Подписчики

Всяческое пролистывание страниц и разглядывание фотографий в интернете замедляло осуществление ее масштабного жизненного плана, который она вынашивала с детства. Орла никогда не сомневалась, что переедет в Нью-Йорк. Именно там созревают писатели, а она собиралась примкнуть к их числу. Девочкой она полагала, будто стоявшие на полках книжных магазинов романы выпускаются, почти автоматически, повзрослевшими победителями литературных конкурсов американской средней школы. В ее школе лучшим сочинителем считалась она. Орла всегда получала призы за свои аргументированные эссе, написанные о вещах, которые больше не имеют значения. Губернатор наградил ее ленточкой за статью в местную газету, и в юности Орла была уверена, что Нью-Йорк держит для нее место. Приехав туда, она обнаружила, что это не так. Никто не интересовался ее ленточкой. Она узнала, чем на самом деле занимаются бывшие авторы выдающихся школьных сочинений, прибывая в город: они ведут блоги.

Сейчас она тоже вела блог в «Дамочках», уже шесть лет, и столько же времени пыталась сделать что-то большее — написать книгу. Она старалась игнорировать прежних учителей, которые находили ее в «Фейсбуке» и между ходами в «Фармвилл» замечали, что с нетерпением ждут ее дальнейших успехов. Не то чтобы ее преследовали их пророчества. Нет, ее волновали предсказания Дэнни. Все это давило на нее, и, как ни странно, давление росло тем больше, чем дольше она его не видела — а набежало уже несколько лет. Орла считала, что заключила сама с собой сделку: если весь мир не хочет верить в ее исключительность, то, возможно, ей будет достаточно, чтобы так думал только он.

И теперь, в двадцать восемь лет, когда голова шла кругом от тысяч постов в «Дамочках», а тело устало от тумаков Нью-Йорка, она искала короткий путь — хотя и не призналась бы в этом в открытую даже самой себе. Искала способа прославиться, ничего для этого не делая.

Бывшая коллега — одна из немолодых женщин, лет тридцати трех, — бросила работу на сайте, продав свою переписку в приложении для знакомств крупному издательству. «Теперь мне осталось, собственно, только состряпать эту чертову переписку», — подслушала Орла ее слова в женском туалете накануне безвозвратного ухода сотрудницы из «Дамочек». Ее агент, добавила предприимчивая особа, продал ненаписанную книгу, имея лишь одну главу. Орла навострила уши: у нее было больше одной главы. Значит, нужно найти агента, но она не имела понятия, как это делается.

И вдруг однажды утром подсказка оказалась на полу возле ее квартиры.

Орла, по сути, украла визитную карточку, но она не назвала бы это воровством. Ну в самом деле, в наши дни все сведения с визитки любой может найти в интернете. И потом, Флоренс никогда и не вспомнит, что уронила ее. Накануне она пришла домой пьяная в дупель, так что даже не с первого раза попала в квартиру. Орла проснулась оттого, что соседка, спотыкаясь, шарахалась по этажу, пытаясь сунуть ключ в разные замки, пока наконец не распахнулась нужная дверь и Флоренс не загорланила с порога: «Шесть, мать твою, Д! Я живу в квартире шесть Д». Смешанное амбре — ром, шаверма, тяжелые духи с запахом сладкой ваты — просочилось под фальшивую дверь в фальшивой стене: невзрачная перегородка делила комнату пополам, превращая ее в две спальни.

Флоренс въехала три недели назад и еще ни разу не пришла домой в приличное время. С того первого дня, когда она появилась, в обтягивающей белой майке, без лифчика, с длинными темными волосами, залезающими в подмышки, Орла почти не видела новую соседку, найденную через сайт объявлений. Весь день Флоренс спала, а в сумерках просыпалась и начинала прихорашиваться; вонь жженых волос смешивалась с парами ужина, который Орла разогревала для себя в микроволновке. Флоренс исчезала из дому каждый вечер, когда Орла ложилась спать, а возвращалась на рассвете и заваливалась в постель в то время, когда Орла уходила на работу, пробираясь мимо последствий веселой ночки в гостиной: туфель, потерпевших крушение при входе, клатча, брошенного на линолеум в кухне, кредитных карт, наполовину высовывавшихся из-под плиты, ключа, так и болтающегося в замке.

В то утро по крайней мере десяток визитных карточек были рассыпаны по пыльному ковру в гостиной. Орла собрала их и изучила. Модельные скауты, телепродюсеры, мелкие сошки из косметических компаний и один тип, именующий себя «разработчиком персонального бренда и гуру всестороннего имиджа». Орла сложила карточки стопкой на столе и ушла.

На неопрятном ковре нефритового цвета около лифта лицевой стороной вверх валялась еще одна карточка. Орла прочитала ее, не поднимая: «Мария Хасинто, литературный агент». Карточка не внушала доверия. Название фирмы наводило на мысль о какой-то жалкой конторе, а картон был таким тонким, что слегка задрожал, когда лифт приехал и открылся.

Орла ступила в кабину, но вдруг придержала рукой дверь и вышла. В голове у нее мелькнула мысль: «Не помешает», и у девушки не было причин не доверять интуиции. Поднимая карточку с ковра и засовывая ее в брюхо сумочки, она уже составляла в уме имейл, который пошлет Марии Хасинто.

* * *

По утрам, по крайней мере когда по Восьмой авеню не носились со зловещим завыванием пожарные машины, квартира была густо наполнена тишиной. Хотя это не она была здесь новой жиличкой, Орла ловила себя на том, что старается не разбудить Флоренс. Она смотрела утренние новости без звука, перестала пользоваться феном и покупала кофе по пути на работу, чтобы не жужжать кофемолкой. Орла убеждала себя, что лучше наслаждаться тишиной, что знойным августом влажные пряди дарят прохладу в метро, что бумажный стаканчик с кофе в руках в начале дня — вообще-то очень по-ньюйоркски. Такова уж была ее натура, и она знала за собой эту слабость. Орла всегда одалживала нахальным одноклассницам одежду и чересчур усердно извинялась, когда кто-нибудь врезался в нее на улице, стеснялась высказать свои пожелания во время тимбилдинга в тапас-баре, а потому позволяла коллегам заказывать ужасную еду вроде осьминога или утки и оставалась голодной. Орла терпеть не могла тапас. Она вообще не переваривала гастрономические привычки ньюйоркцев: пристрастие к сэндвичам с кусками мяса толщиной пятнадцать сантиметров; тянущиеся через весь квартал очереди за гигантской выпечкой; манеру обсуждать шеф-поваров, словно ты их близкий друг. («Это одно из заведений Булю», — как бы невзначай бросила на днях Ингрид, как будто время от времени играла с известным ресторатором в стритбол.) Но больше всего Орла ненавидела второй завтрак, продолжающийся целый день, когда народ вылезал из своих квартир и толпился на тротуаре, отчего она, проходя мимо со своим куцым рогаликом, выглядела вызывающе одиноко.

Но все же какой-то толк от традиции второго завтрака был: по воскресеньям Флоренс в это время уходила из дома. Орла слышала, как она раздражающе возилась с телефоном в своей комнате — единственной настоящей спальне в квартире, — бесконечно перебирая рингтоны, пока наконец не начинала использовать аппарат по назначению, звонила кому-то и дурным голосом трещала о своем похмелье. Гласные заменяли друг друга без всякой системы. «Прювет, лахёдра, — ныла она. — Блё-о-о-одь! Я с такого будуна-а-а-а!» Звонок обычно заканчивался тем, что Флоренс соглашалась встретиться с кем-то минут через двадцать. «Уже сажусь в такси», — завершала она и заваливалась спать еще на часок. После этого, цокая каблуками, наконец удалялась.

В ближайшее воскресенье после того, как Орла подняла с пола визитку, она услышала через стену, как Флоренс вопит по телефону. Неожиданно она замолчала, так внезапно, что Орла испугалась, не подавилась ли соседка. Она подползла к изножью кровати, стащила со стола ноутбук и, поставив его на одеяло, стала искать описание приема Геймлиха, позволяющего спасти человека от удушья. Вдруг Флоренс сказала, явно увидев на экране сообщение о параллельном звонке:

— Блин. Я перезвоню.

Орла закрыла ноутбук и затаилась. Последнюю фразу Флоренс произнесла с таким выражением, что Орле стало любопытно, кто пытался с ней связаться.