут подносить, потеряешь все. А тебе есть что терять. – Олег Леонидович отставил фужер. – У Михал Семеновича есть все мои координаты. Окончишь школу. Позвони. Я тебя не забуду. Захочешь, поработаем. А может, и сработаемся
Вот такая история случилась у нашего Маргулиса много лет назад. К сожалению, а, может быть, и, к счастью, без дальнейшего продолжения.
Глава шестая
Судьба.
И пожалуй, это был самый яркий, нет, это был самый выдающийся эпизод в его, Мишиной, жизни.
А жизнь у Миши в, дальнейшем, поначалу, складывалась довольно однообразно.
Окончил училище. Распределился в местный театр миниатюр, приписанный к той самой филармонии. В те годы надо было непременно отработать там, куда направит руководство. Так вот, распределился Мишаня, погастролировал пару лет по городам и весям нашей великой Родины. И заскучал. В коллективе джазом не пахло. Сиди за кулисами с такими же, как и он, бедолагами, между контрабасом, фортепьяно и кларнетом, тот еще составчик. Да, ударника забыл. Как же это я ударника-то забыл. Так вот сиди и озвучивай, вернее, музыкально сопровождай представление. В афише так и было написано. «Музыкальное сопровождение». И перечень фамилий всех музыкантов. Отработал Маргулис положенные два года. Плюнул. Уволился. И отправился в свободный полет. Однако, ненадолго. Надо было работать и как-то, зарабатывать. Делать было нечего. И пошел он в ресторанные музыканты. Благо, подвернулся счастливый случай. Нет, не в какой-то, задрипанный ресторанишко типа «Поплавка». А в новый шикарный, только что открывавшийся, ресторан «Центральный».
А, поскольку, мальчишка, хотим мы этого, или не хотим все-таки был поцелован богом в маковку, хотя, возможно, и сам этого не понимал, то даже в ресторане, нашел свое место. Не сразу, конечно. Но, тут, пожалуй, Мишане повезло. Он был первым, кого пригласили на работу и дали право сформировать будущий состав оркестра, не оркестра, но музыкальную группу, ансамбля. И наш Мишаня постарался. На свой страх и риск, позвал саксофониста из джаз-бенда, того самого, где он когда-то пропадал вечерами. А, надобно сказать, что к тому времени, о котором идет речь, этот самый коллектив, захирел и рассыпался, как это часто бывает в самодеятельности. Везде находятся свои причины. Где-то меняется руководство, где-то, согласно разным директивам, делается акцент на народную музыку, или хоровые капеллы, как в нашем случае, где-то находят другие причины. Но смысл всегда один: «такой хоккей нам не нужен». В общем, факт остается фактом. Музыканты оказались не у дел и с радостью приняли предложение Маргулиса. Так вот. Пригласил он, значит, саксофониста, оттуда же пришел контрабас, ударник, труба и тромбон. А за рояль Мишаня сел сам. Благо, в училище этот инструмент был обязательной дисциплиной, после скрипки, конечно. Вот такой у него получился секстет.
И уж тут, наш Мишаня, развернулся на всю катушку. Или, уж если, не катушку, так на всю свою джазовую тоску, которую носил в душе эти годы.
Но ресторан есть ресторан. И в нем на одном джазе не прокатишь. Что закажут, то и играй. И Маргулис хорошо это понимал. А потому взял солисткой Ларису Пан, из того же развалившегося оркестра. Девчонка обладала чудесным низким контральто, чуть-чуть надтреснутым и необычайно сильным, что немаловажно, потому как ресторанные нагрузки были еще те. И крепкий голос корейской девчонки был как нельзя кстати. Да и внешность у нее была подходящая. В общем, к открытию ресторана у Маргулиса все было на мази.