Страница 3 из 7
Теперь я хотел бы проиллюстрировать эти слова с помощью выдающихся типов веры – первобытной, восточной, семитской, греческой и эллинистической, а также христианской.
(i) Первобытная вера
Отношение первобытных людей к окружающему миру обычно называют аниматизмом, или анимизмом. Первый этап, который считается более ранним, связан с переживанием жизни, энергии во всех вещах; эта жизнь проявляется с разной силой и наводящей ужас мощью в самых разных предметах, от камней до звезд. Предполагается, что этот неопределенный монизм постепенно уступает место плюрализму, где предметы обладают отдельными душами, и собственно анимизму, в котором духи объектов отличаются от их материальных пристанищ и иногда могут их покидать, ведя отдельную бесплотную жизнь[11].
Блейк был близок к истине, когда писал: «Поэты древности одухотворяли все предметы окружающего мира, отождествляя каждый из них с тем или иным божеством; они наделяли их именами и свойствами лесов, рек, гор, озер, городов, целых народов… пока не сложились новые взгляды на мироздание, чем воспользовались те, кто попытался сделать окружающий человека мир вульгарно материальным, для чего они изгнали Божества из всего сущего на земле…». Бракосочетание рая и ада (Пер. А. Сергеева. – Прим. пер.).
Но такое описание «интеллектуально», и потому уводит от сути. Первобытный человек не создает теорий относительно тел, душ и их отношений; и его установку в отношении окружающего мира, наверное, лучше всего можно описать, на языке Мартина Бубера, как отношение «Я» и «Ты». Для нас предметы, за исключением разве что некоторых, предстают в качестве «оно»: для него они, так сказать, братья, живые формы присутствия, с которыми он имеет дело непосредственно, в атмосфере живых эмоций[12]. Он не заполняет духами мертвый мир; ведь и мы не считаем своих соседей трупами, которых питают жизнью призраки, управляющие ими. Человек и общество так основательно включены в природу, что между ними почти нет границы, как нет границы между живым и неживым.
Вероятно, из такой первичной матрицы жизни, где еще почти отсутствует деление на надчеловеческие и дочеловеческие уровни, постепенно сформировались иерархии космоса у более развитых культур[13]. Такая иерархия – ключ к понимаю человека: ее масштаб и благородство показывают нам его сущность. Дикарь, имеющий развитый пантеон и космологию, – уже не дикарь. Мексиканский народ зуни, например, можно считать образцом довольно продвинутой стадии. Этот народ считает, что солнце, луна и звезды, небо, море и земля и все земные объекты причастны единой сознательной жизни, которую называют Ахай, или «Существа», в число которых входят некие великие «Завершители, или творцы путей жизни», а также верховный «Держатель Путей нашей Жизни»[14]. В Аннаме бытовал во многом похожий взгляд, что жизнь присутствует в звездах, земле, камнях, ветре, огне, а также животных и растениях, но, скорее, в группах или родах объектов, а не в индивидах. Природа и общество, небесные, земные и человеческие тела составляют единое целое. Так, вождь черноногих во время церемонии Солнечного танца умоляет Солнце дать здоровье и изобилие, Мать-Землю – дождь, траву и ягоды, Утреннюю звезду – покой и освежающий сон, Великий Дух – долголетие и счастье[15]. Человек и его высшие хранители тесно взаимодействуют, как члены «единой семьи небес и земли». А иногда к небесному ответвлению этой семьи причисляют вождя или даже простых людей. Бенгальский народ каси верил, что отдельные люди забрались по дереву на небо; дерево срубили, а люди остались висеть на небе, став звездами[16]. И когда человек начинает сознательно полагаться на землю, солнце и звезды, он также начинает сознавать, что они полагаются на него: эти отношения тяготеют к взаимности. Не так давно царь-жрец в Ифе, священном городе Йорубаленда, сказал, что отмена некоторых жертвоприношений может угрожать циклам природы в целом[17]. Можно привести бесчисленные примеры обрядов, цель которых состоит в содействии благотворным небесным и земным процессам и их поддержании.
(ii) Восточная вера
Боги, становясь все более божественными, отступают в возвышенные регионы небес: чтобы стать высшими божествами. Но между небом и землей, как бы далеко они ни разъединялись телесно и духовно, должны постоянно циркулировать восходящие и нисходящие потоки реки жизни. Требуются иерархии, системы посредников[18] или хотя бы один посредник, объединяющий божественное и человеческое; иначе восходящий поток жертвоприношений и молитв и нисходящий отклик в виде материальной и духовной благодати иссякнет. Религия, с одной стороны, настаивая на том, что человека и бога разделяет обширная пропасть, с другой стороны, должна построить мост, по которому можно ее пересечь[19]; и чем шире эта пропасть, тем великолепнее, вероятнее всего, окажется мост. Посетители моста имеют смешанную природу, и это любопытный и важный момент: они отмечаются, так сказать, в обоих мирах. Так, многие боги ведийского пантеона прежде были людьми. Считается, что сам Будда спустился с «небес тридцати трех богов»[20], чтобы спасти человеческий род; и, в качестве просветленного, он превосходит богов. Осирис, царь и богочеловек, после того как его убили и разрубили на части, воскрес из мертвых, поднялся на небеса и стал «Повелителем сил», подателем бессмертия и божественным судьей людей. В одной китайской поговорке говорится: «Современные божества шэнъ – это люди древних времен». «На это небо, кажется, не ведет лестница», – говорит Яджнавалкья в Упанишадах[21]; «Каким образом приносящий жертвы приближается к миру Сварги?» Ему приходит ответ: «Через жреца-брахмана». Ему известно, как проложить лестницу Иакова, ведущую от верующего, прикованного к земле, до высшего неба. Иногда упор делается на ступенях – иерархии богов или духов – а иногда на магических энергиях или техниках, которые позволяют по ним восходить, а также на сакральных знаниях и искусности жреца, исполняющего ритуал[22]. Китайских божеств-шэнъ традиционно делили на три великих рода – небесных (солнце, луна, звезды, ветры, облака), земных (горы, реки, равнины, моря, поля) и людей; в живое целое их объединяет и поддерживает Дао, или Путь, ежедневный и годовой путь Вселенной, в гармонии с которым человеку следует сознательно жить[23]. В этой изощренной иерархии все вещи, от Небес до самого ничтожного растения, и все существа, от императора до нищего, имели соответствующее им звание и роль. Через ритуал жизнь индивида и общества в совершенстве согласуется с жизнью Неба, земли и божественных предков: дисгармония на любом уровне затрагивает целое.
Небесные силы считают целиком трансцендентными, особенно непосвященные: эти силы – всегда внешние по отношению к человеку, хотя в загробной жизни он может занимать равный им ранг и место. Но наряду с этой традицией существует традиция имманентности, согласно которой небесная иерархия отражена в глубине человеческого существа, так что он может отождествиться с любым ее порядком – или сразу со всеми[24]. Посмотрим, например, на японских ками («то, что наверху») – духов гор, ветров, деревьев, рек, моря, солнца, луны, звезд и т. д. до бесконечности. Хирата[25] молился им каждое утро: «Сначала благоговейно почтив великого Бога двух дворцов Исэ (богиню Солнца), 800 мириад небесных ками, 800 мириад ками-предков, все 1500 мириад, к которым устремляются большие и малые храмы… Я с трепетом молю, чтобы они соизволили исправить мои невольные прегрешения, виденные и слышанные ими, и, даровав мне благословение и поддержку в меру сил, которыми владеет каждый из них, побудили меня следовать божественному примеру и творить на своем пути добрые дела». Здесь нет и намека на имманентность. Однако Мунетада[26], современник Хираты, считал, что он может в созерцании постигать истинные отношения ками и человека, и что он сам может стать одним из них. Бунджиро[27] утверждал, что одержим богом. Стоит сказать, что существует важное отличие между типом личности, который просит высшие силы о вмешательстве и переживает его, и типом, который активно ищет единства с ними. Буддийский монах, который повторяет «Аум мани падме хум», – пример второго типа: эти шесть слогов символизируют шесть классов живых существ – богов, полубогов, людей, животных, промежуточных существ, обитателей ада, – с которыми он по очереди отождествляется, пока не вместит их все.
11
Пример того, как аниматизм переходит в анимизм, можно найти в работах: Frazer, The Golden Bough, i.p. 62; TyLor, Primitive Culture, ii. p. 215.
12
Ср. H. and H. A. Frankfort, Before Philosophy, I.
13
О мане (или аналогичных явлениях – манату, ваканде, или аренде у некоторых племен североамериканских индейцев) как о первовеществе, из которого выделились отдельные духи: С. R Aldrich, The Primitive Mind and Modern Civilization, pp. 41 ff; противоположную точку зрения высказывает Р. Карстен в Истоках религии {The Origins of Religion).
14
J. Estlin Carpenter, Comparative Religion, pp. 81 ff; R. R. Marett, Head, Heart and Hands in Human Evolution, pp. 94 ff.
15
Carpenter, Op. cit., pp 35-6.
16
Robert Eisler, The Royal Art of Astrology, p. 57.
17
Н. Ward Price, Land Tenure in the Yoruba Province, p. 4; цит. no: Christopher Dawson, Religion and Culture, p. 125. О раннем этапе религиозной культуры в Индии м-р Доусон пишет: «Именно жертвоприношение вызывает восход солнца и управляет сменой времен года. Именно за счет жертвоприношений живут Боги, и ради жертвоприношений существуют люди…» Op. cit., р. 92.
18
Саньясины, говорится в Мундака-упанишаде, I. II. 11, «идут, безгрешные, через врата солнца [туда], где— тот бессмертный Пуруша, негибнущий Атман». Вспоминаются строки Траэрна из его стихотворения Тупость (Dumbness): «Земля же приняла священнический сан».
19
В Месопотамии считалось, что человек существует, чтобы служить богам в их земных владениях и, выполняя за них черную работу, освобождать их. Здесь мы видим органичное единство человеческого и божественного при сохранении должной субординации. См. Thorkild Jacobsen, in Before Philosophy, pp. 197, 201, 207, 213.
20
Hastings, E. R. E., iv. pp. 571 ff. Буддийские духи подразделяются на (1) небесных бодхисаттв, (2) нагое и махорагов — змеино- и драконоподобных существ, обитающих в небе или воде, (3) якшей, или духов, часто дружелюбных, (4) асуров, ракшасов и т. д., демонов и чудовищ, часто связанных с почвой.
21
Брихадараньяка-упанишада, III. i. 6.
22
Например, великая школа карма-мимансы представляла собой разновидность ритуального атеизма; в ней боги не существуют отдельно от жертвоприношений, которые им приносят: само жертвоприношение обладает достаточной силой, как часто происходит уже в Брахманах.
23
«Человеку образец – Земля, Земле образец – Небо, Небу образец – Путь». Дао Дэ Цзин, XXV (Пер. В. Малявина. – Прим. пер.).
Один китайский учитель сказал д-ру Эдкинсу (Religion in China (1878), р. 109), что Полярная Звезда – Повелитель неба и земли. В поздней даосской литературе часто говорится о правлении звезд.
24
Индуистский гений решительнее всего утверждал высшее единство всех самостей на небе и земле с Самостью человека. См., напр., Брихадараньяка-упанишада, III. vii. 3-11.
25
Японский синтоисткий учитель (1776–1843). Он следовал такому правилу: «Поступай так, чтобы тебе не было стыдно перед нами». См. Carpenter, Comparative Religion, pp. 93, 135.
26
Мунетада (род. 1780) основал секту куродзуми-кё и проповедовал разновидность солнечного пантеизма, где все боги подчинялись Великому Духу Вселенной.
27
Бунджиро (1814–1883) основал конко-кё, синтоистскую секту с более монотеистическим уклоном.